Де Голль о командире нового типа.

Голль Ш. Профессиональная армия. - М.: Госвоениздат, 1935.

de Gaulle. Vers l'armee de metier. - Paris.: Berger-Levrault, 1934.

В. Какой должна быть профессиональная армия

III. Командование

Изменения в использовании силы преобразуют и работу "командования; не в основах ее, конечно, потому что для того, что бы вести людей в бой, - будь они вооружены мечами или со временными танками, - роль начальника все равно заключается в том, чтобы задумать операцию, сообразуясь с обстоятельствами, решить и предписать ее исполнение, насилуя натуру как свою, так и других, а позднее, когда операция начата, от времени до времени возобновлять средства системы, неустанно расстраивающиеся в ходе событий. Повсюду и во все времена существовала известная философия командования, неизменная, как природа человеческая, и являющаяся действительным уроком военной истории. Если Карл XII{112} плакал над рассказами о подвигах Александра Македонского, если Бонапарт{113} изучал походы Фридриха и если Фош указывал на приемы Наполеона, то это значит, что они были проникнуты чувством непрерывности, преемственности. Подняться выше самого себя, чтобы господствовать над другими, а тем самым и над событиями, - это такое усилие, которое неизменно в своей сущности. Зато внешние его приемы радикально меняются.

По правде говоря, до тех пор, пока ведение боя являлось исключительно фактом проявления физических (мускульных) усилий человека и лошади, искусство начальника состояло в сущности в том, чтобы поддерживать расположение своих людей по отношению к неприятелю, к местности и к солнцу таким образом, [71] чтобы одновременность и эффективность их колющих, рубящих, отбивающих чужие удары движений была как можно выше. А так как сила наносимых войскам ударов зависела от их решительности, - ведь страх парализует, а воинский пыл укрепляет тело, - то командование тем самым и должно было возбуждать в своих подчиненных душевные порывы, повышающие энергию ударов. Кроме того, сражение разыгрывалось на коротких дистанциях между тесно сжатыми, стоявшими на ногах людьми, а потому всякий начальник, вплоть до высших, мог простым взглядом охватить всю совокупность боя; другими словами, он мог командовать, не прибегая к посредничеству и воздействовать на поведение сражающихся одним своим присутствием. Тактика заключалась во взгляде (сводилась к кругозору), а престиж - в производимом внешнем впечатлении. Ганнибал выигрывал свои сражения взором и примером.

Появление огнестрельного оружия сразу ввело войну, не менявшую своей формы в течение всех отмеченных историей тысячелетий, в стадию хронической эволюции. Прогрессирующее совершенствование мушкетов, ружей и пушек не прекращалось. Новое оружие было уже не простым продолжением человеческих рук, как меч и копье. Оно, независимо от ловкости и храбрости солдат, обладало своими внутренними свойствами, которыми надо было уметь воспользоваться, а также и невыгодными сторонами, которыми нельзя было пренебречь. Дальнобойность, настильность, скорострельность, система снабжения боевыми припасами сделались существеннейшими факторами при выборе построений, времени и местности. Принимая, с другой стороны, во внимание то обстоятельство, что вместе с увеличением радиуса действия оружия возрастали дистанции и интервалы, а войсковые части оказывались вынужденными прятаться за прикрытиями, начальникам в конце концов стало несравненно труднее составлять себе представление о том, что делается вокруг них. Условия, связанные с применением военно-технических средств, приобретали, таким образом, все возрастающее значение, а, с другой стороны, непосредственное воздействие руководителей на исполнителей с каждым сражением все усложнялось. Лучшими генералами оказывались те, чьи распоряжения обеспечивали за огнестрельным оружием максимальную эффективность. Не имея возможности быть одновременно видимыми для всех, они прилагали все усилия к тому, чтобы создать в рядах большой скрытый подъем, а в минуту решительного удара появлялись самолично в надлежащем месте и в надлежащий момент. Таковы были Конде, Гош{114}, Наполеон.

