Как России выйти из либерального «конца истории»

Конвергенция - случайность или неизбежность?

Станислав МЕНЬШИКОВ

Минуло сорок дней со дня кончины Станислава Михайловича МЕНЬШИКОВА, одного из виднейших экономистов России, многолетнего автора газеты «Слово». Талантливейший учёный,человек выдающегося ума и великий труженик, он более шести десятилетий не оставлял избранного им жизненного поприща. Добрым ангелом и сподвижником ему была Лариса Александровна КЛИМЕНКО,учёный, соавтор и супруга Станислава Михайловича. Она и подготовила для публикации в «Слове» эту совместную статью, где ставятся проблемы, далеко перешагнувшие жизненные сроки нескольких поколений российских исследователей.

В 1992 году появилась наделавшая много шума книга Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек». Она всплыла на гребне антисоциалистических революций и стала апофеозом идей либерального капитализма. Было объявлено о достижении развитым человечеством своей самой совершенной стадии, двигаться от которой можно только расширяясь, т.е. вовлекая в свою орбиту так называемую отставшую часть планеты. К чему это привело два с лишним десятилетия спустя, мы видим сейчас. Налицо финансовый и затяжной экономический кризис в развитых странах, где, по мнению Фукуямы, была достигнута высшая степень «совершенства». Кризис, сравнимый по масштабам и длительности с Великой депрессией 20—30-х гг. прошлого века. Непрерывные войны, в которых участвуют государства из «совершенной большой семёрки», пытаясь приблизить «отставший мир» к вершинам бытия. Между «цивилизованным» западным миром и Россией развязана настоящая холодная война, которая по риторике и некоторым другим параметрам превосходит предыдущую.

Распространение американского «совершенства» на неразвитые страны превратило локальное исламистское движение, поддерживаемое США в 80-х гг. в Афганистане, в нынешний, враждебный западной цивилизации исламский халифат, раскинувшийся от Сирии до Ирака. Он претендует чуть ли не на размеры средневекового халифата, простиравшегося от Аравийского полуострова через Африканский континент до Испании. Что касается внутренних проблем «мира совершенства», то и их число возросло. Помимо кризиса экономического налицо также со- циальный, технологический, миро- воззренческий и идейные кризисы. Фукуяма считал, что движущими силами развития западного общества являются стремление к свободе и самоутверждению, т.е. жажда при- знания и самовыражения каждого индивидуума. Экономические и политические свободы обеспечивают свободный рынок и современную демократию, основанную на всеобщих выборах. Признание личности может гарантировать только государство. Именно в этом должна, по мнению автора, заключаться его функция. Таким обра- зом, обеспечивалось сохранение совершенства западного мира. Не удивительно, что такая трактовка более десяти лет, т.е. в «тучные годы» удовлетворяла западный мир, пока не грянули войны и кризисы. Только тогда появились вопросы к автору «нового евангелия», на которые его создатель заявил: мол, его неправильно поняли. Оказывается, жажда признания всегда оказывается неудовлетворенной для части элиты. Она начинает бунтовать, и это приводит к необходимым социальным и институциональным изменениям, что позволяет обществу развиваться и прогрессировать.

Новое предсказание Фукуямы о неизбежных бунтах элиты не так вдохновило «прогрессивное человечество», впавшее в затяжную рецессию, как его первоначальное утверждение о «конце истории» и обретении им земного рая. В начале XXI века появились быстро развивающиеся страны с несколькими миллиардами населения, политический и социальный строй которых не повторял образцы «золотого миллиарда», причисленного Фукуямой к избранным. Это прежде всего Китай, Индия, латиноамериканские страны и Россия, образовавшие группу стран под названием БРИКС. Россия, которая в первое десятилетие своего капиталистического развития в 90-е годы скрупулёзно следовала рецептам «свободного» либерального капитализма, разрушила свою экономику, скатилась в гиперинфляцию и заработала дефолт. Только после отказа от навязываемой Западом доктрины Вашингтонского консенсуса, создания государственных корпораций, реализации крупных инфраструктурных проектов, роста социальных выплат и консолидации общества удалось выйти на растущую траекторию. Год назад Россия встала на пятую строчку по ВВП в мире по паритету покупательной способности (ППС).

