Юлькино счастье (продолжение)

На модерации Отложенный

Начало здесь: https://maxpark.com/community/6798/content/7506205

и здесь: https://maxpark.com/community/6798/content/7600785

 

"Зима, устав бороться с оттепелями, холодные льёт слёзы: капельки, стекая по сосулькам, нещадно бьют слежавшийся снег, делая в нём аккуратные дырочки-колодцы – рядком, рядком, как пустой иглой по толстой ткани..."


  У Эли, как потом рассказала о своей знакомой Марго, в театре амплуа травести. – Знаешь, что это такое?  Юля, смутившись, отрицательно покачала головой из стороны в сторону.
- Такие актрисы, - продолжала Марго, - играют роли мальчиков и, вообще, детей или подростков. Фильм-сказку «Золушка» ты наверняка смотрела…

  - Да, мы с подружкой дважды бегали на дневной и вечерний сеансы.
  - А кто играл Золушку, помнишь?
  - В титрах мелькала какая-то нерусская фамилия, и я её не запомнила.
  - Запомнить, конечно, нелегко. Это Янина Жеймо, русская артистка с польскими корнями по отцу. В это трудно поверить, но на то время, когда она играла Золушку, ей было 38 лет.

   - Во-о-от как!  Это интересно…
   - А Вы, Маргарита Павловна, тоже артистка?
   - К большому сожалению, бывшая. Я и сейчас числюсь в театре, но в должности – кого бы ты думала? –  суфлёра на полставки. Так что мы с тобой, девочка, почти коллеги, обе из МОПа

 И засмеялась.
  - Сейчас мне театр выделяет незаконные деньги, так сказать, для поддержки штанов. После того, как я стала инвалидом, ролей старухи с костылём в пьесах никто не создал.

 Юля уже соскучилась по дому, ждала маминого вечернего звонка ( Вера Ивановна звонила после работы из поликлиники), чтобы договориться о встрече на вокзале. «Почему она так долго молчит? - думалось дочери с какой-то подозрительной грустью. – Или уже я совсем там не нужна?»

          И сколько же было радости, когда она услышала спокойный голос в трубке:
- Ну вот, моя хорошая, почти всё готово к твоему приезду, ждём тебя в следующие выходные.

Словно одуванчик под порывом ветра, развеялись сомнения и жалостливые придумки о собственной ненужности в родном доме, и дурные мысли  оперившимися птенцами вылетели из головы.

   Зима, устав бороться с оттепелями, холодные льёт слёзы: капельки, стекая по сосулькам, нещадно бьют слежавшийся снег, делая в нём аккуратные дырочки-колодцы – рядком, рядком, как пустой иглой по толстой ткани.
Вот она спешит, обходя прозрачные лужи на ещё не растаявшем льду, вся в порыве движения и своей статью  очень похожа на Дину Верди – любимую модель скульптора Майоля.  Разве что ноша разная: на одном плече Юли этюдник, на другом – чёрный тубус с плоской, оттягивающейся от корпуса ручкой.

 Когда устанавливается тёплая солнечная погода, аудиторные занятия заменяют пленером, который уже в третий раз проводят на одном и том же месте – в скверике напротив прекрасной усадьбы купца Василия Рубежанского. Это семейный особняк, построенный в начале 20-го века. После революции семью фабриканта выселили, а особняк национализировали. Время и войны не смогли уничтожить дом Рубежанского, он прекрасно сохранился.
Сегодня в здании размещается Торгово-промышленная палата края.


   К дому Рубежанского надо добираться на трамвае, и она бежит на остановку, задевая прохожих трубой тубуса. Со своими неудобными вещами каким-то образом оказывается не самой последней в людской толпе, штурмующей подошедший транспорт, и уже стоит на задней площадке, нарисовавшись в широком окне, как в рамке фотографии.  Без немыслимых богатств и завидного положения в обществе она живёт полноценной жизнью российской студентки той жизнью, о которой мечтала. Что ещё нужно человеку для полного счастья?