Мировая война возвела на максимальную высоту господство техники. Никакое мужество не в состоянии восторжествовать над [72] ураганным артиллерийским огнем и огневыми заграждениями. Достигнутая вооружением мощность требовала строжайшего сообразования каждого предприятия с числовыми данными. В конце концов, никакие и самые смелые решения, - "во что бы то ни стало", "так или иначе", - в сущности ровно ничего не стоили, если не было предварительно поставлено на позиции известное количество пушек определенного калибра, с определенным, рассчитанным на столько-то выстрелов количеством снарядов, причем действия их должны еще были регулироваться и координироваться по точным таблицам, расписаниям и расчетам. Так как все эти вычисления и измерения обусловливали сотрудничество различных специалистов, то работа генеральных штабов протекала по определенному плану. Кроме того, за исключением редких случаев, эта боевая бюрократия, принимая во внимание тяжеловесность всего механизма, могла не слишком спешить со своей работой. Само собою разумеется, что ответственность оставалась на начальниках, - этого достаточно было для их достоинства и славы, - но что касается идей, то их они извлекали не столько из молниеносных сверканий собственного мозга, как из мелочных детальных предложений своих помощников. Наконец, и расширение фронта как в длину, так и в глубину, обязательное вкапывание сражающихся в землю, а если говорить правду, то и привлекательность благоустроенных стоянок мешали непосредственному контакту более или менее высоко стоявших на иерархической лестнице начальников с подчиненными им войсками. Сколько тысяч человек умирало, даже и в глаза не видев своих генералов. Короче говоря, все способствовало тому, что бы придать командованию характер чего-то отдаленного, безличного, коллективного, отодвигавшего в тень гений и чувство.

Нет никакого сомнения в том, что в будущем управление составленными из моторизованных механизмов единицами будет носить на себе глубокий отпечаток чисто технического характера. Границы возможного, полезного или абсурдного будут более, чем когда-либо, неподвижны в системах тех сил, которым технические средства будут диктовать свои требования. В самом деле, мощность машин нерастяжима, а их потребности несжимаемы. Тот коэффициент невесомого, который самоотвержение солдат преподносило некогда начальнику в возмещение недостаточности материальных сил, в настоящее время нужно сбросить со счетов. Вновь набранные ополченцы Самбры и Мааса маршировали без хлеба и без сапог. Великая армия делала в 10 дней 20 переходов от Булони до Майнца. В будущем сражающиеся моторизованные механизмы будут останавливаться, как только будет израсходована последняя капля горючего, и откажутся передвигаться со скоростью большей, чем предусмотрено их конструкцией. [73] С другой стороны, сложность механизмов потребует от тех, кто будет ими действовать, все больших и больших, чисто технических способностей. В прежнее время говорилось, что начальник не может действовать с пользой, если он не составляет единого целого со своими людьми. Теперь скажут, что он ничего не стоит, если представление о том, что могут и чего не в состоянии дать его технические средства, не стало для него второй натурой. Никакой, конечно, нет нужды, чтобы голова его была полна теми детализированными знаниями, которые требуются от инженера, но он несомненно должен обладать ясным представлением о всех возможных комбинациях механических средств.

Если, с одной стороны, совершенство машин не может не подчеркнуть технический характер войны, то, с другой стороны, оно же воскрешает в применении командования на практике известные черты смелости и стремительности, которые возвратят личности прежнюю ее яркость. Начальники всех степеней должны будут думать и принимать решения с чрезвычайной быстротой, исключающей возможность отсрочек и совещаний. Они должны будут в несколько секунд взвешивать все обстоятельства, останавливаться на том или ином решении и отдавать соответствующие приказания. Нет никакого сомнения в том, что останутся возможными, - больше того, самыми главными, - работы, предпринимаемые в предвидении тех или иных случайностей, и работы подготовительного характера, понижающие роль внезапности, но само сражение, раз уже начатое, чаще всего будет развертываться такими стремительными темпами, что вмешательство командования должно происходить мгновенно. Никаких заранее установленных маневрировании, никаких отрегулированных, как балет, атак, преобладавших в мировую войну. Грубый разрыв между руководством и выполнением, который регулярно создавался часом "Ч" (моментом начала атаки), уже неприемлем. Покончено с непрерывным пребыванием под землей, когда полный тревоги начальник поджидал, пока расположившаяся за письменными столами канцелярия подготовит ему сводку не вполне достоверных сведений. Вместо этого мы будем свидетелями постоянных неожиданностей, быстрых перемещений чрезвычайно подвижных единиц, начальников, стремящихся узнать, что происходит, и с этой целью циркулирующих на машинах или летающих на аэропланах по всей подчиненной им зоне; одним словом, личные и мгновенные действия, возведенные в принцип на всех командных инстанциях.

