Мясной Бор, Синявинские высоты и Погостье - болотная правда 1942 г.

Мясной Бор, Синявинские высоты и Погостье – болотная правда 1942 года

    Мой отец, гвардии рядовой Феоктист Петрович Бондарев – один из немногих бойцов 2-й Ударной армии, которым удалось вырваться из котла под Мясным Бором после осколочного ранения в голову, да ещё с раненым командиром на плечах он сумел переплыть реку Волхов. Его демобилизовали по другому уже ранению в апреле 1944 года из госпиталя в Ржеве с пожеланием добраться живым до своей семьи в отдалённом райцентре Новосибирской области. Добрался, оклемался – дома-то ждали пятеро детей, мне, младшему было 4 года. Смутно, но помню его рассказы об том котле, видимо потребность поделиться пережитым кошмаром не давала ему спать. Волей-неволей, но главным слушателем оказалась мама, дети, даже старшие от 14 лет и младше, осмыслить эти рассказы не могли. Где-то через месяц мама взмолилась: «Петрович, хватит уже об этом, забудь и просто живи». Папа прожил 33 года, родив уже после войны 4-х детей.

     А мне в последние годы всё чаще вспоминаются его рассказы весны 1944 года, помню его волнение, его голос, но подробности вспомнить не могу. И вот пару лет назад я прочитал воспоминания о войне Николая Николаевича Никулина, научного сотрудника Эрмитажа, который воевал в то же время с другой стороны этого болота в составе 54-й армии под командованием И.И. Федюнинского и штурмовал почти год Погостье, чтобы разблокировать из котла 2-ю Ударную армию под командованием А.А. Власова, заместителя командующего Волховским фронтом. Н.Н. Никулин был младше моего отца на 22 года, и потребность излить из себя те жуткие воспоминания возникла у него не в 1944, а в 1975 году. Писал для себя и узкого круга родственников, но за два года до кончины его уговорили (директор Эрмитажа Пиотровский) издать записи. Когда я их начал читать, то в моём подсознании стали всплывать до мелочей похожие рассказы отца. Такая перекличка двух даже не окопников, а болотников через 31 год. Приведу в подлиннике наиболее пронзительную часть этих воспоминаний не для слабонервных. Убеждённые коммунисты пусть вместо этого читают мемуары товарища Жукова.

    «Я где-то читал, что английская разведка готовит своих агентов десятилетиями. Их учат в лучших колледжах, создают атлетов, интеллектуалов, способных на всё знатоков своего дела. Затем такие агенты вершат глобальные дела. В азиатских странах задание даётся тысяче или десяти тысячам кое-как, наскоро натасканных людей в расчёте на то, что даже если почти все провалятся и будут уничтожены, хоть один выполнит свою миссию. Ни времени, ни средств на подготовку, ни опытных учителей здесь нет. Всё делается второпях – раньше не успели, не подумали или даже делали немало, но не так. Всё совершается самотёком, по интуиции, массой, числом. Вот этим вторым способом мы и воевали. В 1942 году альтернативы не было. Мудрый Хозяин в Кремле всё прекрасно понимал, знал и, подавляя всех железной волей командовал одно: «Атаковать!» И мы атаковали, атаковали, атаковали… И горы трупов у Погостий, Невских пятачков, безымянных высот росли, росли, росли. Так готовилась будущая победа. Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат. Я видел это в Погостье, а это, как оказалось, было везде.

    На войне особенно отчётливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в ещё более открытой, омерзительной форме.

Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует её неделю за неделей, теряя множество людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи прописали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние. Не подлежащие призыву в армию… «Вперрррёд!!!», и всё. Наконец какой-то солдат или лейтенант, или капитан (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей! Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьёт!»… Сразу же подключается политрук, СМЕРШ (организация НКВД «Смерть шпионам!» В её руках были карательные функции) и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе», Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А отальные – «Вперррёд, в атаку!», «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!». А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа – бомба замедленного действия: она взорвётся через несколько поколений, в ХХIили ХХIIвеке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных… И уже притупились тоска и отчаяние, которые пришлось тогда пережить. Представить это отчаяние невозможно, и поймёт его лишь тот, кто сам на себе испытал необходимость просто встать и идти умирать. Не кто-нибудь другой, а именно ты должен идти в огонь, где в лучшем случае тебя легко ранит, а в худшем – либо оторвёт челюсть, либо разворотит живот, либо выбьет глаза, либо снесёт череп. Именно тебе, хотя тебе так хочется жить!... И смерти твоей никто не заметит: ляжешь в большой штабель трупов у железной дороги и сгниёшь, забытый всеми в липкой жиже погостьинских болот. Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чём не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего – душа её.

    Теперь добавлю то, что запомнилось из рассказов отца. При прорыве из котла он получил осколочное ранение в голову в сантиметре над левым глазом. Пока лежал  в шоке, немцы шли и достреливали раненных. Около него остановились, кто-то сказал «капут», увидев залитое кровью лицо и дырку во лбу. Пулю пожалели. Осколок застрял в лобной кости и в госпитале его изымать побоялись. На месте раны образовалась шишка размером в пятак, с которой мы его и похоронили. На фотографии папы начала шестидесятых годов, которую я хочу поместить с этой статьёй, это видно…