   Сегодня долгожданная пятница – последний день занятий. Субботу отвели для посещения художественного музея на улице Красной. Но ведь Юля планировала поехать домой…

- Лёня, - просит она своего сокурсника, явно неравнодушного к «деревенской паве», как он называет её в шутку, - пожалуйста, просмотри и прослушай всё внимательно, потом расскажешь мне подробно о своих впечатлениях. А главное – запомни имена художников с их картинами.

 - Да запросто… Назначай встречу – и я готов тебе прочитать целую лекцию о музее  Фёдора  Коваленко, я там бывал не раз.
- Так мы же с тобой встречаемся каждый день, - увиливает Юля, напустив на своё лицо невинность пятилетней девочки.
 - Ну, на переменах я тебе рассказывать об основателе Екатерининского музея и его картинах не согласен… Разве что вечером, по дороге домой… с последующим приглашением на чай?

 - На чай никак не получится, у меня очень строгая хозяйка…
- Тогда извиняйте, мадам, лекция не состоится по техническим причинам – из-за отсутствия помещения.
И оба смеются: кто смеётся, тот не злится, потому что смеяться – значит прощать. 

      Оставим в стороне описание радостной встречи с родителями  на вокзале (хороший, ответственный отчим - это тоже родитель, ведь так?), привычные слова и обнимания, разговоры по дороге к дому – всё это совсем неважно.
 Важно то, что  было приготовлено с любовью для дочери: уютная комната с отдельным входом и даже  с небольшим санузлом. В сквозном коридоре на окнах радостно улыбались граммофоны распустившихся глоксиний и пучки розовых бегоний – любимые комнатные цветы Юли. Везде приятное тепло от  двух параллельных труб по всему периметру дома, без дров и угля.

 - Да, - вспомнила Вера Ивановна после ужина, - тебе пришло письмо от какого-то Завирайкина, что-то я не припомню такой фамилии среди наших знакомых…
И Юля, улыбаясь и распечатывая на ходу конверт, уже удалялась в свою комнату. Она догадалась, кто мог придумать себе такую фамилию.

  «Милая Ю-ю, - писал Олег Скрипкин, - так хочется, чтобы ты откликнулась на письмо верного друга дворняжек, он хоть и пёс, но давно влюблён в особь, с которой собаки редко уживаются, – кошку с независимым и твёрдым характером.
И, может быть, ей интересно будет узнать, что забытый ею Завирайка служит в городке под названием Электросталь, где солдаты, отбыв «учебку», направляются  на постоянную службу в другие места. Но пока я здесь, в промышленном , относительно молодом городе, получившем этот статус в 1938 году. Мы всего в 52-х км от Москвы.

На втором месяце службы ко мне приезжала мама с увесистой сумкой, набитой разной едой: яблоками, конфетами, домашними булочками и «колясками» краковской колбасы, купленной в Москве.  Хватило на всех. Хоть  родственники и частые гости, но солдатской каши в чашках тоже не остаётся - такой зверский аппетит у солдата после тренировок.
Очень жду твоего письма, моя далёкая Ю-ю.  Если его долго не будет ( не хочется думать, что его совсем не будет), Завирайка загрустит, откажется от еды, ослабеет и будет годен только для чистки картошки на кухне.  Пёс-доходяга никому не интересен…»

  Ну надо же, способность смешить народ так и осталась у него в характере:  в младших классах, да уже и в пятом, не стесняясь, волочился через  школьный коридор, уцепившись за ногу; мог враскорячку идти сзади учителя физики, копируя его походку;  и даже в любимой всеми учительнице русского языка и литературы находил милую особенность – во время  устного объяснения материала крутить в руках карандашик, а в конце, как завершающий момент, - поставить окончательную точку, стукнув карандашом по столу. Представление давал перед её приходом на перемене, и  Надежда Васильевна не понимала, почему дети  отвечали на её приветствие, распустившись в улыбке, как сахар в воде.