Подобные изменения в порядке управления войсками вызывают последствия не только интеллектуального характера. Если умственная работа будет складываться у начальника в соответствии с новыми ритмами, то равным образом и моральные напряжения [74] станут также более значительными и более частыми. В армии, где самостоятельные действия станут законом, каждый начальник должен будет принимать много решений такого рода, с которыми ему совершенно не приходилось сталкиваться в прежних войнах. Никакой не будет возможности ограничиться одним буквальным исполнением; прежде чем приступить к делу, нужно будет посоветоваться с вышестоящими авторитетами и сообразоваться в своих действиях с действиями соседей. Инициатива, которую расхваливали в уставах, но к которой недоверчиво относились в приказах, снова станет царствовать безраздельно. Свойства, столь чтимые внизу, но внушающие страх наверху, снова водворятся на полях сражений во всем своем величии и славе.

Кроме этого, мы увидим в профессиональной армии возрождение между начальниками и войсками того взаимного знания друг друга, которое было искажено системой масс. Те преходящие толпы, которыми после каждой гекатомбы пополнялись ряды, вряд ли могли проникнуться особыми симпатиями к генералам, мельком разве виденным или посылающим их на смерть через посредство приказов, переписанных на пишущей машинке. Окружающая их среда навязанной дисциплины гарантировала, конечно, послушание, но между людьми, управляющими с такой высоты и так издалека, и теми, которые телами своими образовывали нанесенные на картах черточки и кружки, не может быть в сущности ничего такого, что напоминало бы те простые - близкие взаимоотношения, которые в конце концов характеризовали старинные армии. Нет больше гоплитов{115}, жадно ловивших взгляд Александра Македонского, нет легионеров, умиравших за Цезаря{116}, ветеранов, плакавших над телом Тюреня{117}, наполеоновских "ворчунов", кричавших "да здравствует император", рядовых солдат, приветствовавших гриву Канробера{118}. Где же в среде той "серой толпы, доброй скотинки", о которой говорил Драгомиров{119}, искать тихого сияния уважения, бурного пламени самопожертвования, которые в былое время окружали ореолом командные верхи? Зато над прикованными к военному строю (по склонности или в силу привычки) профессионалами те военачальники, узнать которых ближе у них будет и время и желание, приобретут безусловное, огромное влияние. И наоборот, какую для себя поддержку, а может быть и скрытый стимул, найдут начальники в заслуженно приобретенном среди подчиненных авторитете.

Воздействие будет обоюдным и тем более глубоким, что сам характер сражений будет сильнее сближать солдат и генералов. Эти последние, стремясь заранее создать необходимое им для командования личное быстрое впечатление, будут беспрестанно показываться своим войскам. Акт личного присутствия, [75] которого даже в течение самых наших мрачных войн не могли осуществлять наиболее пылкие наши военачальники, будет восстановлен катящимся по земле или летящим в воздухе мотором. Вместо того чтобы, как в прежнее время, управлять войсками из центра развернутого веера (потому что там именно находится узел необходимых нитей связи), вожди будут отныне стоять во главе войск в буквальном, а не только в фигуральном смысле этих слов. Вместе с этим увеличатся и встречающиеся им опасности, а, следовательно, и честь подаваемого примера. Впечатление, производившееся в давние времена на сражающихся появлением под огнем неприятельских выстрелов шарфа Конде, вышитого золотом мундира Мюрата и личного значка Мак-Магана, воскреснет вновь при виде командирского автомобиля или полета. И если в будущем, как в старые времена, списки потерь будут возглавляться длинным рядом генеральских имен, то вполне возможно, что факт этот послужит на пользу установления того товарищества по оружию, которое, невзирая на звезды и галуны, остается самым благородным цветком в венке иной профессии.

