Читаем "Философию неравенства" Н. Бердяева

                                                       Читаем "Философию неравенства" Н. Бердяева.                                                           

   Ещё в восьмидесятые годы минувшего века, будучи пропагандистом в своей первичной парторганизации, и обнаружив, что курс страны, ведомой руководителями КПСС, не соответствует теоретическим положениям, содержащимся в работах К. Маркса и Ф. Энгельса, я решил "докопаться" до Истины. Это желание "добыть Истину" не покидает меня всю оставшуюся жизнь. Тогда же, читая сборник "Вехи", познакомился с Н. Бердяевым, но, обнаружив религиозный уклон его философии, не проявил к нему особого интереса,так как воспитан был атеистом (как выясняется теперь - напрасно не проявил, ибо я самостоятельно вышел на проблему личности, которую Бердяев поставил ещё в 1923 году).

   В нынешнее смутное время, когда социалистическая идеология для многих дискредитирована, а либеральная на российской почве не приживается, когда актуален поиск "национальной идеи", имеется потребность в учёте всего, наработанного человечеством в вопросах идеологии. Мне представляется, что для удовлетворения этой потребности нет более подходящей книги, чем "Философия неравенства" Н. Бердяева. http://royallib.com/get/rtf/berdyaev_nikolay/filosofiya_neravenstva.zip В порядке анонса книги предлагаю читателям конспект некоторых выдержек, имеющих, по моему мнению, исключительное значение для ориентации в вопросах общественного развития. Некоторые выдержки даны близко к тексту, другие - конспективно.

                                                                                                                             О русской революции.

   Осуждением господствовавших до революции слоёв общества бывает то, что они довели до революции, допустили её возможность. В обществе была болезнь и гниль, которые и сделали неизбежной революцию. Сверху не происходило творческого развития, не излучался свет, и потому прорвалась тьма снизу. Революциям предшествует процесс разложения, упадок веры, потеря в обществе и народе объединяющего духовного центра жизни. Чувство любви, порывы творчества, акты созидания никогда не приводят к революциям. Творчество не терпит равенства, оно требует неравенства, возвышения,...

   Во всякой духовной реакции на революцию открывается что-то новое, неведомое старому миру, рождаются творческие мысли. Нарождается что-то третье, отличное и от того, что было в революции, и от того, что было до революции. В третьем приоткрывается что-то новое, небывшее.

   То, что создано долгой историей народа и связано с глубиной его духовной жизни, не может быть скоро изменено. Православие много веков воспитывало русский народ в религиозной покорности царю. Самодеятельности же и самодисциплины народа православие не воспитало. Вот в чём одна из причин нашей трагедии. Это нужно признать (и учитывать) независимо от того, какой политический идеал мы исповедуем.

   Левое народничество было сплошной изменой религиозным, национальным и культурным ценностям. Бог был подменён народом, ценности интересами, духовные реальности преходящими благами социальных классов. Социал-демократы остались народниками, так как были выразителями экстенсивного духа раздела, а не интенсивного духа творчества.

   В русской революции произошло ещё небывалое в истории разрушение иерархического строя, ниспровержение всякой иерархии качеств. Но разрушение всякого иерархизма есть также разрушение личности, ибо личность связана с иерархизмом. Лишь в иерархии возможны разнокачественные индивидуальности. Настало время здорового социального пессимизма, более благородного, более сложного и утончённого, чем оптимизм тупых социальных фанатиков. Необходимо более суровое отношение к социальной жизни, более ответственное отношение. Социальная мечтательность есть разврат.

   Духовные последствия русской революции будут огромны. Эти последствия будут не только отрицательные, но и положительные. Мы переходим в другое измерение бытия. Все традиционные оценки подвержены сомнению. Приходится переоценить все социальные ценности. Отныне нельзя уже будет восторгаться социализмом со стороны, как прекрасной далью. Отныне социализм стал проблематическим, стал сложной проблемой для сознания, и всё нужно переоценить в социализме. Прошло время и социалистов, и радикалов, и либералов, и консерваторов старого типа, колеблющихся и сидящих между двух стульев. Ныне наступает страшное, ответственное время. И лишь более огненные, более глубокие идеи могут победить тьму, которой мы объяты.

                                                   О религиозно-онтологических основах общественности.

   Тысячи нитей связывают общественность человеческую, затерянную на небольшой точке необъятного мирового целого, с жизнью великого космоса. Вечно совершается таинственный эндосмос и экзосмос между жизнью общественной и жизнью космической. Люди строили утопию за утопией окончательного общественного устроения и общественного благополучия, не желая знать принципов космических энергий, опрокидывающих все построения, все утопии, все общественные земные раи.

   Социальная мечтательность и социальный утопизм - порождение оторванности социологического сознания от сознания космического. ... Безумна мечта создать совершенную и блаженную общественность в несовершенном и страдальческом мировом целом,...в мире, лежащем во зле, в мире, в котором хаос не претворён ещё в космическое состояние. После опыта революции, одержимой рационалистическим безумием, ясно стало, что общество никогда не было и не может быть основано на чисто рационалистических началах, вполне понятных малому человеческому разуму и по произволу этого разума устанавливаемых. Основы человеческого общества заложены в божественном (космическом) миропорядке. "Общество есть создание природы, а не человеческого произвола"(Эспинас). Мир, лежащий во зле, должен быть подчинён закономерности. Иначе злой хаос опрокинет всякий миропорядок, уничтожит всякий космический лад. В этом откровении закона для природного и общественного порядка есть своя моральная правда. Нельзя изнасиловать природу. Необходимо изучать и учитывать её законы. Так объективная закономерность жизни открывается в двух аспектах - космическом (духовном) и натуралистическом.

   Общество и государство могут быть основаны лишь на духовных началах. Общество и государство атомизируются и распадаются, когда подорван этот источник человеческого общения и властвования. В мире общественном, как и в великом мире, как и во всей вселенной борются космос и хаос. Рождение света во тьме, переход от хаоса к космосу есть возникновение неравенства бытия в равенстве небытия. И в человеческом обществе есть не только таинственное, но и тёмное начало, в массе человеческой бушует хаос, и космос общественный с великим усилием создаётся и сохраняется. Всё новые и новые приливы тьмы, требующие новой силы преображающего света, в истории именуются нашествием варваров внешних и внутренних. Напоры варварства были полезны и поучительны для эпох слишком довольных, успокоенных, закованных и заковывающих....В массе, в толпе всегда есть тёмная бездна. И революции всегда бывали таким же приливом хаотической тьмы, как и нашествие варваров. И варвары, и революции нужны дряхлеющему миру.

   Космическая жизнь - иерархична. Иерархична и жизнь общественная, пока в ней космический лад и не разорвана органическая связь с космосом. Всякое разрушение космической иерархии атомизирует бытиё, разрушает реальность общего и реальность индивидуального (государства, нации и др. реальные общности в такой же мере, как и личность) и сцепляет, сковывает атомы в механические коллективы.

   Излучение света в этом мире должно происходить по ступеням. Есть вечное различие между эзотерическим и экзотерическим; оно охраняет возможность высшей творческой духовной жизни для избранной части человечества, для подлинной его аристократии. Не может быть мгновенно допущена к высшему свету вся необъятная хаотическая тьма человеческой массы. Человеческая масса выводится из царства тьмы, из плена у хаоса по ступеням, в процессе воспитания. Этим путём охраняется качество от растерзания его количеством, и само количество выводится к просветлению. Начало аристократическое, начало иерархического лада, формы и предела, устанавливающее различия и дистанции, спасает высшую духовную жизнь, охраняет источники света и защищает личность человеческую от растерзания.

