НЕСКОЛЬКО МЫСЛЕЙ О СУДЕ И ПРАВОСУДИИ.

Суд очень странный и очень древний орган. Он появился еще до образования государства. С появлением государства – машины организованного насилия или, как сейчас принято говорить, стационарного бандита, прежнее правосудие, основанное на морали, на понятиях правды и справедливости,   осуществлявшееся старшими и мудрейшими в роде, было устранено и стало достоянием истории.

Государство не нуждалось в соблюдении морали и приобретении авторитета у своих подданных, поскольку опиралось на силу и подавление (вплоть до убийства) тех, кто его не признавал. Поэтому и суд, установленный таким государством, получал свое оправдание из насилия и действовал на основании прямых указаний, которые давались правителем. Мудрость, справедливость и авторитет стали для суда не обязательными.

Поэтому редко когда решения государственного суда воспринимались гражданами как мудрые, справедливые и честные.

У нашего русского народа отношение к суду стойко закрепилось в пословице: « Где суд, там и неправда». А сущность самого судебного процесса на Руси было навечно запечатлено в «Повести о Шемякином суде». В евангелской известной притче о судье неправедном, дается характеристика этому судье, что он «Бога не боялся и людей не стыдился» (от Луки 18:1-8).

И сколько бы времени не прошло, не смотря на множество и внешних и сущностных изменений, общее содержание суда до настоящего времени радикально не изменилось.

Чтобы понять наш современный русский суд, то надо учесть, что он сформировался в условиях криминальной революции. Победившая в России криминальная революция наложила свой черный губительный отпечаток на умонастроения и представления о добре и зле каждого взрослого русского человека, не могла не отразиться и на формирование судебной системы.

Демократическое мечтание о том, что суд должен стать самостоятельной ветвью власти, а судьи руководствоваться только законом и свои внутренним убеждением, остались благими пожеланиями. Поэтому когда в России коррумпированная бюрократия стала формировать властную вертикаль, судебная власть охотно и без всяких оговорок заняла в этой вертикали то место, которое ей уготовили в администрации президента.

Что и говорить, доверие к нашим судьям у народа совсем не высокое. Но одновременно с этим, русские обыватели обращаются за разрешением споров исключительно в суд, не желая пользоваться усиленно навязываемой им процедурой медиации или услугами третейского суда.

Казалось бы налицо противоречие. Но это только видимое противоречие. Получив урок в ходе криминальной революции, что   любой паршивец, как бы по нему не плакала тюрьма, если он находит крышевание в органах государственной, в том числе и судебной, власти, чувствует себя вольготно и безопасно, наш русский обыватель ищет в суде не просто правосудия, а такого же крышевания, то есть, хотя бы слабого ощущения вольготности и безопасности.

И пока этого ощущения вольготности и безопасности нашему обывателю не будет предлагать медиация и третейский суд, он туда по своей охоте не пойдет. Вместо грозного судебного разбирательства, которое дает, как выразился мой знакомый, «кайф и драйф», в процедуре медиации и в третейском суде используются не столько право, сколько абстрактные справедливость и мораль, которые, в глазах пережившего криминальную революцию русского обывателя, мало чего стоят.

Во- вторых для негосударственного разрешения спора в процедуре медиации или в третейском суде требуется наличие доверия к другой стороне в споре, которое сегодня в своей массе не наблюдается, так как стороны, в большинстве случаев, убеждены в бессовестности и беспринципности друг друга.

В третьих выносимые рекомендации и решения в процедуре медиации и в третейском суде не будут добровольно сторонами исполняться, поскольку не покоятся на высоком моральном авторитете этих негосударственных органов, а, следовательно, не образуют сильную мотивацию их добровольного исполнения для стороны, которая считает их несправедливыми.

И наконец, в четвертых, выносимые решения негосударственными органами никак не связываются в сознании русского обывателя с угрозой применения государственной силы для защиты принятого в его пользу решения, если другая сторона от добровольного исполнения отказывается. В этом случае необходимо снова обращаться в суд, то есть досудебная процедура выступает как напрасно потраченные время и деньги.

