Лошадь Серка

На модерации Отложенный

                                Лошадь Серка




       На Алтае были распаханы и засеяны целинные земли. Целинники разъехались по домам, а богатые урожаи в колхозах приходилось убирать не только силами местного населения. На уборку урожая приезжали отряды студентов, привозили солдат, старшеклассники сельских школ целый месяц работали в разных бригадах. 

    Это был 1957 год.  Летом уже после окончания восьмого класса я ездила на уборку урожая в колхоз им. Молотова Быстроистокского района, в село Верх – Ануйское. А жили мы на Алтае, в рабочем посёлке Акутиха, в котором колхоза не было. Маму приняли на работу в артель им. Черняховского с условием,  что она во время уборочных работ будет работать в верануйском колхозе, как и все работавшие здесь женщины. Найти работу в посёлке было трудно, поэтому она согласна была бы со всеми условиями, которые бы ей предъявили. Но младшая дочь Валентина ещё и в школу не ходила, оставить её дома было не с кем, поэтому мама отправила в колхоз  меня вместо себя.

   Мы с женщинами из Акутихи работали на полевом стане четвертой бригады, жили в большом амбаре. Это был длинный деревянный барак, состоящий из двух больших секций. В просторных сенях стояли у стены длинные лавки. Здесь после работы по вечерам танцевали женщины под гармонь. Другая дверь вела в спальное помещение, в котором мы спали на полу, на матрацах набитых соломой и уложенных в два ряда. С левой стороны узкого прохода спали женщины, а с правой стороны спали мужчины – шофера, прибывшие из Московской области на своих машинах на уборку урожая.  

   В столовой полевого стана кормили нас три раза в день. Под заработанные трудодни выдавали хлеб. Это были вкусные круглые большие калачи. Можно было брать мед. Первую неделю мы весь день работали на лугах, переворачивали для сушки скошенную траву, затем тракторист на тракторе большими граблями сгребал сухую траву в копны. Ванька - верхануйский парнишка и я подвозили их на лошадях к месту, где сено складывали  в стога взрослые женщины и мужчины.

   Рано утром, сразу после завтрака,  садились работницы из нашего посёлка на деревянную телегу.  Её  тянула серая в яблоках лошадь - Серка. Все женщины ехали с песнями на сенокосные луга. Я тоже вместе с ними ехала на телеге. Ванька, мальчик лет тринадцати из местных жителей, усевшись удобно в седло, скакал рядом верхом на коне по кличке Огонёк. А по прибытию на место работы на колхозном поле, взрослые женщины шли метать стог.  Возчик, пожилой мужчина, распрягал Серку, надевал  уздечку на голову лошади. Потом он  привязывал верёвкой старую телогрейку ей на спину. Я забиралась впервые на лошадь, а он давал мне длинные вожжи в руки. Мы скакали рядом с Ванькой  на лошадях к копнам. 

 Спрыгнув  с лошадей на землю, цепляли верёвкой внизу копну. Встав позади своей копны на веревку, прижимали её ногами к земле. Лошадь трогалась с места, копна сена двигалась по направлению к стогу.  Проехав немного на веревке для её закрепления под копной, мы шли рядом с лошадью, держа повода в руке. У стожка освобождали верёвку и обратно скакали уже верхом на своих лошадях к другим копнам. И  так работали мы все дни сенокоса. Дни стояли солнечные, пахло свежескошенной травой и сеном. У меня была старая лошадь, по кличке Серка, а у Ваньки был молодой конь. Его имя было под  стать  коню -  Огонёк. Да и Ванька ехал в новом седле на нём. Я поглядывала на них с одной мыслью: «Как бы мне  прокатиться на Огоньке?» 

  Как-то утром управляющий бригады Беркетов сказал нам, что мы работаем на сенокосе последний день. Опять мы с Ванькой возили копны. Женщины и возчик укладывали сено в стог. Другие женщины переворачивали граблями высохшую траву, которая лежала рядами на скошенном поле. Возвращаясь назад от стога, я попросила у Ваньки разрешения прокатиться в седле на Огоньке.

- Садись, - сказал тот, а сам пошёл рядом с моей Серкой, держа вожжи в руке.  Я упёрлась ногой в стремя, стремительно взметнула своё тело вверх, уселась в седло, почувствовала, насколько в нём удобнее ехать верхом. Полная восторга,  прижала свои ноги к животу коня, дала команду: «Но-о-о!»

 Когда Ванька спрятался за ближайшей копной, я не заметила. Огонёк спокойно побежал, а потом и поскакал вперед. Не успела я еще насладиться быстрой  ездой, как Ванька выскочил из-за  копны. Конь испугался и на скаку отпрянул в сторону от Ваньки. А я в это время вывалилась по инерции из седла. Огонёк скакал и скакал вперед, волоча меня за собой.  Левая нога была  в стремени, и я не смогла её освободить, так как нога вывернулась, другая нога бороздила где-то между ног коня, а спина и голова волоклись по земле. Конь тащил меня по полю и толстые скошенные стебли разнотравья обдирали спину. Тут я вспомнила сюжеты из кино о Гражданской войне. Убитых всадников также кони тащили за одну ногу по полю.

Было слышно, как Ванька заливается смехом, сидя у копны, а конь тащил меня вперёд.  Я крепко держала повода в руках, потянула их на себя и скомандовала спокойным голосом» – Стой, Огонёк! Конь остановился. Освободив ногу из стремени, я вывалилась полностью на землю.  Огонёк стоял спокойно рядом.

Ванька подбежал  и со смехом взял  повода из моих рук, лихо запрыгнул в седло и помчался к копнам.  А я поковыляла к своей Серке и, прихрамывая, с ободранной спиной, работала до конца дня.

