О том, кто такие правозащитники?

На трагедию в Париже наша власть отреагировала на удивление безукоризненно, правда, потом замелькали околовластные говорящие головы с циничным «карикатуристы первые начали». Увы, в России появился средневековый закон об оскорблении чувств верующих, который сам по себе оскорбляет чувства неверующих и представителей всех конфессий, кроме православия, ислама и иудаизма. В список не входит даже традиционный для России буддизм, и представители православия всеми силами обсценивают его и прочие индуизмопроизводные религии и препятствуют строительству буддистских храмов.

Нынешний расклад дал возможность представителям трёх российских религий регулярно оскорблять и женщин, самостоятельно регулирующих свои репродуктивные функции; и гомосексуалов, желающих иметь полноценные семьи; и даже представителей современного искусства, выражающих собственный взгляд на клерикальный шабаш. При этом, по сведениям МВД, на последнее Рождество в храмах было замечено только два процента населения, представляющего наиболее многочисленную конфессию страны, то есть меньшинство умудрилось узурпировать свободу слова у большинства.

Подобная недопустимая ситуация должна корректироваться в рамках правозащитной деятельности, но беда у нас и с правозащитниками. Даже комментируя парижскую трагедию, некоторые из них попытались легитимизировать убийц. И тут не могу не вспомнить недавний виртуальный конфликт с молодым правозащитником Владимиром Осечкиным, поскольку на его примере отчетливо видно, что происходит с теми, кто называя себя правозащитником, не отягощен правозащитной этикой. А ведь шаг в сторону от неё для правозащитника - побег.

Сперва Владимир Осечкин написал на своей страничке фейсбука, что необходимо проверить, на какие деньги оппозиционер Геннадий Гудков собирается покупать квартиру в Лондоне. То есть, позволил себе риторику кремлевского пропагандиста, что в принципе дискредитирует понимание роли правозащитника, защищающего граждан от неправомерных действий власти, а не наоборот. Не знаю, сделано это заявление было по невнимательности, политической безграмотности (Геннадий Гудков достаточно видная фигура российской политики, и биография его на слуху) или из чистой конъюнктуры, но я немедленно напомнила, что Геннадий Гудков руководил солидной охранной компанией, и это гуглится в одну секунду. В ответ Владимир Осечкин начал оправдываться тем, что охранный бизнес - занятие коррупционное. То есть, позволил себе клевету, обвинив человека в коррупции без судебного решения.

За тем Владимир Осечкин начал специализироваться на наездах на братьев Навальных. При чем, не дожидаясь судебного решения. Мои попытки объяснить Осечкину чем, опричник отличается от правозащитника, провалились. Пришлось забанить Осечкина и написать, что отныне считаю сотрудничество невозможным. В ответ от него пришел килограмм истерических писем и жалоба на мой статус в фейсбуке, в котором обсуждалось поведение Осечкина с точки зрения правозащитной этики.

Психика молодого человека не справилась с введением его деятельности в зону более мягкой критики, чем зона, в которую «правозащитник» вводил при обсуждении Гудкова и Навального.

Не поверите, но статус с критикой Осечкина по его доносу закрыли. Комментарии, что называется, излишни. Ну, предположим, в случае Осечкина речь о конкретном молодом неинтеллигентном, правово неразвитом и этически не зрелом человеке. Удивительно, что при этом он имеет великолепных наставников в лице Валентина Гефтера и Антона Бабушкина, но, увы, хорошие манеры и этическая чистоплотность легко прививаются в детстве, а совершеннолетнему человеку как предмет почти не даются.

Не сыграло роли даже то, что и сам Осечкин когда-то был осужден по сфальсифицированному, как он утверждает, обвинению. И подобный стиль, к сожалению, популярен среди молодых правозащитников, самоидентифицирующихся в властью, а не с законом. И в этом колоссальное и постыдное отставание нашей страны. Ведь многие молодые правозащитники искренне не понимают, что такое права человека и позволяют себе клерикальные выпады, ксенофобию, сексизм, гомофобию, эйджизм. А объяснить, почему они не имеют права топтаться на представителях оппозиции невозможно, ведь это не теорема, а аксиома.

Оппозиционер может быть любым и внушать неприязнь любого рода, но он занимается политической борьбой, и на сопротивление ему заточена вся государственная машина. Оппозиция и власть сражаются на своём поле с помощью собственного инструментария, а инструментарий правозащитника защищать пострадавших от запрещенных законом видов вооружения власти. Иначе это никакой не правозащитник, а политическая массовка, вытаптывающая себе местечко при власти. Правозащитник обязан быть стерилен как хирургический инструмент, потому, что любая инфекция на нём грозит бОльшими осложнениями, чем сама операция.

Страна вышла из периода, когда правозащитной деятельностью занимались генералы от диссиденства, которых вообще не интересовали права «не диссидентов». Они не обращали свой взор ни в сторону обиженных детей, ни в сторону угнетаемых дедовщиной призывников, ни в сторону дискриминированных женщин, стариков и инвалидов; их не волновали ограниченные в правах гомосексуалисты, ВИЧ-инфицированные и мигранты. Но вот пришло племя младое незнакомое, и хочется увидеть его готовым к защите всего спектра прав человека, а не топчущим новыми башмаками старые грабли. Хочется, чтобы оно понимало, что правозащитник - это не профессия, а образ жизни, главным в котором является не только высокий гуманитарный стандарт, но внутренняя чистота и неготовность прогибаться под власть, какие бы дивиденды это не сулило.

411
4462
87