Впрочем, аналогичное противоречие мы все наблюдаем в отношениях русских обывателей к полиции, к органам государственной и муниципальной власти и т.д.

И так, только разрешение спора в государственном суде, при всех недостатках, которые ему присущи, дает человеку уверенность в окончании конфликта по принципу: лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Отправление правосудия работа не просто сложная. Это работа адова. И что удивительно, на мой взгляд, это работа адова в прямом и переносном смысле.

Сейчас я попытаюсь это объяснить. Я сам когда-то давно работал судьей. И всегда, в целом, был доволен тем, как вершил правосудие. Но, случилось так, что я стал верующим христианином, мормоном. А как известно, мормоны  добровольно принимают обязательство «быть честными, верными, целомудренными, благожелательными, добродетельными и делать добро всем людям»(Символ веры мормонов, пункт 13), поэтому я свои деяния на должности судьи стал переоценивать, и эта переоценка стала приносить все больше душевных мук и страданий.

9 апреля на заседании круглого стола по проблеме правосудия, я, в состоянии эмоционального всплеска, сказал, что самые подлые поступки, за которые мне стыдно, я совершил, когда работал судьей. Я сейчас оцениваю это заявление как эмоциональный перехлест, но где-то все же справедливое.

Я стал работать судьей в г. Шуя Ивановской области. Этот период моей судебной работы я считаю благополучным. Я был полностью самостоятельным судьей, никто и никогда там на меня не влиял. И взятки мне там никогда не предлагали.

Совершенно иная ситуация сложилась, когда я стал работать судьей Заводского района г. Саратова. Председателем суда был Харитонов А.М. Он, как старший и более опытный судья, примерно раза три, может быть четыре, пытался подсказать, какое решение было бы правильным по некоторым уголовным и гражданским делам. Но я на его устные советы, по молодости или по свойственному мне максимализму, не особо обращал внимание. Тогда Харитонов стал интересоваться, как я предполагаю разрешить то или иное дело. И если мой ответ его не устраивал, А.М. Харитонов просто забирал у меня гражданское или уголовное дело и передавал его другому судье. Правда, как мне помнится, и мне он иногда передавал на рассмотрение дела от других судей.

Что же касается взяток, то в Саратове не проходило месяца, чтобы кто-нибудь мне, как судье, не пытался ее дать. В основном это были женщины, которые, объясняя мне, что сухая ложка рот дерет, пытались вручить какие-то суммы денег. Я их всегда достаточно грубо одергивал и выставлял из кабинета. Привлекать этих несчастных женщин к уголовной ответственности за попытку дать взятку мне никогда в голову не приходило. И я судьбе за это благодарен.

В некоторых случаях, когда взяткодатель мне не был известен, я отдавал обнаруженные деньги председателю суда А.М. Харитонову, вызывая у него этим явное раздражение. Впрочем, как мне помнится, всегда обнаруживался тот, кто случайно забывал деньги в гражданском деле, и история на этом заканчивалась.

В прочем, у меня был один эпизод который меня сильно сегодня смущает. Как-то перед ноябрьскими праздниками ко мне зашла адвокат, дочь моего начальника А.М. Харитонова, и принесла мне две бутылки трехзвездочного коньяка. Я ее спросил, что это значит? Она мне ответила, что просто от чистого сердца. Ни за какое дело она не просила. Не знаю почему, но я тогда решил, что этот коньяк от самого А.М. Харитонова, который он передал мне через свою дочь. И эти две бутылки коньяка я принял. И продолжал работать, ничего не меняя в своей практике.

Но это я просто отвлекся. Сильные душевные муки я испытываю по другому поводу.

Будучи судьей, я принимал решения по гражданским делам и выносил приговора, которые когда – то мне казались законными и обоснованными. Так, например, рассматривая уголовные дела, я всегда исходил из, казавшихся мне тогда справедливыми, трех принципов: за первую судимость наказывать очень мягко, за вторую судимость давать не менее трети до половины срока, а за третью судимость, не зависимо от деяния, давать не менее двух третей и на полную катушку. За тяжкие преступления, такие как убийство, изнасилование, разбой и грабеж, я всегда применял очень жесткие наказания. Признаюсь, что мне указывали некоторые судьи областного суда на излишнюю суровость, но приговоры не изменяли и оставляли в силе. И я практику раздачи по этим принципам сроков не менял.