Кризис в развитых экономиках «золотого миллиарда», на наш взгляд, объясняется рядом причин. Но главные из них — две. Во-первых, начался естественный структурный длительный кризис, обусловленный сменой технологического уклада. В экономической теории это так называемый длинный цикл Кондратьева. (Подробнее об этом см. книгу С.М. Меньшикова, Л.А. Клименко «Длинные волны в экономике. Когда общество меняет кожу», Москва, Международные отношения, 1989, переиздание: Москва, 2013, URSS). Во-вторых, в отсутствии конкуренции, которую в течение 70 лет представляли страны социалистического лагеря, капитализм потерял часть стимулов к обновлению. Например, согласно теории Джона Дьюи (Дж. Дьюи, Демократия и образование, 1923) существуют три основные концепции социального развития: 1) непрерывность; 2) транзитивность; 3) коммуникативность.

Как же действуют эти факторы в современном капитализме? Первый — непрерывность. Капитализм, развиваясь, всё время приспосабливался к возникающим обстоятельствам, меняя технологии и социальные институты. После победы в холодной войне и падения главного врага — социалистической системы — желание Запада «совершенствоваться» существенно уменьшилось. Недаром там так пришлась по душе идея «конца истории» Фукуямы. Таким образом, было нарушено главное условия социального развития — непрерывность, заключающаяся в 70-летнем соревновании с социалистической системой и возникающей отсюда необходимостью приспособления капитализма к меняющимся обстоятельствам.

Второй — транзитивность. Это постоянный перенос опыта из одной социальной области в другую. В современном капитализме, объявившем себя апофеозом развития, опыт разных социальных слоёв может игнорироваться, поскольку само их наличие отрицается. Третий — коммуникативность, т.е. непрерывный обмен информацией, нарушился совсем. Возникло тоталитарное мышление особого рода. Один социальный опыт — американский периода 1980—2000 годов — был объявлен единственно правильным. Под него подгонялись теории — как правило, либеральная экономика, глобализация под эгидой США, политические структуры тоже под чутким руководством единственной супердержавы. Были отброшены все накопленные за несколько столетий знания об экономическом и социальном развитии. Слово «социализм» вообще выпало из лексикона и стало почти неприличным. За ненадобностью (ведь общество совершенно) были забыты даже собственные буржуазные наработки. О реальной экономике, которую переводили подальше от стран метрополий, перестали тоже говорить. Совершенно игнорировали кейнсианские методы, эконометрические модели, ограничиваясь вероятностными моделями на один — два шага. Поведение экономических субъектов описывалось исключительно в терминах теории игр. Вся мировая экономика рассматривалась как «глобальная игра». Даже реальные экономические показатели повсеместно заменялись кумулятивными индексами ожиданий. Таким образом, в течение 30 лет навязывалось единообразное мышление, при котором естественно нарушился обмен объективной информацией.

Россия оказалась в таком же вакууме, в который загнал её мировой капитализм. До дефолта 1998 года она слепо следовала предписаниям «Вашингтонского консенсуса». На любую другую идеологию, кроме либерального капитализма, было наложено табу. Даже когда к власти пришли государственно настроенные прагматики, продолжали довлеть мифы о неэффективности государственного управления и необходимости продолжения либеральных реформ. Правда, что под этим следует понимать, кроме всеобщей приватизации, оставалось совершенно не ясно.

В то же время неожиданно вырвались вперёд страны Латинской Америки, Китай, Индия, Вьетнам. Китай, которому западные аналитики на протяжении 30 лет каждый месяц предсказывали крах, продолжает удивительный рост. Теперь главные упрёки, предъявляемые этой стране, состояли в том, что она развивается не со скоростью в 12% в год, с которой она развивалась более 15 лет, а всего лишь 7,5%. Между тем это сказочные темпы для развитых капиталистических стран в настоящее время, где 4-процентный рост считается сверхвысоким. В 2013 году экономика Китая вырвалась на второе место, и его ВВП по паритету покупательной способности (ППС) практически сравнялся с американ- ским (а к концу 2014 года опередил его. — Ред.). Вместе с тем Китай никогда не отказывался от своего социалистического пути развития, скромно называя его «социализмом с китайской спецификой».