   Бытиё личности предполагает различия и дистанции, формы и границы. Революционность уничтожает все различия и дистанции, все формы и границы, и потому она глубоко враждебна личности. Личное начало - по существу аристократическое начало, оно предполагает различие и границу. Личное начало есть начало качественное, не допускающее количественных смешений. Принцип органического развития по ступеням, через свет, изливающийся сверху вниз, в исторической жизни имеет нравственное и религиозное значение, - он охраняет личность, свободу и духовную жизнь.

   Человек прежде всего находится в плену у хаотической стихии. Хаотическая стихия не может быть субъектом освобождения, она - источник порабощения. Тёмная бездна тянет образ человека вниз, мешает человеку подняться и стать во весь рост. Освобождение человека, человеческой личности и есть освобождение из плена у хаотической стихии, а не освобождение хаотической стихии в человеке и в народе. Разнуздание стихийных страстей порабощает, делает рабом. Когда человек находится во власти собственного хаоса, он - раб, личность его распылена страстями. "Освободителям" человека и народа, снимающим со стихии все оковы, давно пора глубже задуматься над проблемой личности. Личность предполагает реальность других личностей и реальность того, что выше её и глубже её. Личности нет, если нет ничего выше её. Если нет никаких реальных целостей, то нет и реальной целости личности, она разделяет судьбу всех реальностей в мире и падает вместе с ними. Личность связана с универсализмом, а не с индивидуализмом. Всякая реальность - и человек, и нация, и человечество, и космос, и церковь, и Бог есть личность и имеет живую душу. Никакая личность в иерархии личностей не уничтожается и не губит никакой личности, но восполняет и обогащает. Все реальности входят в конкретное всеединство.

   Судьба человека таинственна и не может быть решена в пределах того небольшого отрывка огромной и вечной жизни, который мы именуем земной жизнью, эмпирической жизнью человека, от рождения до смерти. Судьба каждого человека погружена в вечность, и в вечности нужно искать разгадки её смысла. Всё кажется случайным, бессмысленным и несправедливым в пределах этой кратковременной жизни. Всё приобретает смысл и получает оправдание в вечности. Индивидуальность, личность человеческая не дана изначально в природном и историческом мире, она в потенциальном состоянии дремлет в хаотической тьме, в зверином равенстве и освобождается, поднимается и развивается лишь путём трагической истории, путём жертв и борьбы, через величайшие неравенства и разделения, через государства и культуры с их иерархическим строем и принудительной дисциплиной. Всякий раз, когда свергается иерархический строй, когда хотят освободить личность от всякой дисциплины и государства и культуры, поднимается звериный хаос, истребляет личность, убивает образ человека. Свобода личности всегда имеет своим коррелятивом тысячелетнюю дисциплину сложной культуры, претворяющей хаос в космос.

   Всякий космический мир - дифференцирован, основан на неравенстве и дистанциях. Личность утверждается и расцветает в космическом мире, в космическом ладе общественной жизни. В мире хаотическом, в массах, окончательно потерявших всякую иерархическую дисциплину, личность отцветает и погибает.

                     О государстве.

   В государстве есть мистическая основа, и эта мистическая основа должна была бы быть признана и с позитивной точки зрения, как предельный факт, не поддающийся объяснению. Начало власти - совершенно иррациональное начало. Государство не может быть создано и на может быть разрушено никаким человеческим поколением. Оно не является собственностью людей, живущих в каком-либо периоде истории. В этом смысле государство имеет сверхвременную и сверхэмпирическую природу. Государство не может быть целиком сведено к обществу и выведено из общества, в нём всегда есть иррациональный остаток, привнесённый не из общества и несводимый на взаимодействие или противодействие общественных сил. Государство не может быть также выведено из взаимодействия личностей как единственных реальностей. Государство есть реальность другого порядка, чем личность. Реальность государства и реальность личности находятся во взаимодействии, они воздействуют друг на друга и нуждаются друг в друге, но могут и сталкиваться, и из столкновений их могут рождаться трагические конфликты....

   В революционных движениях и революциях личности, общественные группы и государства выходят из своих пределов и нарушают иерархический строй и лад. Вл. Соловьёв хорошо сказал, что государство существует не для того, чтобы превратить земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад. Принуждающая и насильственная природа государства сама по себе не есть зло, но она связана со злом, есть последствие зла и реакция на зло. Мечтательное отрицание государства во имя утопии земного рая и блаженства есть разврат в жизни общественной, анархическая социальная мечтательность столь же предосудительная, как и сексуальная мечтательность, вечно представляющая себе любовные объятия. В государстве есть правда сдержанности и самоограничения, есть своя красота аристократической холодности и оформленности.

   Безгосударственные утопии и мечты не знают формы, границы, расстояния, в них всегда чувствуется недостаток аристократизма. Последовательной демократии, низвергающей всякий иерархизм, никогда не было и быть не может. Такая последовательная демократия и есть анархия. Она возможна лишь как временное переходное состояние, после которого вновь образуется власть через дифференциацию и неравенство, через восстановление иерархичного начала, хотя бы и в совершенно новых формах.

   Происхождение власти монархическое, а не демократическое, она возникла из почитания героя. Самая горькая из неволь - неволя человека у человека, а не у начал высших, чем человеческие. Нельзя отрицать значения борьбы рас и завоеваний в образовании государства... В суровой борьбе и войне образовалась раса правителей, происходил подбор лучших, укреплялась аристократия власти.... Без образования расы лучших и сильнейших, расы царственной, мир никогда бы не вышел из тёмного нерасчленённого хаоса.

   Никакая побеждающая сила не может быть исключительно материальной, она всегда имеет и духовную основу, духовный источник. Великий народ притягивают дали и слава более, чем мещанское спокойствие и довольство. На путях своей исторической трагической судьбы империализм создаёт и мещанское спокойствие и довольство, которым пользуется для своих целей. Но империализм есть лишь путь, судьба народов и государств. Он несёт в себе семя смерти. На смену ему идёт всемирный империалистический коммунизм. И сама идея принудительного всемирного единства и господства есть ложная и призрачная идея.

   В христианском мире государство уже не может претендовать на человека целиком, власть его не распространяется на глубину человека, на его духовную жизнь. Глубина человека принадлежит церкви, а не государству. Государство имеет дело лишь с оболочкой человека, оно регулирует лишь внешние отношения людей. Государство и церковь не могут быть ни окончательно соединены, ни окончательно разделены, - они находятся в антиномическом взаимодействии, они и помогают друг другу, и противятся друг другу. Государство имеет положительные задачи, оно стремится к максимуму. Империалистическая идея вечно волнует государство. "Царство кесаря" есть самобытная сфера, необходимая для богатства и мощи Божьего мира, в нём осуществляются какие-то творческие задачи, неосуществимые другими путями. Царство кесаря - огромная ступень иерархии бытия. Оно становится царством зла лишь тогда, когда требует себе божеских почестей, когда его обоготворяют, когда им подменяют Царство Божие, когда оно посягает на глубину человеческого духа, на бесконечную его природу.