По гражданским делам меня сегодня больше всего угнетают решения, которые я принимал не на основании закона и своего внутреннего убеждения, а по рекомендации, так называемых кураторов из областного суда. Правда, это не было чем-то из ряда вон выходящим. Это была обыденная практика, когда по более или менее сложным делом районные судьи звонили или приезжали в областной суд, разбирали дело вместе с куратором, и куратор, судья областного суда, давал устный совет, какое решение по делу следует принять, причем выполнение этого совета всегда являлось гарантией оставления решения в силе, в случае его обжалования.

Иногда эти рекомендации не совпадали с моим представлением о законности, но, не смотря на это, я все равно оглашал решение, рекомендуемое куратором из областного суда.

Впрочем, у меня достаточно было самостоятельных решений по делам, некоторые из которых приводили в возбуждение местные районные партийные и советские органы. Один раз меня вызвал к себе второй секретарь райкома партии, чтобы, как он выразился, посмотреть на судью, который решился принять, по его оценке, «странное»  решение.

За подавляющее большинство решений и приговоров мне и сегодня не стыдно. Однако покоя не дает мысль, что там, где я судил механически по шаблону или на основании кураторского совета, то, вольно или невольно, катком проходился по судьбам людей, не задумываясь о последствиях. Не понимая, что настанет время, и за каждое такое решение, за каждый приговор придется давать суровый ответ. И вот я сейчас с тревогой представляю, а как предстану с этим грузом перед Господом, что я ему скажу в свое оправдание, когда обиженные мной в суде души станут меня обвинять, взывая к справедливости?

Остается только уповать, что Господь милостив.

Но вернемся к нашему правосудию.                             

Сегодня, в условиях усиливающегося противостояния с западным миром и наращивания экономических санкций, наше российское правосудие в том виде, в каком оно есть, становится тормозом экономического развития. Зарубежные инвесторы не особо спешат вкладывать свои деньги в российскую экономику, так как не доверяют нашим судам, которые являются составной частью государственной системы управления, где коррупция является системообразующим элементом.

Чтобы преодолеть это недоверие к судам, известные юристы Михаил Федотов (глава президентского Совета по правам человека), Сергей Пашин (член Московской Хельсинкской Группы и президентского Совета по правам человека, федеральный судья в отставке), Михаил Барщевский ( представитель президента в Конституционном Суде, представитель правительства в Верховном Суде ) и Андрей Клишас (миллионер, член Совета Федерации) предложили в "Российской газете" ( http://www.rg.ru/2015/03/13/sud.html ) десять радикальных перемен, повышающих гарантии полной независимости судей.

Первое предложение. Председатели судов всех уровней, кроме Верховного Суда, должны избираться и увольняться с должности Советом Федерации по представлению председателя Верховного Суда РФ.

Федеральные судьи, после одобрения своих кандидатур в квалификационных коллегиях судей, назначаются на должность Советом Федерации по представлению председателя Верховного Суда РФ.

Лишение полномочий мировых судей, в том числе избранных населением, должно осуществляться только законодательным собранием субъекта Федерации по представлению председателя областного суда.

Второе предложение. Создание специальной структуры по обеспечению независимости судей от любых форм внешнего давления - коррупционного, административного, криминального. Эта же структура должна предотвращать коррупционные проявления и внутри самого судейского сообщества.

Третье предложение. Система апелляционных и кассационных судов для судов общей юрисдикции должна быть построена по тому же межтерриториальному принципу, что и у арбитражных судов.

Четвертое предложение. Полномочия председателей судов всех уровней должны быть резко сокращены и сведены в основном к организационно-хозяйственным.

Пятое предложение - начать работу по подготовке нового Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов. Действующие, в силу ряда исторических причин, утратили свою системность, логичность, а значит и справедливость.

Шестое предложение. Требуется значительно усилить контроль за следствием. Возвратить ряд надзорных функций прокуратуре; ввести институт следственных судей; обеспечить адвокатам реальную возможность для защиты обвиняемых.