Не отказываются от социалистической идеологии Вьетнам и маленькая, но не сдающаяся Куба. Да и в успешных странах Латинской Америки у власти в течение последних 10 лет находятся социал-демократические правительства. Очень интересная и серьёзная серия статей по развитию этих стран написана профессором, академиком РАЕН Г.Н. Цаголовым. Итак, под тоталитарный крик об окончательной победе либерального капитализма продолжается успешный марш государств, не вставших под его знамёна и двигающихся своим путём. Что же представляет собой эта когорта? Представляется, что её условно можно разделить на две группы. Латиноамериканские страны виваются социал-демократическим путём со своей спецификой. То есть в довольно дикий капитализм, в основном прошедший путь военного тоталитаризма, вводят элементы социалистического регулирования, планирования. Другая группа — это социалистические страны, которые в той или иной степени вводят в свои экономики рыночные отношения.

Остановимся немного подробнее на этих двух путях.

Сначала о латиноамериканском опыте. Нас удивляло, что долгое время — с момента знаменитого «конца истории» Фукуямы — было практически ничего не известно о попытках философов и социологов оспорить тезис о либеральном капитализме как о высшей стадии развития человечества и предложить ему вариант другого будущего. В середине 1990-х годов мы сами делали попытки создания экономической теории, основанной на концепции буддистского сознания, предлагающего в качестве основного стимула развития не максимизацию, а удовлетворение небольшим приращением и «со- страдание». (См. С.М. Меньшиков, «Экономика России: практические и теоретические вопросы перехода к рынку», Москва, Международные отношения, 1996 г. и сборник докладов на конференции в Дели «Compassionate Economy», Tibet House, 2002 г.). Оказалось, что некоторые латиноамериканские страны также были заняты поисками наилучшей модели. Так, например, Венесуэла, Боливия и Эквадор пытались построить общество на основе модели, предложенной немецким учёным Хайнцем Дитерихом, эмигрировавшим в Аргентину. В 1996 году появилась его книга «Социализм XXI века». Дитерих предлагал новый социализм, основанный на четырёх принципах. Экономическая система должна базироваться на:

1) теории «эквивалентной экономики», разработанной другим учёным — полигистором Арно Петерсом (1916—2002 гг.);

2)демократиибольшинства,состоящей в использовании народных референдумов для решения вопросов, выносимых правительством;

3)демократии обычных выборных демократических институтов;

4) воспитании ответственных, рационально и этически мыслящих граждан.

Что представляла собой теория «эквивалентной экономики», разработанная оригинальным учёным и человеком Арно Питерсоном? Он был в высшей степени разносторонне одарённой личностью. Такой тип учёных, распространённый в XVIII веке, назывался «полигисторами» по имени древнегреческого учёного. Питерсон был художником, музыкантом, серьёзным историком, экономистом и картографом. В экономике он предложил довольно утопическую теорию, согласно которой стоимость товаров должна определяться затраченным на его производство трудом, используемым на всех фазах создания продукта. При этом стоимость труда одинакова для любой квалификации. Для подсчёта стоимости он создал схему, названную им «розой Питерсона». Питерсон считал, что рассчитанные по его схеме цены товаров будут справедливыми и исключат колебания цен, ликвидируют спекуляцию и вытекающие из этого экономические кризисы перепроизводства. Уже в 2000 году он добавил в свою теорию «IT-социализм», утверждая, что развитие компьютерных технологий способно реализовать его идею эквивалентной экономики. Не будем обсуждать здесь утопичность или некорректность его теории, добавим лишь, что тоталитарность, присущая западным СМИ, делает любые прожекты такого рода неизвестными широкой публике. Мы регулярно следим за западной прессой и научными изданиями, но не встречали в прессе никакого обсуждения этих теорий, пока не занялись поиском по теме данного исследования.