   Демократический и антирелигиозный гуманизм допускает государство лишь как утилитарное средство для блага и удовлетворения земной жизни людей. Это превращает государство в организацию интересов и сводит его к коммерческому хозяйственному учреждению, превращает его в торгово-промышленную контору. Государство не может быть оправдано интересами. Оно ограничивает интересы всякого живущего поколения и подчиняет их великому прошлому и великому будущему. В нём действуют не только ныне живущие, но также умершие предки и не родившиеся ещё потомки. Свобода и независимость человека требуют того, чтобы в основу государства была положена не только любовь, но также принуждение и право.

                                                                                                                        О нации.

   В самом элементарном, инстинктивном национальном эгоизме есть больше жизненной правды, чем в интернационализме. Интернационалисты совершили самую отвратительную подмену: подменили бытиё всечеловечества, единого конкретного человечества небытиём, которому дали наименование интернационала, безнадёжно смешав вселенскость и интернационализм. Смешение, подмена и обман начались раньше, до нарождения интернационала социалистического, в гуманистическом пацифизме, в либеральном космополитизме, в масонстве. Там уже конкретное всечеловечество подменено было абстрактным общечеловечеством.

   Человечество есть конкретная реальность, как бы некая личность в космической иерархии. Никакая рациональная демократия с её механикой количеств не может быть выразительницей духа нации. И воля нации невыразима арифметически, в количествах, воля нации не есть воля большинства. В воле нации говорят не только живые, но и умершие, говорит великое прошлое и загадочное ещё будущее. В нацию входят не только человеческие поколения, но также камни церквей, дворцов и усадеб, могильные плиты, старые рукописи и книги. И чтобы уловить волю нации, нужно услышать эти камни, прочесть истлевшие страницы.

   Нация не есть демократия и невыразима в демократии. Более таинственны пути её выражения. И то поколение, которое порвёт связь с национальным прошлым, никогда не выразит духа нации и воли нации. Ибо в духе нации и в воле нации есть сила воскрешающая, а не смертоносная.... Национальное начало в общественной жизни есть начало качественное, а не количественное. Национальное заложено в древних недрах природы, и эти потенциальные энергии национального бытия раскрываются в истории.... Нация есть дух, Божий замысел, который эмпирический народ может осуществить или загубить. Эмпирический народ должен быть подчинён нации, её задачам в мире. В нации есть ноуменальное, онтологическое ядро, которого нет в эмпирическом явлении, которое именуется народом.

   Россия бесконечно ценнее, священнее должна быть для активных её граждан, чем народ, чем человеческое население того или иного времени, в той или иной своей части. Государство не является определяющим признаком бытия нации. Но всякая нация стремится образовать своё государство, укрепить и усилить его. Через государство нация раскрывает все свои потенции. С другой стороны, государство должно иметь национальную основу, национальное ядро, хотя племенной состав государства может быть очень сложным и многообразным. Русское государство было русским государством, оно имело в своей основе русское ядро, и осуществляло в мире русскую идею. Государство, не имеющее национального ядра и национальной идеи, не может иметь творческой жизни....

   Государства исключительно династические - болезненное явление исторической действительности. Династическое начало не может быть самодовлеющим. Оно должно быть подчинено началу национальному. Но государство по природе своей стремится выйти за рамки замкнутого национального государства. Чисто национальными остаются лишь государства малых наций. Большие нации, сознавшие свою миссию в мире, стремятся образовать империалистическое государство.... И национальный вопрос совершенно разно стоит для наций малых и слабых и для наций больших и сильных. Для наций малых и слабых национальный вопрос есть вопрос освобождения и независимости, вопрос образования и сохранения национального государства. Для наций больших и сильных национальный вопрос есть вопрос мировой мощи и мировой миссии, вопрос образования и расширения империалистического государства....

   Но национальное сознание (иногда) переходит все пределы и достигает вершин в сознании мессианском. Мессианизм есть безумное сознание народа, оно по природе своей противоположно и национализму, и империализму. Национализм и империализм остаются в природном порядке. Мессианизм выходит из природного порядка, он мистичен. В мессианизме есть жертвенность, которой нет в нацонализме и империализме. Мессианское сознание требует уже от народа жертвенного мирового служения, служения спасению мира.... Но существует другой тип национализма, национализм творческий, он не только допускает, но требует самокритики,...во имя национального бытия.... Он несёт свет в тёмные недра национальной жизни.... Механическое понимание национальной проблемы приводит к разным теориям федерализма, персональной автономии и т.п.

                                                    О консерватизме.

   Консерватизм как лозунг в политической борьбе создан и сторонниками его и противниками. Консервативные политические партии могут быть очень низменны и могут искажать консервативное начало как одно из вечных религиозных и онтологических начал человеческого общества. Но это не должно затмевать той истины, что невозможно нормальное и здоровое существование и развитие общества без консервативных сил. Консерватизм поддерживает связь времён, не допускает окончательного разрыва в этой связи, соединяет будущее с прошлым.

   Революционизм поверхностен, оторван от онтологических основ, от ядра жизни. Эта печать поверхносности лежит на всех революционных идеологиях. Консерватизм же имеет духовную глубину, он обращён к древним истокам жизни, он связывает себя с корнями. Он верит в существование нетленной и неистребимой глубины. У великих гениев и творцов был этот консерватизм глубины. Никогда не могли они держаться на революционной поверхности. Без консервативной среды невозможно появление великих творческих индивидуальностей. Лучшие люди черпали творческую энергию в глубине жизни. И если чужд им был консерватизм внешний и политический, то начала консерватизма глубинного и духовного всегда можно найти у них.

   Исключительное господство революционных начал истребляет прошлое, уничтожает не только тленное в нём, но и всё ценное.... Революционный дух бросает всё прошлое в пожирающую пучину будущего, обоготворяет будущее,т.е. поток времени, и не имеет опоры в вечности. Но поистине, прошедшее имеет не меньше прав, чем будущее. Прошедшее не менее онтологично, чем будущее, умершие поколения не менее онтологичны, чем поколения грядущие. В том, что было, не меньше от вечности, чем в том, что будет. И чувство вечности острее чувствуем мы в нашем обращении к прошлому. Разрушающим потоком времени сносится всё слишком временное, всё, устроенное для земного благополучия, и сохраняется нетленная красота вечности. В этом тайна красоты и обаяния памятников прошлого и памяти о прошлом, магия прошлого. Не только развалины дают нам это чувство победы вечности над временем, но и сохранившиеся старые храмы, старые дома, старые одежды, старые портреты, старые книги, старые мемуары. На всём этом лежит печать великой и прекрасной борьбы вечности с временем.... Вот на какой глубине нужно искать основ консерватизма.

   Истинный консерватизм есть борьба вечности со временем, сопротивление нетленности тлению. В нём есть энергия не сохраняющая только, но и преображающая.

                                                                                   ===

   Революционный дух обращён исключительно к будущим поколениям и не думает об умерших предках, не хочет сохранить связи с их заветами. Религия революции есть религия смерти именно потому, что она исключительно поглощена современной и будущей земной жизнью.... Кто отвращается от лика смерти и бежит от него ко вновь возникающей жизни, тот находится в истребляющей власти смерти, тот знает лишь клочья жизни.