2

Ценность командования заключается в доведении длительных усилий до благоприятного их окончания. Случайно может, конечно, вмешаться в дело и переменчивое влияние гения. Приходится, само собою, принимать в расчет накопленный армией более или менее сознательный капитал доблести и традиций. Но те несколько часов, когда два-три раза в течение столетия судьбы целого народа решаются на полях сражения, суждение, поведние и авторитет начальника зависят, главным образом, от умственных и нравственных рефлексов, приобретенных им за военную карьеру.

В далеком прошлом, когда войны следовали одна за другой непрерывно, начальники вырабатывались в результате многолетней практики и отбора многократным испытанием. За всю свою жизнь Баярд только на 3 года вложил меч свой в ножны. Катина{120} участвовал в 28 войнах. Даву{121} сражался 23 года. При таких условиях, какая была нужда в организации обучения будущих генералов? Война сама позаботится об этом, точно так же, как и о том, чтобы подчеркнуть достоинства, оттенить заслуги создать благоприятный случай. Такое эмпирическое формирование могло иногда повлечь за собой умственную пассивность, которая является результатом злоупотреблений той или иной профессией. Для генералов было бы может быть и полезнее, если бы отрешившись на время от неотложных требований, предъявляемых к ним их функциями, они периодически прорабатывали в [76] виде общих идей огромный запас по частям накопленного ими опыта. Но живая деятельность поглощала весь их пыл и все свободное их время.

В наше время война приобрела такие размеры, что народы редко прибегают к ней. С другой стороны, каждый последующий конфликт резко отличается от предшествующего, а это значит, что между каждыми двумя испытаниями работе начальников не хватает санкции опыта, а делаемому среди них выбору - критерия результатов. Так или иначе, необходимо, однако, чтобы они ; учились и выделялись; в этом отношении теория преподает уроки и берет на себя задачу отбора. Но тут-то и начинается опасность. Хотя дар предвидения и помог Мольтке создать в период полного затишья генеральный штаб, идеально приспособленный к ожидавшим его задачам, но нельзя отрицать, что и во Франции перед 1914 г. было подготовлено обладавшее действительными достоинствами командование. Это не мешает тому, что в течение ряда лет, когда труд не находит себе применения на практике, тысячи досадных влияний обычно направляют верхушку армии на ложные пути. В результате первые же бои бывают полны ошибок в руководстве войсками и ярко выявляют скрытые и непризнававшиеся до того времени достоинства и недостатки.

Нужно сказать правду, что в современной армии, узнавшей на опыте в течение последней войны, чего стоят и какие результаты дают способности командного состава и как дорого обходится их отсутствие, ведется обширная профессиональная работа на всех ступенях иерархической лестницы. Помимо школ в буквальном смысле этого слова, бесчисленное количество курсов, стажировок и научных центров периодически собирают офицеров всех степеней. Упражнения кадров беспрерывно возрастают, а различных комиссий как научного характера, так и испытательных, прямо не счесть. Единственная среди всех профессий - военная карьера - обязывает своих членов сверху до низу иерархической лестницы к беспрерывному совершенствованию раз приобретенных знаний. Общество не без некоторого удивления наблюдает, как поседевшие на службе генералы торопятся на какую-нибудь конференцию с атрибутами студента под мышкой. Вместе с тем, если вглядеться в основу этой деятельности, то мы увидим, что заботы о будущем несколько уступают здесь уважению к прошлому. Полная страшных уроков недавнего времени военная среда в особенности как будто стремится к тому, чтобы придать отборной части командного состава форму, наиболее желательную для действий в условиях, аналогичных тем, которые ей только что пришлось пережить. Приучить каждого к надлежащему исполнению роли, предназначенной ему в общей [77] централизованной системе, заставить всех сообразоваться со этими правилами, неизменно держать в уме хорошие примеры событий 1918 г.