Несколько слов об опыте преобразований Китая и Вьетнама. Реформы в Китае начались в конце 70-х годов после пожара «культурной революции». Дэн Сяопин, великий китайский реформатор, начал со скромной идеи, что Китаю для преодоления своего экономи- ческого и социального падения необходимо воспользоваться опытом СССР, который в 20-е годы ввёл НЭП. С самого начала предполагалось, что период НЭПа в Китае займёт гораздо более длительное время, поскольку его население в 5—6 раз превосходило население тогдашнего СССР. В результате введение рынка в Китае растянулось на более чем три десятилетия и привело к тому, что Китай стал второй крупнейшей экономикой мира. Рынок в Китае вводился постепенно, постоянно приспосабливая государственное регулирование к изменяющимся условиям. Помним, как пару лет назад западная пресса писала о том, что Китай вошёл в спираль инфляции, быстро преодолеть которую ему не удастся. Однако правительство Китая совершило чудо и менее чем за год покончило с инфляцией. Напомним, что в нашей стране инфляция продолжается все 20 с лишним лет при всех правительствах и ни одному из них не удалось её обуздать. Многие исследователи утверждают, что Китай уже не социалистическая страна. Но это не так, поскольку бразды управления эконо- микой и социальными процессами находятся в руках правящей КПК, присутствует довольно большая государственная собственность и финансы также находятся под государственным управлением. Регулярно формируется государственный план развития. Китайцы называют строй в своей стране «социализмом с китайской спецификой».

Аналогично обстоят дела и с реформами во Вьетнаме. Здесь правительство также умело сочетает социалистические принципы экономики с рынком и добивается впечатляющих успехов. Надо сказать, что во всей истории социализма он всегда носил специфические черты,характерные для народов, выбирающих данный путь развития. Даже все европейские социализмы были разными, не говоря уж об азиатских странах. Способы внедрения рынка в них также соответствовали обычаям и менталитету этих наций. Общими для большинства стран БРИКС стали методы сочетания социалистических основ, включаю- щих в себя большую долю государственной собственности и планирование, а также перераспределение доходов в пользу более бедных слоёв с механизмами рынка. Реализация этих методов хорошо вписывается в возникшие в 1940-е годы теории конвергенции и действительно напоминает их по форме, поскольку капиталистические латиноамериканские страны внедряют у себя те или иные социалистические методы хозяйствования, а практикующие «нетоварную форму» социалистические страны, напротив, заимствуют на широкой основе рыночные механизмы. Однако идеологическая основа этих нынешних конвергенций существенно отличается от теоретических постулатов середины XX века. Напомним, что теория конвергенции возникла в 40-годы XX века.

Её основателем можно считать Питирима Сорокина. В 1944 году вышла его книга «Россия и Соединённые Штаты». В Европе шла война, США выходили из затяжной рецессии. Экономика была милитаризирована, роль государства была, как никогда, велика. Левое движение было на подъёме. После окончания войны образовалась мировая социалистическая система. Угроза революций была весьма реальной. Капитализм вынужден был идти на уступки рабочему классу. Именно эти уступки явились основой «государства благоденствия», развитие которого в полной мере было осуществлено в период быстрого роста в 50—60-е годы. Теория сближения двух систем стала довольно популярной. Её сторонниками были выдающиеся экономисты того времени — в США Джон К. Гэлбрейт, У. Ростоу, а в Европе Ян Тинберген. В 60—70-е годы, в период холодной войны, оживление в дискуссии о конвергенции было вызвано угрозой ядерного противостояния двух систем. Признавая схожесть систем и допуская их прогрессивное и неконфликтное развитие, учёные на- деялись предотвратить возможную ядерную катастрофу, способную погубить всё человечество.