   Консерватизм, как вечное начало, требует, чтобы в решении судеб обществ и культур был выслушан не только голос живых, но и голос умерших, чтобы было признано реальное бытиё не только за настоящим, но и за прошедшим, чтобы не порвалась связь с нашими предками.

   Правда консерватизма не есть начало, задерживающее творчество будущего, она есть начало, воскрешающее прошлое в его нетленном.... Но в прошлом было и много тленного, грешного, злого, тёмного, и оно обречено огню. Охранение всей шелухи прошлого, всей его соломы, всего неонтологического в нём есть дурной, злой, отрицательный консерватизм. Он готовит революции и бывает виновником их.

   Природа консервативного начала плохо понимается не только врагами его, но и иными его сторонниками. Ложный, косный консерватизм не понимает творческой тайны прошлого и её связи с творческой тайной грядущего. Поэтому обратной стороной его является истребляющий прошлое революционизм. Революционизм есть кара, подстерегающая ложный консерватизм, изменивший творческому преданию.... В истинном же консерватизме есть благордство древнего происхождения.

   Религиозно, нравственно и эстетически почитается во всём давнем и старинном жизнь, а не смерть, жизнь бОльшая, чем быстротечные мгновения сегодняшнего дня, в которых бытиё ещё не отделено от небытия, крупицы нетленного ещё смешаны с огромным количеством тленного. Возрастание жизни и умножение ценностей совершается через начало консерватвное, преображающее старую жизнь для вечности, и через начало творческое, созидающее новую жизнь для той же вечности. Разрыв отечества и сыновства, который совершается ложным консерватизмом и ложным революционизмом, есть ослабление жизни, есть дух смерти для прошедшего или для грядущего.

   Неправедна, лжива и безобразна исключительная вера в будущее. Футуризм разрывает и расщепляет целостное историческое и космическое бытиё. Футуристическое мироощущение имеет качество радикализма, оно доводит до конца революционное отрицание прошлого и обоготворение будущего. Истинное и цельное отношение к жизни должно утверждать вечное в прошлом и вечное в будущем как единую длящуюся жизнь, должно искать подлинно онтологического.

   Существует также священное предание культуры. Без предания, без традиции, без преемственности культура невозможна. Культура произошла из культа. В культе же есть священная связь живых и умерших, настоящего и прошедшего, всегда есть почитание предков и энергия, направленная на их воскрешение.... Культура по-своему стремится утвердить вечность, обеспечить поддержание священной связи времён. В культуре всегда есть начало консервативное, сохраняющее и продолжающее былое, и без него культура немыслима.

   Революционное отрицание всякого консерватизма есть варварство. Совершенно отрицают консервативное начало те, которые отрицают самобытность исторической действительности. Смысл консерватизма не в том, что он препятствует движению вперёд и вверх, а в том, что он препятствует движению назад и вниз, к хаотической тьме, возврату к состоянию, предшествовавшему образованию государств и культур. Консерватизм делается началом отрицательным, задерживающим движение вперёд и вверх, но только в том случае, если он сознаёт себя единственным космическим началом человеческой жизни и становится во враждебное отношение к началу творческому.

   Сдержка хаотической тьмы снизу для охранения образованного многими поколениями общественного космоса сама по себе недостаточна. Хаотическая тьма,имеющая бездонный источник, должна не только сдерживаться и не допускаться внутрь общественного космоса, она должна также просветляться и творчески преображаться. Консерватическое и творческое начала должны служить одному и тому же космическому делу, великому делу борьбы с мировым хаосом и с грехом, отдающим человеческие общества во власть этого хаоса. Наибольшую свободу человеку даёт сочетание начала консервативного с началом творческим, т.е. гармоническое развитие общественного космоса.

                                                                                                                      Об аристократии.

   Любовь к аристократической идее сделалась уделом немногих в наш демократический век. Аристократические симпатии рассматривают или как проявление классовых интересов, или как эстетизм, не имеющий жизненного значения.... Тот, кто интересуется существом жизни, а не её поверхностью, должен будет признать, что не аристократия, а демократия лишена онтологических основ, что именно демократия не имеет в себе ничего ноуменального и природа её чисто феноменалистическая. Аристократическая идея требует реального господства лучших, демократия - формального господства всех. Аристократия, как управление и господство лучших, как требование качественного подбора, остаётся на веки веков высшим принципом общественной жизни, единственной достойной человека утопией. Демократические крики, оглашающие площади и базары, не вытравят из благородного человеческого сердца мечты о господстве и управлении лучших, избранных, не заглушат этого , из глубины идущего призыва, чтобы лучшие и избранные явились, чтобы аристократия вступила в свои вечные права.

   "Все социальные процессы, какие только вы можете наблюдать в человечестве, ведут к одной цели - достигают ли они её или нет, это другой вопрос,- а именно: открыть своего способного человека и облечь его символами способности: величием, почитанием или чем вам угодно, лишь бы он имел действительную возможность руководить людьми соответственно своей способности.... Отыщите человека самого способного в данной стране, поставьте его так высоко, как только можете, неизменно чтите его, и вы получите вполне совершенное правительство, и никакой баллатировочный ящик, парламентское красноречие, голосование, конституционное учреждение, никакая вообще механика не может уже улучшить положение такой страны ни на одну йоту."(Карлейль, Герои и героическое в истории).

   У Платона, в его аристократической утопии есть что-то вечное, хотя оболочка её была временной. Самый аристократический принцип его не может быть превзойдён. Он притягивал к себе средневековье и будет притягивать к себе времена грядущие. Пока жив дух человеческий и качественный образ человека не задавлен окончательно количеством, будет стремиться человек к царству лучших, к истинной аристократии. Аристократический принцип - онтологический, органический и качественный. Демократические, социалистические и анархические принципы - формальны, механичны и количественны, все они безразличны и равнодушны к реальностям и качествам бытия, к содержанию человека.

   Демократию нельзя противопоставлять аристократии. Это понятия несоизмеримые, совершенно разнокачественные. Представительная демократия может ставить своей целью подбор лучших и установление царства истинной аристократии. Демократия может создать условия, благоприятные для качественного подбора, для выделения аристократии. При этом целью должно быть отыскание реальной, а не формальной аристократии, т.е. отстранение той аристократии, которая не является царством лучших, и раскрытие путей для истинной аристократии. Пока все демократии плохо служат этим целям, забывая их во имя жалких интересов сегодняшнего дня.

   Не следует обманываться внешностью, поддаваться слишком жалким иллюзиям. С сотворения мира правило, правит и будет править меньшинство, а не большинство. Вопрос лишь в том, правит ли меньшинство лучшее или худшее. Непосредственного управления и властвования человеческой массы быть не может, это возможно лишь как момент стихийного массового разлива в революциях и бунтах. Но очень быстро устанавливается дифференциация, образуется новое меньшинство, которое захватывает в свои руки власть....

Революционная же масса всегда бывает лишь атмосферой для осуществления этой тирании меньшинства.

   В самой реальной, подлинной действительности вопрос идёт всегда о том, торжествует ли аристократия или охлократия. В сущности, только и существуют два типа власти - аристократия и охлократия, правление лучших и правление худших. Всякий жизненный строй - иерархичен и имеет свою аристократию, не иерархична лишь кучка мусора.... Если нарушена истинная иерархия и истреблена истинная аристократия, то являются ложные иерархии и образуется ложная аристократия. Кучка мошенников и убийц из отбросов общества может образовать новую лжеаристократию и представить иерархическое начало в строе общества.

