Е.Н.Трубецкой. Пророчество о царстве зверя

Из большого числа научных, научно-популярных и просто популярных работ об иконописикоторые печатались в период после известной выставки древнерусского искусства 1913 года, до начала революции, выделяются три статьи, где русская икона ставится в теснейшую связь с национальным характером и нравственно-политической историей русского народа. Речь идет о статьях профессора философии Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). Это, в сущности, лекции, которые и в печатных изданиях сохраняют стиль беседы, словесного общения их автора с аудиторией. Лекции читались Е.Н.Трубецким в Петербурге и Москве и собирали множество слушателей - не только потому, что лектор говорил об иконе, но и потому, что в разговор постоянно вплетались раздумья о бесчеловечности мировой войны, о необходимости осуществления в жизни того соборного начала, образец которого дает русская икона. Первая лекция называлась "Умозрение в красках", и это выражение стало ныне хрестоматийным определением русской иконописи. Затем были прочитаны доклады "Два мира в древнерусской иконописи" и "Россия в ее иконе". Два первых текста вышли в 1916 году отдельными изданиями, а третий напечатан в журнале "Русская мысль" в конце февраля 1918 года, в разгар революции, и долгое время оставался неизвестным даже специалистам. В 1965 году лекции Е.Н.Трубецкого были переизданы в Париже под общим названием "Три очерка о русской иконе". Эта публикация является как нельзя более своевременной, поскольку она возвращает нас от прагматической истории древнерусской живописи к размышлениям о ее сущности, о связях этого искусства с действительностью. В антологию включен небольшой отрывок о "Троице" из лекции "Россия в ее иконе", который печатается по журнальной публикации 1918 года. Заметим, что мнение Е.Н.Трубецкого о рублевской "Троице" как об идеальном выражении заветной мысли Сергия Радонежского в точности соответствует мнению П.А.Флоренского, который в своей статье "Троице-Сергиева лавра и Россия" в полемически заостренной форме утверждал, что "Троица" Рублева является не столько творением художника, сколько воплощенной средствами живописи мечтой "печальника земли Русской". Усадьба Трубецких Ахтырка, где рос Е.Н.Трубецкой, находилась неподалеку от Троицкой лавры, и в отрывке живо чувствуются впечатления автора от посещений Троицкого монастыря. Ясен здесь и "нестеровский" подход к теме жития Сергия, каким мы его знаем по картинам художника. Но, в отличие от М.В.Нестерова, не избежавшего сентиментальности, в лекции Е.Н.Трубецкого есть пронзительная нота сердечности при воспоминании о Сергии и его духовном ученике Андрее Рублеве. Критико-биографическая литература о Е.Н.Трубецком невелика, и наиболее содержательными являются его собственные воспоминания, раскрывающие в известной мере душевную чуткость автора к историческим судьбам России.
"Чтобы понять эпоху расцвета русской иконописи, нужно продумать и в особенности прочувствовать те душевные и духовные переживания, на которые она давала ответ. О них всего яснее и красноречивее говорят тогдашние жития святых.

Что видел, что чувствовал святой Сергий, молившийся за Русь в своей лесной пустыне? Вблизи вой зверей да "стражи бесовские", а издали, из мест, населенных людьми, доносится стон и плач земли, подневольной татарам. Люди, звери и бесы- все тут сливается в хаотическое впечатление ада кромешного. Звери бродят стадами и иногда ходят по два, по три, окружая святого и обнюхивая его. Люди беснуются; а бесы, описываемые в житии, до ужаса похожи на людей. Они являются к святому в виде беспорядочного сборища, как "стадо бесчислено", и разом кричат на разные голоса: "Уйди, уйди из места сего! Чего ищешь в этой пустыне? Ужели ты не боишься умереть с голода либо от зверей или от разбойников и душегубцев!" Но молитва, отгоняя бесов, укрощает хаос и, побеждая ад, восстановляет на земле тот мир человека и твари, который предшествовал грехопадению. Из тех зверей один, медведь, взял в обычай приходить к преподобному. Увидел преподобный, что не злобы ради приходит к нему зверь, но чтобы получить что-либо из его пищи, и выносил ему кусок из своего хлеба, полагая его на пень или на колоду. А когда не хватало хлеба, голодали оба - и святой, и зверь; иногда же святой отдавал свой последний кусок и голодал, "чтобы не оскорбить зверя". Говоря об этом послушном отношении зверей к святому, ученик его Епифаний замечает: "И пусть никто этому не удивляется, зная наверное, что когда в каком человеке живет Бог и почивает Дух святой, то все ему покорно, как и сначала первозданному Адаму, до преступления заповеди Божией, когда он также один жил в пустыне, все было покорно". Эта страница жития св. Сергия, как и многие другие подобные в других житиях русских святых, представляет собою ключ к пониманию самых вдохновенных художественных замыслов иконописи XV века. Вселенная как мир всей твари, человечество, собранное вокруг Христа и Богоматери, тварь, собранная вокруг человека в надежде на восстановление нарушенного строя и лада,- вот та общая заветная мысль русского пустынножительства и русской иконописи, которая противополагается и вою зверей, и стражам бесовским, и зверообразному человечеству. Мысль, унаследованная от прошлого, входящая в многовековое церковное предание. В России мы находим ее уже в памятниках XIII века; но никогда русская религиозная мысль не выражала ее в образах столь прекрасных и глубоких, как русская иконопись XV века.
Тождество той религиозной мысли, которая одинаково одушевляла и русских подвижников, и русских иконописцев того времени, обнаруживается в особенности в одном ярком примере. Это престольная икона Троицкого собора Троицко-Сергиевской лавры - образ живоначальной Троицы, написанный около 1408 года знаменитым Андреем Рублевым "в похвалу" преподобному Сергию, всего через семнадцать лет после его кончины, по приказанию ученика его - преподобного Никона. В иконе выражена основная мысль всего иноческого служения преподобного. О чем говорят эти грациозно склоненные книзу головы трех ангелов и руки, посылающие благословение на землю? И отчего их как бы снисходящие к чему-то низлежащему любвеобильные взоры полны глубокой, возвышенной печали? Глядя на них, становится очевидным, что они выражают слова первосвященнической молитвы Христовой, где мысль о святой Троице сочетается с печалью о томящихся внизу людях. "Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду. Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы" (Иоанн, XVII, 11). Это - та самая мысль, которая руководила св. Сергием, когда он поставил собор св. Троицы в лесной пустыне, где выли волки. Он молился, чтобы этот зверообразный, разделенный ненавистью мир преисполнился той любовью, которая царствует в Предвечном Совете живоначальной Троицы. А Андрей Рублев явил в красках эту молитву, выразившую и печаль, и надежду св. Сергия о России."