 Для внеклассного чтения по литературе  Ёся ( по фамилии Есипенко), не жалея собственного времени, после уроков раздавала короткие произведения ученикам, умевшим пересказывать с выражением и близко к тексту.  Вот почему Юля Устинова стала кошкой Ю-ю, а Олег Скрипкин – Завирайка, славный собак, сумевший передать хозяевам весть о погибающей в снегу дворняге, которая попала в заячий капкан.

Конец рассказа Олег прочитал наизусть слово в слово: « Странно, мы, люди, мы – цари Вселенной, мы, умеющие считать до тысячи, не заметили по дороге отсутствия Патрашки, а Завирайка – всего только собака – сообразил эту нехватку, уже придя домой».

  Помнится, что уроки внеклассного чтения получались, по стараниям Ёси, как весёлые детские спектакли. В такие часы она давала детям возможность расслабиться: от души посмеяться и даже в весёлом возбуждении слегка потопать ногами. Но только слегка.  Замечания вслух она делала редко – достаточно было серьёзно посмотреть на ученика.
При чтении рассказа Мамина-Сибиряка «Зимовье на Студёной» девчонки неподдельно лили слёзы, когда в заснеженной лесной избушке у ног старика Елески Шишмаря умирал  пёс Музгарко, его старый преданный друг, не раз спасавший охотнику жизнь. 

   Тихая мягкая грусть поселилась в душе Юли, оттого что  планета Детство осталась позади, а её шумное, галдящее, беспокойное племя, повзрослев, потеряло значение собирательности и  разбилось на отдельные  особи, поддающиеся счёту,  а потом – кто куда , и только некоторые, с хорошей памятью и любовью, дают иногда о себе знать.
 Каков он сейчас, Олег Скрипка? По словам Настёны, высокий, белолицый, русоголовый. Но, как говорится, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Дай-то бог свидеться.

 Ещё не обклеенная обоями комната с серыми стенами и окном без занавески вдруг по-человечьи задышала, заговорила строчками из письма, и Юле показалось, что она теперь не одна - присутствует дух весёлого мальчишки-пересмешника,  с которым всегда было весело и просто. Но что-то вдруг изменилось в нём так, что она всё стала делать с оглядкой на него, не то стесняясь, не то боясь показаться не такой, какой она ему видится. Это наваждение будто бы поселилось в её душе приятным гостем, который принёс с собой тихое, нежно-красивое томление, и лёгкую, ясную печаль, и грустную радость.

      Утром в бывшей маминой комнате, а теперь кухне, радио-тарелка из пропитанного чёрной краской картона тихо пела голосом Надежды Обуховой:

      Всё стало вокруг голубым и зелёным,

      В ручьях забурлила, запела вода.

      Вся жизнь потекла по весенним законам,

      Теперь от любви не уйти никуда…  

 Мама Вера усилила звук, чтобы ненавязчиво разбудить дочь, и песня зазвучала отчётливей и громче, рассказывая , что такое настоящая любовь.

       Любовь от себя никого не отпустит,

       Над каждым окошком поют соловьи.

       Любовь никогда не бывает без грусти,

       Но это приятней, чем грусть без любви.

- Как тебе спалось в новой комнате? – спросила после приветствия мама Вера. – Жених не приснился на новом месте?

- Мамуль, похоже, что он поселился в моей комнате весомо, зримо, как стих Маяковского, прорвавшись «через громаду лет», - смеётся Юля, обнимая маму Веру и наслаждаясь её особым родным запахом.

 - Так это же хорошо! – радуется мать весёлому настроению дочери.
 - А почему не все в сборе? Куда ты услала нашего устроителя быта с утра?
 - За устроителем быта приехали ночью с буровой, там вечно что-то не так идёт: то свеча не туда пошла, то заело её так в глубине, что поднять не могут…

 - О! Слышу речь жены мастера по поиску нефти… А он всё это может поправить?