- вот к чему стремится эта работа. Отсюда само собою вытекает замечательное единство и масса удобств. Зато обновление доктрин по мере изменений в средствах, склонность идей следовать за эволюцией предметов, откуда во все время не проистекали победы, найдут в этой неподвижности мало благоприятные для себя условия.

Поразительным является то, что исторические эпохи, когда командование в целом обнаруживало наличие самых высоких достоинств, были как раз такими периодами, когда чисто дидактический порядок оказывал на него наименьшее влияние. Великие полководцы древности, рассказывающие нам о своих деяниях, никогда не ссылаются на полученные уроки. В Анабазисе{122}{123} Юлия Цезаря, мы не встречаем ни малейшего намека на принципы, а исключительно одно изложение событий и решений. Чем же вдохновлялись Густав-Адольф, принц Евгений Люксембург или Мориц Саксонский{124}, если не собственным своим талантом? Плеяда генералов, одержавших столько побед в эпоху Великой революции и Первой империи, не располагала даже и уставом. Замечательно то, что военачальники, обнаружившие наиболее совершенные таланты, первоначально отличались явной независимостью по отношению к официальным доктринам. Те и другие безусловно обладали знанием средств и основанным на опыте умением использовать интуицию. Творческая искра, ярко вспыхивавшая в каждом отдельном случае, ни из каких кодексов или регламентов не проистекала. Первоисточниками своих действий они обязаны были исключительно самим себе.

Для того чтобы подготовить командиров к руководству в ближайшем будущем войсками, резко отличающимися от тяжеловесных последней войны, неизбежно изменение системы обучения начальствующего состава. Эта последняя, вместо того чтобы находить вдохновение главным образом в уже приобретенном, преподанном в виде целостной доктрины кафедр, состоящих под надлежащим наблюдением, должна будет поставить себе законом развитие личности.

Без глубины соображения, легкости синтеза и уверенности суждений профессиональные знания были бы напрасными уловками; те, кто обладает зародышами этих свойств, будут плохо развивать их, если будут применять их в одной только военной области. Сила ума требует разнообразия, которого нельзя найти в исключительных навыках определенной профессии. Истинной школой командования является общая культура. Благодаря ей мысль получает возможность упражнения в строгом порядке, [78] может различать в вещах существенное от побочного, замечать то, что является дополнением или просто лишним, короче говоря, подняться на такую ступень, где целое представляется уже освобожденным от влияния оттенков. Не было ни одного знаменитого полководца, который не черпал бы своего искусства из сокровищницы человеческого разума. В основе побед Александра Македонского мы в конце концов всегда находим Аристотеля{125}.

Вместе с тем, как в армии, так и повсюду, человек складывается не только под влиянием науки и обучения. Жизнь также налагает на него свой отпечаток. Возведение на пьедестал инициативы в маневрировании было бы напрасным в сущности делом, если бы вся военная обстановка имела тенденцию к ее обеспложению. Нельзя не согласиться с тем, что режим командования и административного управления, в приложении его к войсковым и служебным частям, отнюдь не поощряет самостоятельных действий. Всеподавляющая централизация господствует как над целым, так и над деталями. Бесчисленное количество правил, беспрерывно увеличивающихся в числе, изменяющихся и переделываемых, держит на тугих помочах все ступени военной иерархии, вплоть до высших. Эту чащу, очень удобную для укрытия, не только предлагают, а просто навязывают командирам всех ступеней. Хотя официально и заявляется, что от них ждут тех или иных результатов, но в действительности не требуется ничего, кроме строжайшего соблюдения действующих циркуляров. В результате чрезмерной сложности законы становятся противоречивыми. Нет такой человеческой силы, которая была бы в состоянии удовлетворить одновременно все предписания различных регламентов. Вот почему даже авторитет не опекает, а душит всеми двоими требованиями: разбивая порывы, он мало-помалу, в результате чрезмерного количества неуместных вмешательств, теряет свое обаяние.