Под конвергенцией эти учёные понимали неизбежное слияние обеих противоборствующих систем в силу универсальности законов развития. Эти законы развития привели к аналогичному способу производства, возникновению крупных корпораций, использова- нию различных видов планирования на всех уровнях, более равномерному распределению доходов. С точки зрения западных учёных, капитализм, принимая некоторые постулаты и методы социализма, сливается с ним, а социализм, неизбежно вводя рыночные отношения, сближается с капитализмом. Марксисты наотрез отказывались принимать эту теорию, поскольку, согласно марксистской теории, социализм является более прогрессивным обществом, дорога из ко- торого ведёт к коммунизму, а вовсе не к смешанному обществу, более напоминающему капитализм, чем социализм. Некоторые западные учёные допускали сохранение и мирное сосуществование двух систем, представляя обеим развиваться по собственным законам, обогащая своим опытом каждую из систем. Этой теме, в частности, был посвящён наш диалог с Дж.К. Гэлбрейтом: «Капитализм, социализм, сосуществование», Москва, изд. «Прогресс», 1988).

С распадом СССР и уничтожением мировой социалистической системы, как было сказано, капитализм начал развиваться без учёта опыта социалистической системы, что привело в какой-то степени к его загниванию. Увеличился разрыв в доходах, углубились циклические кризисы, замедлился рост в развитых капиталистических странах, происходила хаотизация международных отношений. Вместе с тем страны, оказавшиеся по разным причинам не под влиянием «золотого миллиарда», продолжали идти собственным путём. Они на практике применяли у себя основные механизмы обеих систем, видоизменяя их в зависимости от ситуации и национальных особенностей. Всё это время понятие конвергенции как слияния двух систем практически не упоминалось. Термин «конвергенция» стали использовать для обозначения гло- бализации, подразумевая под этим сближение уровней развития передовых капиталистических стран и развивающихся. Однако ряд учёных, в том числе и Дж. Стиглиц («Глобализация: тревожные тенденции», 2003 г.), показали, что глобализация совсем не во всех случаях ведёт к сближению темпов роста экономик развивающихся стран с развитыми. Часто она, напротив, закрепляет неравенство, а иногда и усиливает его.

Вместе с тем реальностью является быстрое развитие стран, совмещающих в своей экономической политике методы рынка и социализма. Таким образом, в новых условиях в начале XXI века снова всплыло понятие конвергенции в её классической трактовке. Нынешнее состояние, однако, наполнилось новым содержанием, в основе которого лежит не примирение теоретических разногласий или спасение от ядерной катастрофы, а скорее поиск опытным путём концепций строительства более развитого и более прогрессивного общества. Это удалось сделать в различных странах с разными системами в достаточно короткое время.

Вместе с тем снова встаёт вопрос о теоретическом обосновании данного явления. Насколько правы были прогрессивные учёные прошлой генерации? Насколько правы были марксисты, критикующие их? Что особенного и, напротив, общего в понятиях конвергенции в 50—80-е годы прошлого столетия и теперь? К какому строю необходимо стремиться человечеству и надо ли вообще к чему-либо стремиться? Насколько принципиально в теории конвергенции понятие планирования? Например, известный марксистский учёный Н.А. Цаголов считал, что главным отличием социализма от капитализма является план. Для социализма, говорил он, план является таким же системообразующим понятием, как для капитализма товар. Этой же точки зрения придерживается и его сын Г.Н.Цаголов,который считает элементы планирования обязательным признаком конвергенции.

Ещё одним существенным вопросом является — применим ли опыт конвергентного развития, которым пользовался, например, Китай, к России? Ведь Россия формально больше не является социалистической страной. Она признана рыночной экономикой. Реформы в России проходили не постепенно, не путём мелких преобразований, а револю- ционно, с обвалом. В результате мы получили то, что получили: развал экономики, страшное социальное расслоение, коррупцию, монополизм и превращение страны в сырьевой придаток. Таким образом, Россия не пошла по пути социалистического Китая, который медленно, шаг за шагом вводил рыночные отношения. Например, в Китае процесс перехода к рыночным свободным ценам занял более 20 лет, а в России одномоментно, вызвав инфляцию, которая приближалась к гиперинфляции.