 - Так у него стаж бурильщика около двадцати лет, ноги по ночам болят отчего?

 Оттого что всю смену на ногах: хоть бурение идёт, хоть спуск-подъём инструмента …
 - Ну вот ему и послал Бог Веру-целительницу,  а тебе – доброго, любящего хозяина.

 Помнишь, бабушка говорила: «Бог – не теля , все баче  и виттиля» ( Бог не телёнок, всё видит и оттуда).
И обе смеются, как всегда при вспоминании бабушкиных хохляцких мудростей.

 В воскресенье утром Георгий Иванович приехал заметно усталый, но довольный результатом: вытащенная из зажима свеча пошла по другому руслу, как по маслу.

 И мама Вера девчонкой радуется производственному успеху мужа, и блестят её глазки, и горят щёчки.

  В электричке все впечатления прошедших дней отошли на второй план, и надвинулись другие думы и заботы. Всё вроде бы хорошо, однако   в памяти вдруг всплыли   печальные строчки из Булата Окуджавы: « И вот уже что-то сияет пред нами, Но что-то погасло вдали».

 Беспокойное чувство тревожит душу, не даёт вернуться к шуточным строчкам письма Олега Скрипки, к весёлому настроению мамы Веры и довольству Георгия Ивановича.

Вот наконец-то и последнее преодоление в «скворечник» Марго - крутая железная лестница, но и она зазвучала под ногами ухающим трагичным тромбоном. Рука, замешкавшись, какое-то время бесполезно елозила ключом по краям скважины, ещё более усиливая волнение. Дверь как бы нехотя отворилась…
- Маргарита Павловна!  Я приехала!

 Молчание. Непривычное и пугающее… Через отодвинутую занавеску в спальню хозяйки видна аккуратно убранная кровать…

Юля, оставив сумку у двери, кинулась к столу, на котором белел тетрадный лист бумаги с короткой записью: « Маргарита Павловна в больнице. Не беспокойся, завтра к 9 приеду, обо всём расскажу. Эля».

  Ну вот, слава богу, что жива, а в больницу ей давно предлагали лечь, но Марго  отшучивалась, дескать, дома и стены лечат.

Юля суетилась, готовилась принять гостью, благо, после приезда от мамы есть что поставить на стол: студень легко разрезался на кубики, домашние помидоры и огурцы всегда вкуснее магазинных, а на десерт – жёлтые груши с чуть розоватыми боками. Пирожки с абрикосами и жареной тыквой – только по одному, всё отнесём Марго, она знает их вкус.

 Эля почему-то не стала открывать дверь своим ключом - раздался короткий звонок.

- Ты, наверное, забыла ключ? – весело спросила Юля. Перед ней стояла печальная маленькая женщина, совсем не похожая на подростка: на голове ажурный чёрный  шарф с длинными концами, в руках – белые каллы.
- У тебя что-то случилось, Эля? Кто-то умер?
- У нас с тобой случилось, девочка: вчера умерла Маргарита Павловна.

 Они стояли при открытой двери, словно давно измученные жарой путники, перед которыми вместо долгожданного озерца ветерок засыпАл   неглубокую впадину, ещё влажную на поверхности.

Эля достала из сумочки знакомую «бутыль», что «на похмел цыплёнку». – Не грусти, девочка, на твоём пути встретился человек, душа которого всегда радовалась, когда он делал добро другому. Она любила тебя как свою дочь, бог не дал ей своих детей, да и близких ей людей отнял безбожно, сославшись на жестокость войны, которую сам же и допустил. Ты останешься жить здесь же, Марго всё сделала  при жизни, а я была лишь помощником в осуществлении её желаний.

- Как же я здесь одна?