Само собою разумеется, что военная система масс может в крайнем случае помириться и с таким режимом. Если держаться в границах общего упрощенного или временного, то подобная нивелировка на посредственность в конце концов все же терпима. Но профессиональная армия, предназначенная для быстрых действий, требует иных ферментов. Для получения определенных очертаний в мелких войсковых частях необходимо, чтобы образ начальника оставлял на них свой отпечаток. Твердо установить цель, на которую должна направить свои усилия та или иная войсковая единица, суметь пробудить соревнование и судить о результатах, вот чем должна будет ограничиться высшая власть. Что же касается того, каким способом действовать, - пусть каждый сам распоряжается в отведенной ему области; [79] единственный путь, ведущий к духу предприимчивости, - это путь децентрализации.

Что касается, однако, достоинств начальников, то каково бы ни было в этом отношении влияние образования и широкой самостоятельности, главным останется, как всегда, личное усилие и скрытое стремление тех, чьи мечты направлены на командование. Если ежедневных занятий и полученного образования достаточно для большей части человечества, то характеры исключительной мощи формируются сами. Созданные для того, чтобы налагать свой отпечаток на других, а никак не для того, чтобы самим воспринимать таковой, они в тайниках своей внутренней жизни сооружают величественное здание своих чувств, концепций и воли. Вот почему в те трагические часы, когда исторические ураганы сметают условности и привычку, они одни оказываются на ногах, а потому и необходимыми. Нет для государства ничего важнее, как суметь сохранить в рядах армии эти исключительные личности, которые в критический момент будут единственной его опорой и прибежищем.

Вызываемое подобной подготовкой напряжение всего существа в обыкновенное время сопряжено с массой испытаний и дает мало выгод. Все, что есть глубокого, оригинального и выделяющего из толпы в человеке, созданном для великих деяний, не вызывает к себе сочувствия вне дней критических. Пусть при соприкосновении с ним другие и ощущают какую-то приподнятость, внушающую к нему уважение, - но такого контакта ищут неохотно. К тому же и способности его, созданные для суровых подвигов, не уживаются с низкопоклонством, интригами и парадами, т. е. со всем тем, что в мирное время по большей части и создает блестящие карьеры. В результате характер такой осужден на захирение или развращение, если в нем не хватает для поддержки могучего стимула - самолюбия. Мы не хотим под этим подразумевать жажду чинов и почестей, - это уже чистейший карьеризм, - а имеем в виду надежду того или иного лица играть крупную роль в великих событиях.

В этом между прочим и заключается одна из причин, делающих абсолютно необходимой для солдат полную убежденность относительно своей воинской будущности. Отборное войско, составленное из лучших представителей военной профессии, быстро придет в состояние упадка, если не будет жить желанием войны. Одной мысли о реванше достаточно было, чтобы в течение 40 лет поддерживать пыл нашего офицерства. Каковы бы ни были внешние цели государства, оно поступит крайне неполитично, если не будет поддерживать в армии мысли о лежащей перед ней великой задаче и склонности к обширным проектам. В противном случае в момент опасности родина будет [79] понапрасну искать людей, заслуживающих победы, потому что слава нисходит только на тех, для кого она составляет предмет постоянных вожделений.

3

Хотя создание надлежащим образом оснащенной армии добровольцев необходимо и находится в полном соответствии с тенденциями современной эволюции, оно тем не менее является реформой чрезвычайного размаха. Этим путем подвергнется изменению дух самого установления, точно так же, как политика и техника войны. Во всей истории французской армии мы сумеем найти самое большее 4-5 преобразований, которые с точки зрения их широты и последствий можно было бы сравнить с интересующей нас реформой. Это обновление не будет безболезненным для армии, а потому ожидать его можно лишь в том случае, если на путь такой реформы армия будет увлечена влиянием могущественного авторитета.