   Истинная аристократия может служить другим, служить человеку и миру, потому что она не занята самовозвышением, она изначально стоит достаточно высоко. Она - жертвенна. В этом вечная ценность аристократического начала. Всегда следует помнить, что народные массы выходят из тьмы и приобщаются к культуре через выделение аристократии и исполнение ею своей миссии. Не демократизация, а аристократизация общества имеет внутреннее духовное оправдание. Освободительный процесс в человеческой жизни имеет лишь один смысл - раскрытие более широких путей для обнаружения аристократических душ и для их преобладания.

   Перед каждой исторической эпохой стоит сложная задача выделения и укрепления своей аристократии разных ступеней. И не так просто решить, какой политический и социальный строй благоприятен выделению и укреплению такой аристократии. Все монистические уравнительные теории мало стоят. Сложность жизни всегда их опрокидывает. Не исключительное торжество одного какого-нибудь начала, а лишь более сложное сочетание нескольких начал благоприятствует истинной аристократии. Служебную роль в этом великом деле может сыграть и начало демократическое, когда оно ограничено и соподчинено более высоким началам.

                         О либерализме.

   Либеральный дух по существу не революционный дух. Либерализм есть настроение и миросозерцание культурных слоёв общества. В нём нет бурной стихии, нет огня, воспламеняющего сердца, в нём есть умеренность и слишком большая оформленность. Правда либерализма - формальная правда. Она ничего не говорит ни положительного, ни отрицательного о содержании жизни, она хотела бы гарантировать личности любое содержание жизни. Либеральная идея не обладает способностью превращаться в подобие религии и не вызывает к себе чувств религиозного порядка. В этом слабость либеральной идеи, но в этом и хорошая её сторона. Идеи демократические, социалистические, анархические притязают давать содержание человеческой жизни; они легко превращаются в лжерелигии и вызывают к себе отношение религиозного характера. Но в этом-то и кроется ложь этих идей, ибо в них нет никакого духовного содержания и нет ничего достойного религиозно-патетического отношения....

   Идея демократическая ещё более формальна, чем идея либеральная, но она обладает способностью выдавать себя за содержание человеческой жизни,за особый тип человеческой жизни. И поэтому в ней скрыт ядовитый соблазн.

   Идея социалистическая отличается безграничной притязательностью. Она претендует ставить цели человеческой жизни, в то время как она относится к средствам жизни, к материальным её орудиям....Но самая духовная общность людей, самая внутренняя их общественность неопределима внешними критериями общественности. Ибо цели и содержание жизни берутся из духовной глубины и коренятся в божественной действительности. Социальная же среда представляет всего лишь сложную совокупность средств для осуществления этих целей и этого содержания.

   В людях, слишком поверивших в либеральную идею и исповедующих доктрину либерализма, в либеральных движениях и партиях слишком мало онтологического. Это в большинстве случаев поверхностные люди и поверхностное движение. Но в истоках либерализма есть бОльшая связь с онтологическим ядром жизни, чем в истоках идей демократической и социалистической. Ибо поистине свобода и права человека, человеческой личности, человеческого духа имеют бОльшую связь с духовными основами жизни, чем вообще избирательное право или обобществление орудий производства.

   Свобода и права человека, неотчуждаемые во имя утилитарных целей, коренятся в глубине человеческого духа. И поскольку либерализм их утверждает, он связан с природой личности, которая имеет онтологическую основу. Либерализм нельзя обосновать позитивистически, его можно обосновать лишь метафизически. Нет оснований признавать неотъемлемую свободу и неотъемлемые права за человеческой личностью, если она не обладает вечной духовной природой, если она есть лишь рефлекс социальной среды. Руссо и Маркс отрицали эти свободы и права. Либералы - позитивисты лишь по непоследовательности и по поверхносности своего сознания - готовы признать неотъемлемые свободы и права человека. Духовным источником свободы и прав человека является свобода и право религиозной совести. И в этой точке формальная правда либерализма соприкасается с онтологическим ядром человеческой жизни. Человек имеет глубокую онтологическую связь с такими подлинными реальностями, как церковь, как национальность, как государство.

   В идеалистическом либерализме были просветы лучшего сознания, было бОльшее внимание к человеческой природе. Но просветы эти были закрыты поверхностным "просветительством". Ибо "просветительство" никогда не просвещает сознание глубоко. Свет его - не солнечный свет. Это искусственный свет лампы,ослабляющий потребность в истинном свете. И лучше пройти через полную тьму, через ночь сознания, чтобы почувствовать жажду приобщения к царству подлинного света. Либерализм перестал быть самостоятельным началом, он сделался каким-то компромиссом, каким-то полудемократизмом или полуконсерватизмом. Он противопоставляет демократической или социалистической вере иную тактику, иные интересы, но бессилен уже противопоставить иную веру, иную идею. Либерал сделался синонимом слишком умеренного, человека компромисса, оппортуниста.

   Истинное освобождение человека предполагает освобождение его не только от внешнего рабства, но и от внутреннего рабства у самого себя, у своих страстей и своей низости. Декларация прав человека должна быть связана с декларацией обязанностей человека. В осуществлении прав человека самое важное не собственные правовые притязания, а движение к правам другого, почитание в каждом человеческого образа, т.е. обязанности человека к человеку и человека к Богу. Обязанности человека глубже прав человека, они и обосновывают права человека. Право вытекает из обязанностей. Права человека должны иметь онтологическую основу, они предполагают и бытиё души человеческой в вечности, и бытиё, бесконечно превышающее эту душу, бытиё Божие.

   Отвлечённый, доктринёрский либерализм, претендующий опереться на собственную пустоту, есть невинная ложь, и против него должны подняться движения, искавшие реального содержания социальной жизни. Свобода и равенство несовместимы. Свобода есть прежде всего право на неравенство. Равенство есть прежде всего посягательство на свободу, ограничение свободы. Свобода живого существа, а не материальной точки, осуществляется в качественном различении, в возвышении, в праве увеличивать объём и ценность своей жизни. Либерализм порождает демократию и неудержимо переходит в демократизм.... Но демократия истребляет самые основы либерализма, равенство пожирает свободу.... Это процесс фатальный.

   Противоречие между свободой и равенством, между правами личности и правами общества непреодолимо и неразрешимо в порядке естественном и рациональном.... В либеральной идее, самой по себе, нет ещё ничего "буржуазного". Нет ничего "буржуазного" в свободе.... Но нельзя не признать, что господство отвлечённого либерализма в жизни экономической дало свои отрицательные и злые плоды. Если манчестерство и имело относительное оправдание в известный исторический момент, то в дальнейшем неограниченное господство его лишь компроментировало и разлагало либеральную идею. Ничем не ограниченный экономический индивидуализм, отдающий всю хозяйственную жизнь целиком во власть экономической борьбы и конкуренции, не признающий регулирующего принципа, не имеет как будто никакой обязательной связи с духовным ядром либерализма, т.е. с утверждением прав человека. Несостоятельность так называемого экономического либерализма давно уже выяснилась. И вокруг идеи либерализма образовалась атмосфера, насыщенная неприятными ассоциациями.