- Ты не одна, Юленька. Её душа рядом с тобой, поговори с ней молча, поделись радостью или печалью, она тебя слышит…
  Похороны в вестибюле театра,  прощальные добрые слова друзей, поездка на кладбище – всё прошло как в густом непроглядном  тумане,   и Юля только чувствовала тёплое плечо Эли, этой маленькой женщины-мальчика, которого оставила Марго добрым принцем при осиротевшей Золушке.

На неделю взяв отпуск, приехала мама Вера, по сути, они-то и виделись только в тёмное время суток: радостно Юля бежала домой, там нет тягостной тишины, там  мама, пахнущая разными вкусностями, потом долгие разговоры на разложенном диване и незаметный сладкий сон.
Скорбь – одна из видов праздности, как ни суди. Работа с раннего утра, подготовка к занятиям; умственные занятия оказывают на человека такое благотворное влияние, какое солнце оказывает на природу; они рассеивают мрачное настроение, постепенно облегчают, согревают, поднимают дух. И всё печальное постепенно меняет окраску – от тяжёлой серости к светлым пастельным тонам.
Вместе с мамой в выходные дни уехали домой, Георгий Иванович уже ждал их на вокзале,  прислонившись  к своему жигулю.  Юля предусмотрительно  стала открывать дверцу на заднем сиденье:  на переднем должна сидеть  Мама Вера. И уже без всякой детской ревности  дочь  с улыбкой смотрела на их благостные, приветливые лица, прислушивалась к разговору, нарочито деловому  и предельно  сдержанному, с милыми шутками и добрыми улыбками.  Остановив машину у ворот,  Георгий Иванович вдруг заспешил во двор открывать дамам входную дверь. И сразу же остановился у раскрытой кухни.  А там,  на полу,  две дорожки купленных им обоев: одни с мелкими редкими  цветочками, расцветкой похожими на бабушкину выходную кофточку; другие – с размашистыми тонкими  линиями – голубой и розовой,  будто две игривые кометы оставили свои следы.

 - Ну вот вам, дамы, на выбор, кому какие нравятся… Если мои покупки никому не пришлись по вкусу, тогда переносим процесс на самостоятельные поиски…
Юля быстро сыграла роль   пронырливой жадноватой девчонки: наспех сбросив туфли, она прыгнула на дорожку с космическим рисунком.   – Моё! Я первая сказала, - и по-школьному подняла трепетную руку.  И все смеются, довольные.
   Я всё больше утверждаюсь в мысли о том, что наше счастье зависит от того, как мы встречаем события нашей жизни, а не от природы самих событий.  Казалось бы: бытовая картинка – выбор обоев, но сколько радости он доставил всем троим, несмотря на разные принадлежности к полу, возрасту и социальной значимости.

    Вдруг сердце Юли забеспокоилось в сладостном предчувствии: там, в её комнате,  наверное,  ждёт её появления  письмо.  И она увидела его, едва приоткрыв дверь.   На столе белел конвертик счастья, теперь уже с настоящей фамилией  и именем  адресанта – Олег Скрипкин. 

  «Милая моя Ю-ю,  сообщаю, что мы с тобой уже на новом месте службы… Я ничего не придумываю, ты всегда со мной, где бы я ни был.  Я тебя не разочарую, если скажу, что Андреаполь – это не юг России и тем более не Греция или Турция? Это небольшой   молодой город ( с 1967 года) в Тверской области. Здесь авиационная база системы ПВО Москвы, от которой мы всего-то в 400-ах км. Вместо зайцев, на которых со своей сдержанной и серьёзной радостью охотился Завирай, теперь самолёты, за перелётами которых мы зорко следим, охраняя небо нашей столицы. 

  Однажды в увольнительной мы прошли мимо музея,  и я незаметно улизнул от нашей солдатской компании, жаждущей отыскать что-либо веселящее, поднимающее дух. А там как раз экскурсия для  туристов.

