И когда самолёт уплыл на облаке.....

                        

Все люди делятся на случайных и тех, о ком мне дано писать.

Кот Басё.

***

И когда самолёт лёг на белое облако и поплыл на юг, Он понёс свою боль через равнодушный город.

Он спотыкался о его разбитые тротуары, и боль расплёскивалась вокруг, гасила улыбки на лицах, съёживалась и шипела бездомными кошками, надрывно скрипела петлями старых фонарей и утекала грязными ливнями в стоки.

Когда Он переступил свой порог, родился вечер.

И ему стало совершенно ясно, что теперь и рассветы и закаты перестанут приходить к нему. Отныне им суждено рождаться, существовать и умирать прямо здесь, в его комнате, превращаясь в факториал, где «n» спрогнозировать невозможно.

 

Он мог бы жить воспоминаниями.

Их, разобранных на секунды, касания и нервные полёты чёлки, хватило бы на то, чтобы полумиллиметровыми линиями, штрих за штрихом, выкрасить все его стены и даже потолок.

Он бы мог сделать боль практически бесконечной, выпаривая её и превращая в облака, носящие на себе самолёты.

 ****

Он распахнул окно. И вместе с моросью холодного дождя ветер обжёг его кожу словами. Потоки воздуха зашвыривали слова – предлоги, глаголы, существительные, дефисы и восклицательные знаки, точки, спаянные по три штуки – одной бессмысленной пёстрой грудой…

И он, после секундной оторопи, вдруг понял, и бережно собрал их россыпи с ладони.

А потом бродил по квартире и трепетно собирал Её. Он касался подушками пальцев изголовья кровати, краешка кофейной чашки, Её любимого диска, оставленных на полочке в прихожей ключей….

Он вдыхал её из полотенца, собственной рубашки и пучка мелиссы, собранной ими за городом.

Он выцарапывал из груди память о Её смехе и отзывчивой бархатной коже на позвоночнике…

Он впитывал Её из пожелтевших страниц недочитанной книги, оставленной на террасе, гитарных аккордов Её любимых песен, оплётки руля, которому посчастливилось помнить её руки.

 ***

А после, когда в его комнате рождалась ночь, Он смешивал себя и Ёе со словами на белой палитре и рисовал тексты.

Сюжеты рождались сами, бессмысленные одинокие слова послушно выстраивались в строки и, оплетаясь Им и Ею, вдруг становились живыми и значимыми.

Он рисовал тексты, не останавливаясь в задумчивости ни на мгновение.

Текстов выходило множество. Смешные и грустные, серьёзные и лёгкие, как паутинки бабьего лета – они были миром, познанным мужчиной и женщиной с помощью любви и возвращённые миру с любовью.

***

Далеко-далеко, там, куда Её доставил самолёт, лениво лежащий брюхом на облаке, Она открывала Его страницу и, осторожно  водя стрелочкой по чёрным символам на белом молоке страницы, собирала в тёплые ладони их обоих...