   Вообще ведь идеи, и даже не столько идеи, сколько слова, их выражающие, подвержены порче. Человеческие интересы способны исказить и загрязнить и самые высокие слова.... Слово "либерализм" принадлежит к разряду очень порченных слов. Порча либерализма началась со смешения целей и средств, с подмены духовных целей жизни материальными средствами. Свобода человека, права человека есть высокая духовная цель. Всякий политический и экономический строй может быть лишь относительным и временным средством для осуществления этой цели. Когда либерализм видит в свободе человека и неотчуждаемых правах его высокую цель, он утверждает неполную, но несомненную истину. Но когда он начинает временным и относительным политическим и экономическим средствам придавать почти абсолютное значение, когда в исканиях новых форм социальной организации он начинает видеть недопустимое нарушение своей отвлечённой доктрины, он вырождается и разлагается.

   На этой почве создались очень сложные и запутанные отношения между либерализмом и социализмом, которые нельзя выразить в отвлечённой формуле. Противополагать либерализм и социализм как два вечно враждующих и несовместимых начала так же относительно верно, как и все относительные формулы. Идеология либеральная и идеология социалистическая образовались вокруг разных жизненных задач, их пафос имеет разные источники. Воля к свободе породила либеральную идеологию. Идеологию социалистическую породила воля к обеспечению хлеба насущного, к удовлетворению элементарных жизненных потребностей. И если либералами делаются те, у кого элементарные жизненные потребности удовлетворены и обеспечены и кто хочет свободно раскрыть свою жизнь, то социалистами делаются те, кому нужно ещё удовлетворение более элементарных жизненных потребностей. В перспективе индивидуальной социализм элементарнее либерализма. В перспективе же общественной это отношение обратное.

   В принципе как будто бы мыслим либеральный социализм и социалистический либерализм. Либерализм не имеет никакой обязательной идейной связи с экономическим индивидуализмом, эта связь - случайно-фактическая. Либерализм вполне совместим с социальным реформаторством, он может допускать всё новые и новые средства и методы для обеспечения свободы и прав человека. Либеральная декларация прав носит формальный характер и допускает какое угодно социальное содержание, если оно не посягает на права человека, признанные неотъемлемыми. Реформаторский социализм даже более совместим с идеальными основами либерализма, чем с крайними формами демократии, не имеющей социального характера. С другой стороны возможен либеральный социализм. Социализм реформаторского типа может основываться на либеральных принципах, может мыслить социальное реформирование в рамках декларации прав человека и гражданина. Либерализм впитывает в себя элементы социализма. Социализм же делается более либеральным, более считается не только с экономическим человеком, но и с человеком, обладающим неотъемлемыми правами на полноту индивидуальной жизни, правами духа, не подлежащими утилитарным ограничениям. Важнее всего признать, что либерализм и социализм - относительные и временные начала. Либеральное начало есть одно из начал человеческой жизни, но оно не может быть утверждаемо как начало единственное и безраздельно господствующее. Индивидуалистический либерализм, отрывая индивидуум от всех органических исторических образований, опустошает индивидуум, вынимает из него всё его сверхиндивидуальное содержание, полученное от истории, от органической принадлежности индивидуума к его роду и родине, к государству, к церкви, к человечеству, к космосу. Либерализм, как самодовлеющее отвлечённое начало, отстаивающее свободу личности, легко переходит в анархизм. Анархизм этот бывает очень невинным, очень идеальным, совсем не разрушительным, но и очень бессильным. Это выражается в желании довести государство до крайнего минимума и постепенно его совсем упразднить, в непонимании самостоятельной природы государства. В таком либеральном анархизме нет настоящего пафоса и нет действенности, он носит теоретический и кабинетный характер.

                   О демократии.

   Демократия - не новое начало и не впервые входит она в мир. Это старое, вековечное начало, хорошо знакомое ещё миру античному. Признание народной воли верховным началом общественной жизни может быть лишь поклонением формальному, бессодержательному началу, лишь обговорением человеческого произвола: неважно то, чего человек хочет, а важно то, чтобы было то,чего он захочет. Хочу, чтобы было то, чего захочу. Вот предельная формула демократии, народовластия. Народная воля может захотеть самого страшного зла, и демократический принцип ничего не может возразить против этого. В демократическом принципе нет никаких гарантий того, что осуществление его не понизит качественный уровень человеческой жизни и не истребит величайшие ценности. В отвлечённой идее демократии есть величайшее презрение к качествам человека и народа, к духовному их уровню.

   Эта идея хотела бы отвлечь человеческое внимание от содержания человеческой жизни и цели жизни и направить его целиком на формы волеизъявления. Народный суверенитет носит совершенно формальный характер. Остаётся неизвестным, чего захочет суверенный народ, когда всё будет предоставлено его воле, какой строй жизни пожелает он создать. Правду и истину следует поставить выше воли народа и им подчинить волю народа. Добыть правду и истину об общественном устроении из большинства, из количества невозможно, ибо правда и истина имеют источник, независимый от человеческого произволения. Правда и истина может быть в меньшинстве, а не в большинстве, и даже всегда она бывает в меньшинстве.

   Оправданием принципов демократии, принципов большинства и количества, может быть только скептицизм. Сомневающиеся, опустошённые, оторвавшиеся от онтологических основ жизни должны прибегать к решениям большинства, к критериям количества. Если нет правды и истины, то будем считать за правду и истину то, что признает большинство. Демократия признаётся теми, которые утеряли истоки духовной жизни. Вот почему рост демократии в мире имеет роковой смысл.... Демократическое равенство есть потеря способности различать качества духовной жизни.... Демократическая идеология не может не вести к царству худших, а не лучших. В основу демократии не была положена воля к повышению жизни, к качеству и ценности. Никаких новых ценностей сама демократия из себя не создаёт и не может создать...

   Всеуравнивающая демократическая эпоха человеческой истории есть понижение качественного, ценностного содержание жизни, понижение типа человека. Демократия не имела интереса к воспитанию высокого типа человека, и потому она бессильна создать лучшую жизнь. Демократическая метафизика утверждает, что каждый отдельный человек ошибается, он находится в неправде и лжи, но безошибочна и правильна воля всех, воля народа, воля коллектива. Но, из суммирования воль всех не получается всеобщей воли.

   Социал-демократия отрицает существование народа как реального единства, она разлагает его на классы(в этом её заслуга) и группы с противоположными психиками и интересами, и для неё не существует воли народной, нет суверенного начала. Выше воли народа стоит воля пролетариата, на который переносятся все те божественные атрибуты, которые демократическая метафизика приписывала народу. Демократия есть выхождение из органического состояния, распадение единства народа, раздор в нём. Демократия по существу механична, она говорит о том, что народа как целостного организма уже нет. Демократия есть нездоровое состояние народа. В "органические" эпохи истории никаких демократий не бывает и не возникает. Демократия - порождение "критических" эпох. Демократия берёт человека как арифметическую единицу, математически равную всякой другой. Для неё народ , как органическое целое, распадается на атомы и потом собирается как механический коллектив. Но народ не состоит из арифметических единиц и атомов. Народ есть иерархический организм, и в нём каждый человек есть разностное существо, неповторимое в своей качественности. Потому-то и воля народа невыразима в сумме человеческой, в мнении большинства.