Но вместе с тем России удалось всё же выбраться из затяжного кризиса, слегка смягчить последствия чудовищного расслоения. Россия за 14—15 лет стала шестой экономикой мира, практически догнав Германию по ВВП по ППС. Когда мы в 2007 году делали прогнозы развития России, то, учитывая все отрицательные факторы, предсказывали, что России удастся встать на пятую ступень в ряду развитых стран не раньше середины 20-х годов. Возможно, эти достижения России связаны, в частности, и с тем, что, несмотря на все проблемы, она сохранила мощную государственную собственность и системы развитого при социализме социального обеспечения в виде бесплатного здравоохранения, образования, пенсионной системы, субсидий малоимущим. Итак, Россия, переходя к рынку, с самого начала превосходила латиноамериканские страны в доле социализма и потому их конвергентный опыт никак не является для неё примером. Например, уже сейчас ВВП России по ППС превышает аналогичный ВВП самой крупной из экономик латиноамериканских стран — Бразилии — более чем на триллион долларов.

Таким образом, такого подъёма России удалось добиться вовсе не потому, что она строго следовала либеральным доктринам, а скорее именно потому, что она не отбросила свои 70-летние социальные завоевания. Кроме того, в какой-то момент, а именно когда Владимир Путин стал премьером, правительство осознало, что частный бизнес в нашей стране не в состоянии обеспечить быстрый рост. Тогда государство сконцентрировало силы на высокотехнологических государственных концернах и больших инфраструктурных проектах.Таким образом, Россия развивалась последние 10 лет отчасти тоже по конвергентной модели развития.

Иными словами, опыт наиболее быстро развивающихся стран приводит нас к мысли, что модель, сочетающая в себе элементы свободного рынка и социалистических принципов, является естественной и потому наиболее успешной. В каких пропорциях страна прини- мает рынок и социализм, зависит от конкретных исторических условий, степени развития, менталитета, обычаев и даже религии.

Вспомним, что наиболее успешные страны в прошлом по ряду причин вводили у себя элементы социализма. Например, США и страны Западной Европы вводили широкие социальные программы в период высоких темпов роста. Конечно, формы социализма разнились от страны к стране. В США, измученных Великой депрессией 1920—1930гг.,применялись методы контроля над экономикой, планировались и осуществлялись государственные проекты, вводились пособия по безработице. Создание «государства благоденствия» в Европе в 1950—1960 гг. сопровождалось также планированием, перераспределением доходов. В разные периоды в разных странах государством перераспределялось до 60% ВВП. Как говорил великий экономист и один из основателей теории конвергенции Ян Тинберген, задачей социал-демократов является создание продукта рыночными методами, а затем распределение его в целях всего общества. Вместе с тем и формы общественного перераспределения напрямую определяются особенностями страны. Например, кальвинисты-голландцы и протестанты-скандинавы в целях воспитания ответственности стараются «монетизировать» общественные блага. А немцы или французы склонны больше распределять натурой. Даже в последние годы европейской политики «бюджетной экономии» отнять основные блага у общества не удалось, т.е. конвергентные общества продолжают существовать и в Европе.

Для России наличие уже сейчас конвергентной модели очевидно. Хотя либералы, как когда-то коммунисты, отрицают конвергентность, продолжают резко осуждать государственное вмешательство в экономику, на практике оно успешно осуществляется. Вопрос состоит только в том, в каких формах и как наиболее эффективно это вмеша- тельство следует осуществлять?

И ещё один вопрос: надо ли ставить какие-либо конечные цели развития и совершенствования общества? Представляется, что при отсутствии таких целей жить скучно. Вопрос о создании более совершенного, более справедливого, более счастливого общества вполне правомерен для человечества. Иначе инициативу могут перехватить какие-нибудь авантюристы или религиозные радикалы. Поэтому движение к более совершенному обществу должно происходить постепенно и опираться на лучшие примеры и опыт, выработанные человечеством.