Седьмое предложение. Расширение количества дел, рассматриваемых судом присяжных. Появление новых форм судопроизводства с участием представителей общества. По менее сложным и тяжким составам преступления рассматривать дела с двумя или больше судебными заседателями.

Восьмое предложение. Представительство сторон в суде по гражданским делам должно осуществляться только лицами не имеющими судимостей, обладающими дипломом юриста и сдавшими соответствующий экзамен.

Девятое предложение. Предлагается обязать стороны к раскрытию информации о наличии доказательств до начала процесса, как это принято во всем цивилизованном мире и не позволяющая устраивать сюрпризы судье и второй стороне по ходу процесса.

Десятое предложение. Поднять размер госпошлины ( с правом судьи снизить ее для тех, кому в силу их материального положения она окажется не по карману), чтобы угрозой оплаты высокой госпошлины мотивировать многие споры решать миром, чтобы заработал институт медиации.

Кроме того предлагается ввести по очень широкому спектру гражданских дел так называемый претензионный порядк. Если сторона спора уклоняется от удовлетворения справедливых претензий второй стороны, или наоборот, заявляет необоснованные требования, и дело попадает на судейский стол, то такая "несговорчивость" того, кто был неправ, должна наказываться рублем.

Не скажу, что все предложения равноценны.

Некоторые, на мой взгляд, реально меняют ситуацию в судах в лучшую сторону, некоторые носят косметический характер и на качество судебной системы не влияют, а некоторые расценить иначе чем консервативно- реакционные я просто не могу.

Все думающие читатели прекрасно понимают, что далеко не все выдвинутые юристами предложения получат свою поддержку в кабинетах власти.

Понятно, что все предложения, которые   ослабляют властную вертикаль, будут отброшены, как неприемлемые.

Не могут быть приняты и предложения, которые вносят элемент конкурентности и ослабляют контроль за процедурой подбора и расстановки судебных кадров.

Могут быть приняты, не без преодоления сопротивления консерваторов в самой судебной системе и в высших эшелонах власти, те из выше приведенных предложений, которые сохраняет судебную систему подконтрольной, но создают внешнюю видимость перемен.

На мой взгляд, наша консервативная власть весьма охотно создаст еще одну контролирующую и надзирающую бюрократическую структуру в системе судебной власти.

Власть охотно внесет изменения в работу суда присяжных. Кстати, предложения по этому поводу уже сформулированы Верховным Судом РФ и обнародованы.

Власть готова будет обновить уголовное и процессуальное законодательство. Правда, на мой взгляд, изменения в процессуальное законодательство не могут быть серьезными и глубокими. Поэтому в этой части большинство высказываемых предложений будут отклонены как недостаточно продуманные или как преждевременные.

Власть не без трений, но готово будет перераспределить полномочия и компетенцию между следственным комитетом, прокуратурой и даже создать институт следственных судей. Но сделано это будет очень осторожно и без радикальных перемен.

Власть охотно введет адвокатскую монополию в гражданском судебном процессе. Она уже пыталась это сделать несколько лет назад, но тогда более свободное общество подвергло предложения жесткой и серьезной критике. Сегодня ситуация в обществе принципиально иная.

Власть может дать одобрение повышению госпошлины. Но делать это будет осторожно. Она не может не учитывать огромное число русских семей, которые живут ниже уровня бедности или на грани нищеты. Но сама идея поднятия размера госпошлины не может не быть для власти привлекательной.

Главное, что, на мой взгляд, должен принять во внимание думающий читатель, принципиально невозможно создать независимый, самостоятельно действующий суд, или, другими словами, самостоятельную и независимую судебную власть, без слома забетонированной вертикали власти и обеспечения реального разделения властей.

А реальное разделение властей невозможно в условиях отсутствия политической конкуренции, свободы политической и общественной деятельности, без честных и прозрачных выборов, свободы получения и распространения информации и прочая, и прочая, и прочая.

Не надо быть пророком, чтобы понять, что при сложившейся системе управления Россией, без устранения от власти политических сил, рассматривающих коррупционную ренту как самый эффективный инструмент подготовки, принятия и исполнения управленческих решений, решить проблему доверия к судебной власти не удастся.

А жаль.