Ведь по природе своей армия вообще туго поддается переменам. И не потому, чтобы чувство прогресса отсутствовало у ее членов. Нетрудно даже доказать, что военная среда из всех остальных профессий поставляет наибольший контингент людей мысли, науки и действия. Но эта широта ума отдельных лиц не исключает коллективного недоверия. Взращиваемая на устойчивости и традициях армия инстинктивно боится всего, что обнаруживает тенденцию к изменениям в ее структуре. Кроме того, всякий новый проект постепенно профильтровывается там строгой иерархией. Наконец, и свойственные мирному времени заблуждения создают между вырабатывающими решения организмами соперничество, противодействующее нарушениям равновесия. Необходимо, впрочем, добавить, что это благоразумие в достаточной мере оправдывается получаемыми извне резкими толчками. Военный статут страны в силу налагаемого им бремени, неизбежной непопулярности и присущего ему свойства отвечать случайным и относящимся к различному времени требованиям представляет собою объект исключительно благоприятный в смысле его переоценивания. Так как нововведения, предлагаемые под прикрытием шумной риторики, обычно приводят к уменьшению силы, то легко объяснить себе и недоверие тех людей, которым пришлось бы оперировать этой силой. Хотя таких людей и именуют "экспертами", но в период обсуждения подготовительных мер держат на некотором отдаления и пренебрегают их мнениями; несмотря на это они же оказываются ответственными за военные события, являющиеся следствием вышеупомянутых мероприятий. Всему миру известно имя вождя, которому не посчастливилось в первом нашем столкновении на границе, а позднее [81] удалось одержать победу на Марне. Но кто в состоянии перечислить тех бесчисленных министров, репортеров, ораторов, публицистов, теоретиков, преходящие действия которых, разбившиеся по тысячам совещаний, документов, дискуссий, прикрытые фактически анонимным голосованием, играли между тем большую роль в положительных сторонах и в недостатках наших боевых средств.

По различным основаниям постоянного или случайного характера в армии поддерживается, таким образом, опасение великих реформ, а из этого следует, что эти последние обычно осуществляются не в виде естественного жизненного процесса и не по инициативе самого организма. Исторические хроники говорят нам о негодовании старых банд, разогнанных Карлом VII{126}, чтобы заменить их новыми, постоянными войсками. Лувуа, создавая регулярную армию, должен был преодолеть бесконечное сопротивление кадров. Реформа, введенная Карно{127}, не понравилась первоначально ни линейным частям, ни волонтерам. Система 1818 г., которой мы обязаны Гувиону де Сен-Сиру, находила мало одобрения в армиях Империи. В 1867 г. проект маршала Ниеля, преследовавший цель создания резервов, встретил сопротивление даже в военной комиссии. В организации 1872 г. главную роль играл сам Тьер{128}.

Для того чтобы назавтра родилась профессиональная армия, чтобы вместе с новым телом в нее вложен был и новый дух, без чего она будет только "покушением с негодными средствами", необходимо появление вождя, независимого в своих сужениях, неопровержимого в приказаниях и пользующегося общественным доверием. Такой человек должен иметь в виду только интересы государства. Он должен быть лишен предрассудков, не искать поклонений, уйти целиком в свою задачу, насквозь проникнуться проектами, охватывающими большой период времени, быть всегда осведомленным о людях и вещах, полезных для его дела; он должен быть начальником, составляющим со своей армией одно целое, преданным своим подчиненным и жадно хватающимся за ответственность; он должен быть человеком, достаточно сильным, для того чтобы властвовать над другими, но вместе с тем и достаточно искусным, чтобы убеждать. Он должен быть достаточно крупным для великих дел.

Таков должен быть министр, солдат или политик, которому отечество обязано будет будущей экономией своих сил.