Так вот, в 18 веке землями на берегу Западной Двины в Осташевском уезде стал владеть генерал-лейтенант  Андрей Кушелев.
Его имение в 1783 году получило название Андрияново Поле. Позже Кушелев открыл здесь один из первых курортов в Российской империи – «Андрияновские минеральные воды». Целебный источник, лёгший в основу образования курорта,  сохранился до наших дней.
 Место нахождения курорта вначале называлось АндриЯполь, затем превратилось в более современное название. И если в названии греческих и наших южных городов ( Севастополь, Мелитополь,  Мариуполь…..) последняя часть слова  -поль-  обозначает   « город», то в названии нашего места оно – остаток от слова «поле».

В Турции был город с похожим именем – Адрианополь ( ныне ЭдИрне), но здесь, как и его географическое положение, происхождение совсем другое; первая часть – в память его основателя - римского императора Адриана.

   От Андреаполя до Адрианополя -  даль несусветная,  и между этими городами общего , кроме похожего созвучия, ничего нет. Наша славная русская армия во время русско-турецких войн дважды занимала древний город, уже принадлежавшей Порте: в 1829 (под командованием генерала И.И.Дибича) и в 1878 году ( при  царствовании Александра Второго), когда  при взятии Адрианополя уже сражался отряд Михаила Скобелева, известного в истории Белого Генерала.
   Я тебя не утомил своими новыми познаниями?  Купринской кошечке это всё, конечно же, до лампочки…Но девушке-студентке изобразительного факультета, думаю, на пользу: а вдруг возникнет замысел отобразить в картине или рисунке какой-нибудь эпизод из нашей русской истории… Глядишь, в массовой сцене мелькнёт знакомое мне с самого рождения лицо)), как  у Брюлова в картине «Гибель Помпеи» лицо его возлюбленной.

Как видишь,  Пёс Завирайка не тратит зря времени; здесь,  в не совсем древнем городе, но древнем по происхождению  месте на Руси, очень хорошая (для меня, во всяком случае) библиотека, и я – частый посетитель  её читального зала.
   Увольнительная моя заканчивается, и надо спешить…Я, наверное, в библиотеке больше времени занят письмами к тебе, я здесь чувствую себя, как Золушка на балу. В спешке передвижения могу потерять… ботинок, и тогда без всяких поисков  его хозяина окажусь на гаубтвахте…Если бы там давали бумагу и ручку, я бы и жил там. В мыслях я бегу в одном направлении – в наш южный город, в котором надеюсь оказаться через год с небольшим… Будешь менять место жительства, не забудь сообщить об этом любящему тебя Завирайке, ибо природный нюх собаки уже подавлен  сильными радарами…). Спешу…
Ну подойди ко мне поближе хоть во сне, моя Ю-ю…»

   Уже дважды мама Вера звала к ужину, но Юля, ответив «да-да, иду», оставалась на месте.   Чувство голода пришло к ней перед сном; по-кошачьи тихонько она вошла на кухню, зная, что там можно найти всё, что приготовил Георгий Иванович к их приезду.
Два выходных дня пролетели на крыльях ласточки, в радости общения с  родителями, в перечитывании письма Олега; она уже давно отвыкла от имени школьного мальчишки, а теперь он явился перед нею совсем другим, и она не представляла себе встречи с ним: она привыкла к обращению Ю-ю, оно созвучно с её именем, а как она его назовёт? Ну не Завираем же?  В школе он был для всех Скрипка…Бумага в какой-то степени равнодушна, и Юля называет его в письмах по имени, а вот при встрече…Ей нравилась его сдержанность в словах любви: где мало слов, там они имеют вес. Чем меньше объяснений, тем больше рождается чувств.
    Время неумолимо делало Юлю более самостоятельной: в квартире без всяких советов и просьб должно быть чисто, невозможно быть здоровым без варёной пищи, спать ложись вовремя, ибо будить тебя некому. Человек мужает при прибавлении всё новых забот, а его мнение о людях постепенно меняется. В электричке всегда можно вспомнить и хорошее, и плохое в детском возрасте. Например, Юля о  бабушке всегда думала, что она глупа и ворчлива не в меру, и ужиться с ней мирно, конечно, трудно, точнее сказать, – невозможно. Но удивительно то, что, когда Юле исполнилось четырнадцать-пятнадцать лет, она была изумлена, насколько бабушка поумнела за последние два года. И теперь Юля со смехом, без всякой обиды вспоминает, как бабушка назвала её  пустой макитрой за выворачивание ушей  собаке.