   Всеобщее голосование - негодный способ выражения качеств в жизни народной. Меньшинство может лучше и совершеннее выражать волю народа как органического целого, обладающего соборным духом. Один может лучше выразить волю и этот дух, чем всё человеческое количество. На этом основано значение великих людей в исторической жизни народов, вождей, царей. Народ не есть человеческое количество, человеческая масса. Именно тогда, когда демократия провозгласила верховенство воли народа, воли народа не оказалось, она умерла. Демократия и есть безнадёжное искание умершей воли народа.

   Всеобщее избирательное право не знает конкретных людей, с их разнокачественностью, с их различным весом, оно исключительно имеет дело с отвлечёнными людьми, с атомами и математическими точками. Основанное на ложном равенстве всеобщее избирательное право есть отрицание человека. В результатах всеобщего права поистине есть что-то нечеловеческое и противочеловеческое. Человека нужно брать в его качественности, т.е. делать подбор лучших и способнейших.

   Проблема демократии не может ставиться отвлечённо и изолированно, она должна быть связана с проблемой культуры. Существует иерархия органических образований, к которым принадлежит человек. Эти органические образования должны иметь своё представительство. Беда в том, что все органические образования почти разрушены демократическим веком. Разнокачественные состояния народа невыразимы ни в какой демократии. Слишком много в жизни народной действует сил индивидуальных. И это опрокидывает все демократические строения. Чистая отвлечённая самодержавная демократия есть самая страшная тирания, она убивает человека.... От воли самодержца можно ещё охранить часть своего существования, но несоизмеримо труднее его охранить от воли самодержавного народа....Суверенный народ может отнять у человека всё, что захочет, что найдёт нужным для своего блага. В самодержавии народа человек зависит от непросветлённого количества, от тёмных инстинктов масс. Демократия хочет сделать человека существом исключительно общественным. Она не терпит уединения и уединённых, не оставляет места и времени для созерцания, она враждебна избыточному творчеству немногих.

   Демократия неблагоприятна появлению сильных, ярких, творческих личностей, она создаёт нивелирующую общественную среду, которая стремится целиком поглотить личность и подчинить её себе. Демократическое общественное мнение есть самая страшная из тираний, она угнетает дух человеческий, подрезывает крылья. Царство бездушной материалистической демократии есть царство самого страшного из Левиафанов, чудовища из миллионов голов. Человек в таком обществе становится рабом общественной пользы, рабом большинства голосов, рабом общественного мнения, рабом собственных интересов.

   Демократия глубоко враждебна духу свободы. Свобода аристократична, а не демократична, она обращена к личности, а не к массе. Глубоко враждебна демократия и духу творчества. Демократия глубоко враждебна высшей культуре. Идеалы демократии - мещанские идеалы. Воля демократии направлена к понижению человеческой расы. Для достоинства человека и для свободы человека необходимо ограничить демократию, соединить её с другими началами и подчинить её другим началам.... Свободу и права человека гарантируют лишь начала, имеющие сверхчеловеческую природу, возвышающиеся над человеческим произволом. Чтобы освободить себя и других, человек должен признать волю высшую, чем он сам, и её искать, её осуществлять в жизни общества. Можно признавать демократию как одно из подчинённых начал общественной жизни, но,... не допустимо признавать её верховным началом.

   Народы должны были пройти через опыт демократии, должны были испытать демократическую самодеятельность. Не для того, чтобы на веки демократически устроиться, а для того, чтобы познать тщету и пустоту притязаний демократии. Демократия - переходное состояние. Демократия сделалась орудием человеческих страстей, ареной борьбы за власть и за господство. Демократия усилила греховную похоть жизни. Демократия понимает власть как право, а не как обязанность. Измена своему назначению со стороны иерархически водительствующих слоёв общественного организма толкала народы на путь демократического опыта. Старый органический быт разрушался в демократических революциях. Народы проходят через смерть старой органичности. Но они не создают новой правды и новой красоты, они входят в неправду и в уродство. Кумир народовластия так же низвергнут, как и кумир единовластия. Великое начало нужно искать в глубине духа. Человеческое общество имеет и сверхземную цель.

                                                                                   О социализме.

   Социализм не есть выдумка наших дней. Социализм - одно из вековечных начал, действовавших ещё в мире античном. Об этом много можно узнать из книги Пельмана "История античного коммунизма и социализма". Только в "буржуазных" классах социализм может быть благородным и бескорыстным движением человеческого духа, может быть идеей. В классах "пролетарских" социализм делается интересом, а не идеей; он роковым образом приобретает материалистический характер, в нём не может уже быть жертвенности. Благородство есть в иерархическом социализме Рёскина. Социализм пролетарский не благороден, низменен и корыстен по самым своим душевным первоосновам. Чувствовать себя пролетарием есть великое несчастье человека, болезненное отщепенство, разрыв с отечеством и с отцами, а не высокое состояние, из которого может народиться высший тип жизни. "Буржуазная" психология есть обратная сторона психологии пролетарской, она так же не иерархична, так же есть выпадение из органического строя и так же не благородна. "Буржуа" и "пролетарии" - близнецы. Эти два типа друг друга порождают и поддерживают. Оргия наживы капиталистического мира должна была породить социализм. И в социализме есть своя отрицательная правда, бОльшая правда, чем в демократии.

   Революционный классовый социализм мыслит и действует так, как будто бы не существует человеческого духа и духовной жизни, как будто нет ничего внутреннего, а одно лишь внешнее. Он есть страшная абстракция от духовной жизни, от истинного содержания жизни. Английское социалистическое движение представляет более высокий тип, чем немецкое или французское. В нём смягчена классовая борьба, осуществляется сотрудничество классов, в нём практический реализм соединяется с идеалистическими импульсами. После оргий капиталистической наживы господствующие, имущие классы начали сознавать своё призвание и в лучшей части своей приняли участие в социальном реформировании общества. Частичный социализм может быть соединён и с консерватизмом.

   Сходство христианства и социализма утверждают лишь те, которые остаются на поверхности и не проникают в глубину. В глубине же раскрывается полная противоположность и несовместимость христианства и социализма, религии хлеба небесного и религии хлеба земного. Существует "христианский социализм", и он представляет очень невинное явление, во многом даже заслуживающее сочувствия. Он возник для борьбы с социализмом, был реакцией католичества на социализм и проповедовал социальные реформы на христианской основе. Революционный социализм есть один из антИхристовых соблазнов. Социализм как принудительная добродетель и принудительное братство противен и эстетически, и нравственно отталкивает. Тогда как братство между людьми может быть лишь плодом свободной любви, лишь высшим духовным цветением человеческого общения. Не утвердить братство людей через ненависть и восстание класса на класс. Напрасно желание успокоить тем соображением, что принудительно будет обобществлена лишь материальная сторона жизни, дух же станет ещё более свободен. Бедность и нужда человеческих обществ связана прежде всего с низкой степенью победы и овладения стихийными природными силами, с зависимостью от этих природных стихийных сил.

   Марксизм с объективно- научной своей стороны понимал,что вся социальная структура общества, с классовыми различиями и неравенствами, определяется состоянием производительных сил, степенью победы над природой, добытыми уже материальными ценностями и богатством. Но марксизм есть внутренне противоречивое учение; объективно-научная сторона в нём сталкивается со стороной субъективно-классовой, с которой связан революционный и моральный пафос социализма. В философии социализма есть две стихии: в одной из них классовый момент побеждает момент объективный и на протяжении всей истории одинаково видится правда в восстании неимущих и зло в самом существовании имущих, в другой - объективный момент сильнее классового и в разные исторические эпохи признаются прогрессивными разные классы и разные ставятся перед ними задачи. Фактически революционный социализм всегда движется и вдохновляется первой стихией, он сочувствует всем восстаниям масс, всем бунтам черни в истории и во все времена одинаково осуждает и проклинает все верхние классы, все имущие и культурные слои.... В марксизме смешаны обе стихии социализма....