Если судить только по видимости, то можно было бы подумать, что те условия, в которых в настоящее время функционирует государство, не оставляют никому ни возможностей, ни времени, достаточных для того, чтобы довести до благополучного конца подобного рода предприятие. В жизни общественной [82] столько различных волнений, раздора и зависимости, что личность даже самого высокого порядка часто не приводит ни к каким результатам. Но как раз такое параличное состояние и начинает пробуждать желание выздоровления. Оппозиция между пылкостью общества и склерозом власти слишком бросается в глаза, чтобы не появилось стремления уничтожить ее или хотя бы уменьшить. Наше поколение, увлекающееся коэффициентом полезной деятельности, - лошадиными силами, рекордами, серийным производством, специалистами, себестоимостью; наша эпоха, требующая ясности во всем, - резкого света, определенных резких линий; наш век, сосредоточивший свое внимание на силе конкуренции, картелях, пропаганде, национализме и т. п. - в ближайшем будущем уже не будут мириться с медленностью, замешательствами и слабостями, с которыми кое-как мирились в более легкие времена. Тысячи признаков указывают на то что скоро последует приспособление. Нет такой группировки такой партии или такого политика, которые не призывали бы к новому порядку, к авторитетам, к оздоровлению. Нет никакого сомнения, что в самом скором времени под давлением прогрессирующей нужды взаимоотношение различных установлений откроет дорогу решительным характерам.

Если эта национальная переплавка должна начаться в армии, то в этом не заключалось бы ничего несоответственною естественному порядку вещей. Не только потому, что сила, как никогда еще, необходима нациям, желающим существовать, но также и потому, что армия является наиболее полным выражением духа всего общества в целом. Понять древний Рим можно лучше всего по истории его легионов. Королевские полки были зеркалом старой французской монархии. Кто в состоянии думать о революции, не вспоминая в то же время о волонтерах? В том тяжелом труде, который обновит Францию, новая армия должна служить опорой и ферментом.

Примечания переводчика.

 {112}Карл ХII - король шведский в начале XVIII в. В походе его против России был разбит русскими войсками под Полтавой.

{113}Бонапарт - фамилия Наполеона I, генерала конца XVIII в, затем 1-го консула, а с 1805 по 1815 г. - императора французского.

{114}Гош - генерал времен Великой французской революция, командовал революционными войсками, оперировавшими в 1793-1794 гг. в Вандее против восставших контрреволюционеров.

{115}Гоплиты - пешее тяжеловооруженное войско Древней Греции, имея металлические щиты в рост человека, длинные мечи и копья, а позднее закованные в латы, они сражались тесно сомкнутыми рядами - фалангами.

{116}Цезарь - римский государственный деятель, знаменитый полководец, завоеватель Галлии и Германии, писатель-историк II в.

{117}Тюрень - известный французский полководец (1611-1675).

{118}Канробер - главнокомандующий французской армией в Севастопольской кампании 1854-1855 гг.

{119}Драгомиров - русский генерал, профессор тактики; под конец жизни, т.е. в конце прошлого века, был Киевским генерал-губернатором; грубый солдафон и пьяница.

{120}Катина - один из лучших полководцев Франции и военный писатель 2-й половины XVII в.

{121}Даву - маршал Наполеоновской эпохи, участник похода Наполеона на Россию в 1812 г.

{122}Анабазис - название исторического сочинения греческого полководца и писателя Ксенофонта (философа, любимого ученика Сократа), описывавшего в нем свое отступление от превосходивших его числом персов. Жил в конце V и начале VI века до н. э.

{124}Комментарии - военно-историческое сочинение римского императора и полководца Юлия Цезаря, описывающее его походы против галлов.

{125}Мориц Саксонский (1521-1553) - видный деятель эпохи реформации; знаменитый полководец.

{125}Аристотель - знаменитый философ древней Греции (IV в. до н. э).

{126}Карл VII - король французский XV в.; вел ряд - в большинстве неудачных - войн с англичанами.

{127}Карно - член Конвента; генерал и полководец эпохи Великой французской революции; замечательный администратор и создатель революционных армий; получил прозвище "организатор побед".

{128}Тьер - историк, государственный деятель, журналист, многократно министр. Противник наполеоновской авантюры 1870 г. Палач Парижской Коммуны. После падения Империи был до 1873 г, президентом республики.