Ваньку утром прогнал управляющий из бригады. А нас всех перевел на работу по очистке тока от травы. На полевом стане каждый год делали новый ток, так как он зарастал травой до начала уборочных работ.

   Каждая женщина и я получили по лопате в руки. Бригадир показал площадку около амбара. Она была вся заросшая травой. Вот эту траву нужно было нам до земли срезать и подмести. Чисто подметённый участок земли назывался после такой обработки - ток. На это место шофера будут высыпать зерно, привезенное на машинах с поля от комбайнов, которое необходимо было просушить и  очистить от сорняков, прежде чем увозить в Быстрый Исток, в "Заготзерно".  

  Надо сказать о том, что лопату в руки я взяла здесь впервые. Рукавиц в то время для таких работ не было. Все женщины ловко орудовали лопатой, срезали траву, подметали очищенный участок. Работа спорилась. Я присматривалась к тому, как они всё это делали, и подражала им. Через какое-то время  ладони моих рук покраснели, а потом и совсем вздулись из-за пузырей, появившихся неизвестно откуда. Новый черенок лопаты был плохо отшлифован, поэтому через пару часов работы мозоли полопались. Я чувствовала боль, но  терпела и продолжала работать каждый день. Это оттого что по своей природе я - очень терпеливая. Единственное, что выдавало мое состояние – это то, что после ужина ложилась на свой набитый соломой матрац, который находился на полу в амбаре, лежала вся израненная на нём тихо.

 Женщины думали, что это из-за того, что нога болела у меня, так как я всё ещё прихрамывала, после того как упала с Огонька.  И каждый следующий день опять была работа, и опять я терпела невыносимую боль от мазолей на руках. Так я отработала целую неделю. Но тут я заметила, что кожа на ладонях твердеет, уже не так больно держать черенок лопаты. Ток мы очистили от травы к назначенному сроку.

 Вскоре приехали водители на машинах из Московской области в Быстроистокский район на целину. Их направили в село Верх-Ануйское по разным бригадам. С их приездом началась уборка урожая. От комбайнов с полей они возили в кузове машин зерно, высыпали на ток в одну большую кучу. Но то зерно, что оставалось в кузове бортовых машин, мы разгружали вручную. Рядом стоял дизельный трактор, при его помощи очищали зерно от сорняков. Пшеницу накидывали лопатой на транспортерную ленту, зерно развеивалось на ветру, падая на ток, и сорняки отлетали в сторону. Часть сорняков попадала вместе с зерном на кучу, тогда мы сметали их мётлами. Затем зерно вручную грузили в кузов машины. Она увозила пшеницу с тока в Быстрый Исток для хранения в "Заготзерно". 

  Однажды я напросилась и съездила туда на машине разгружать пшеницу из кузова. Приехав в Быстрый Исток, машина подкатила к огромной куче с зерном, что лежала под открытым небом. Водитель открыл кузов и ушёл куда-то, а я совком выгребала пшеницу из кузова. Оказалось, что это делать очень тяжело. Ведь зерна там было много - целый кузов. И я старательно выбрасывала его большим железным совком из машины в большую кучу, что возвышалась на земле. Когда шофёр вернулся, я успела разгрузить только половину кузова. Мои физические возможности не совпали с огромным желанием съездить на разгрузку. Шофёр помог мне с разгрузкой и больше не взял меня с собой. Ему дали в грузчики женщину постарше и покрепче чем я. Грузчика из меня не получилась.

 Работа в бригаде  прекращалась с началом дождей. Все люди  сидели в бараке, там, где мы жили. Женщины и мужчины из шоферов рассказывали анекдоты. Анекдоты запоминались очень быстро. Мой словарный запас пополнился многими ранее мне не известными словами. Всякий раз,  когда по вечерам приезжал из села Верх – Ануйское мужчина с гармонью,  женщины сидели в сенях, пели песни или танцевали.

 Вот и в тот раз после ужина дождя не было. Приехал гармонист из села, и  вечером танцы были в полном разгаре. Неожиданно в проёме  дверей показалась серая голова моей Серки. Она смотрела на меня и громко ржала, "заржали" и все мужики – шофера. Лошадь не уходила, стояла, заглядывая в сени - меня искала.

   Я вышла и отогнала её подальше от нашего жилого помещения. Был уже вечер, а она почему-то не была в загоне для лошадей. Когда Серка стала щипать траву,  я возвратилась в барак. Через некоторое время голова Серки  опять появилась у двери. Она стояла перед дверью, закрывая собой весь проём, смотрела в мою сторону. Из её огромных глаз текли крупные слёзы.

- Приглашай её танцевать! - послышалось из угла. Кто-то из шоферов пошутил. Я вышла за дверь, подобрала с земли сухую ветку от метлы и погнала лошадь подальше. Я шла и приговаривала: "Иди, иди отсюда! Ешь траву здесь, Серка! Больше не приходи туда, не позорь меня! А то видишь, как люди смеются надо мной?"  Лошадь махнула головой из стороны в сторону и наклонилась к траве. И оставила я лошадь на зелёной лужайке, как  потом оказалось - навсегда. Наверное, чутье лошадей очень сильно развито, и она приходила со мной проститься. 

Утром опять шёл дождь, который остановил все полевые работы. Понятно было, что день придётся сидеть в бараке. Утром все пришли завтракать в столовую. Тут я увидела на столе два больших противня, заполненных большими кусками отварного мяса, как оказалось, с моей Серки. Шофера ели это мясо. К двум часам противни были пустые. Глаза Серки, наполненные крупными слезами, смотрят и сейчас на меня из прошлого.