   Русские социалисты окончательно не способны стать на историческую точку зрения, и им чужд дух Лассаля, который высоко ценил историческую роль буржуазных классов и осуждал восстания трудящихся классов, не соответствующие "идее" исторической эпохи. Русские социалисты - исступлённые моралисты, и морализм их слишком часто переходит в исторический идиотизм. При невысоком уровне материального развития, когда человек недостаточно ещё овладел стихийными силами природы социальное неравенство, выделение класса привилегированного и имущего есть единственное спасение, есть благо и для неимущих, для народных масс.... Для обогащения и подъёма материального благосостояния масс, необходимо не обеднение малого количества (имущих), а рост производительности, развитие материальных производительных сил. Социальный вопрос реально разрешим прежде всего на путях производства, а не распределения. Равнение по низшим есть разгром человеческой культуры, понижение уровня жизни. Социализм бедноты - самый страшный социализм. Неравенство есть условие развития культуры. Не должно быть в мире нищих и голодных, всем должно быть обеспечено человечески достойное существование. Но это не требует равенства.... Не борьба за отвлечённую справедливость, а творческий инстинкт должен руководить нами в социальном строительстве.

   Идеология социализма есть идеология материального, бескачественного труда. Она враждебна труду духовному и качественному.... Социализм не внёс в мир идеи облагораживания труда и повышения его творческого, качественного характера. Количественное уравнение труда есть обида лучшим и подбор негодных, отрицание и истребление способностей и дарований, опыта и образования, призвания и гениальности.

   Социальный процесс может быть лишь эволюцией, а не революцией, и он ничего общего не имеет со свержением власти, происходящим в течение одного дня, с заговорами, восстаниями и вооружёнными столкновениями. Социальный реформизм, направленный на защиту интересов труда и трудящихся, должен быть согласован и с исторической преемственностью и традициями, и с неотъемлемыми правами и свободами человека. Необходимо сочетание свободы индивидуальной инициативы, свободного общественного кооперирования и государственного регулирования. Это значит, что начало социалистическое, взятое в своей относительной и частичной правде, должно быть согласовано с другими началами, началами консервативными и либеральными.... Начало собственности не есть высшее и абсолютное начало. С ним могут быть связаны самые безобразные злоупотребления, оно легко делается орудием корысти и жадности, оно может превратиться в орудие угнетения. Оно должно быть подчинено высшим началам, оно должно быть ограничено. Победа над нищетой и голодом, гарантия для каждого члена общества необходимого минимума человеческого существования есть задача более скромная и элементарная, её разрешение не означает перехода в иное измерение, в сверхисторическое существование. Творческая избыточность предполагает неравенство и подбор.

                            Об анархизме.

   Анархизм, как и социализм, есть одно из вековечных устремлений, с давних времён проявившееся в человеческом обществе, и один из пределов общественной мысли человека. Революционный пафос анархизма иной, чем революционный пафос социализма. Существует внутреннее противоборство этих двух революционных стихий, но и неуловимый переход одной из этих стихий в другую. Если социализм доходит до небытия в своей жажде равенства, то анархизм доходит до небытия в своей жажде свободы. Предел социализма - пустое равенство. Предел анархизма - пустая свобода. Если социализм верит в благостность принудительной организации, то анархизм верит в благостность естественного автономизма и атомизма человека. Анархизм верит, что из хаоса естественным путём может родиться гармония. В анархизме больше веры в человека, чем в социализме, хотя оснований для такой веры в нём нет никаких. Анархизм отрицает значение закона для человеческой жизни, для общества, для путей истории, отрицает всякий исторический иерархизм, всякое право и всякое государство. Для последовательного анархического сознания исторический процесс совершенно бессмыслен и человек должен сбросить все окостеневшие наросты государственности и культуры.... Человек может и должен совершенно освободить себя в любой момент истории, при каком угодно социальном строе.

   Но революционный анархизм впитывает в себя элементы классового социализма.... В большинстве случаев анархизм представительствует те же "пролетарские" классы общества, что и социализм, и даже признаёт себя идеологией люмпен-пролетариата, пятого сословия. Анархисты любят декламировать о свободе человека, о личности, но дышат той же ненавистью, что и социалисты, так же не могут возвыситься над классовой точкой зрения. И это - внутреннее противоречие анархизма, в этом чувствуется его несвобода, его зависимость от социализма самого низкого пошиба.

   В душевной основе анархизма лежит революционное бунтующее чувство обиды, жизненной неудачи, злопамятства против тех ценностей и благ, которые не дались и которые чувствуются чужими. Анархическая страсть к разрушению рождается из чувства ненависти и мести. Анархист в человеческом обществе, в человеческой культуре ничего не чувствует своим, близким, своей собственностью, всё представляется ему чужим, давящим и ненавистным. И что анархист признаёт своей собственностью? Ничто. Он не имеет не только материальной собственности (иногда он может и иметь её), но, прежде всего, не имеет духовной собственности, он чувствует себя обездоленным и от этого накопляет разрушительную злобу в сердце своём. Анархист живёт в пустыне, в страшной духовной пустыне. Он (как и "единственный" у Макса Штирнера) не только на "ничто" строит своё дело, но и "ничто" есть содержание его жизни, цель жизни. И все революционные анархисты такие же духовные пролетарии, как и "единственный", такие же убогие, такие же пустые, такие же оторванные и отрезанные от всех источников духовной жизни и духовных богатств.

   Анархизм есть атомизм, распадение всех общественных целостей на самоутверждающиеся атомы, на индивидуумы, начинающие с себя всю историю, отрицающие все высшие реальности. Торжество анархии было бы распадением всей иерархии реальностей, органически между собой связанных, разрушением всего строя космоса, восстанием хаоса против космоса. Но кто взрывает динамитом все возвышающиеся над ним реальности, все ценности и святыни, тот взрывает и себя, своё "я", тот губит свою личность и ввергает в пучину хаотического небытия.

   Человеческое "я", человеческая сущность, человеческая индивидуальность существует, если только существуют реальности высшие, чем человек, чем его замкнутое "я".... Человек всегда держится тем, что выше его, что делает его собственную реальность бесконечно глубокой и бесконечно содержательной. Бунтует и восстаёт человек, ставший окончательно плоским, потеряв связь с реальностями высшими. Реальности, превышающие человека и связывающие его с глубиной действительности, охраняют человека, его образ, его достоинство, препятствуют его растворению, его гибели в тёмной бездне, в хаотической стихии. Анархизм не человека освобождает, а освобождает хаотическое небытиё, в котором гибнет человек... Хаос хочет опрокинуть космос, являясь в обличии добра, в обличии духа свободы. И чтобы противостоять обманам и иллюзиям анархизма, необходимы мужество и зрелость духа, необходимы глубина знаний и ясность созерцания. Нетворческий дух поднимается в анархизме. И подлинное творчество человека не может не противиться анархизму.