 - Что ты там ищешь, Юля?
 - Мама сказала, что за ушами надо следить, а не то - оглохнешь.

   Управляясь по хозяйству, бабушка часто вспоминала чёрта.  У Юли это слово поселилось где-то далеко, как говорят, в уме сидело. Но потом оно вылетело из её уст легко, как мячик отскакивает от стенки.

 - Юля,  а куда ушла бабушка? – спросила мама, вернувшись с работы.
- А чёрт её знает, она мне на сказала…

Мама удивлённо глянула на дочь. – Детям нельзя так разговаривать, Юля.
- А бабушке можно?
- Бабушке можно, она старенькая, пусть говорит, пока жива. В раю ей этого не позволят.

  Некоторые выражения бабули так засели в памяти, что они с мамой часто используют их в шуточной обстановке.
Пришла к бабуле соседка и рассказывает историю, как свекровь после смерти сына выгнала на улицу невестку. Бабушка, выслушав жалостливую повесть, даёт свою оценку:
 - Ты  дывысь, яка сука! Повисыть мало… (  читай – «повесить»)

« Дывысь, яка сука!» - точнее и сильнее не выразить своего возмущения… По крайней мере, мы ни от кого другого такого не слышали.

Минимум звуков, максимум смысла! Ну, а богохульства и даже  повседневные , так сказать, лёгкие ругательства дают облегчение,  какого не может дать даже молитва.  Только старайтесь пользоваться  ими не при свидетелях, ибо вас сочтут человеком грубым, невоспитанным.  Вежливые сладкоречивые люди чаще всего притворщики.  Даже приветствие «Как поживаете?» -  ложь, потому что спрашивающего ничуть не заботит, как вы поживаете.  Доверчивые люди начинают подробно рассказывать, как они поживают, а задавший этот вопрос уже не знает, куда деваться от вашего откровения.

   Без всякого опыта дети – очень умные притворщики. Не думайте, что если ребёнок во время разговора взрослых занят своим делом, то он ничего не слышит. Как бы не так! Всё слышит и на ус мотает. И в подходящей ситуации он выдаст на гора именно то, что ему не надо было слышать. А мы потом удивляемся: откуда он это взял? и всё сваливаем на детский сад, там ведь всякие дети…
  Запреты на грубые слова? Всё относительно…Бедные люди, как правило, ненавидят богачей, этих жадных угнетателей народа, но если  бедняк по счастливой случайности становится богатым, он  резко меняет своё мнение. Так и с употреблением нелитературных слов.
    Мелькнуло название стации  N… - середины пути. И мысли сами собой повернулись к тому месту, куда направляешься.  Странно, совсем мало времени прошло со дня смерти Марго, но уже прошёл страх одиночества в квартире;   это чувство, как правило, появляется в ничегонеделании, а Юля ничем не занята только во сне.  Даже относительно небольшой  жизненный промежуток , заполненный делами физическими, а особенно – умственными,  уносит на крыльях все печали.
«Бегут за днями дни, и каждый миг уносит частичку бытия…» - невольно вспомнилось пушкинское. Год прожитой жизни в молодости ощущается слабо, потому что в такой поре человек живёт будущим.

 Юля не представляла себе встречи с Олегом,  в письмах ведь бывает совсем по-другому, чем в прозе жизни. Самыми любимыми женщинами  всегда были те, которых возлюбленные редко видели или, как в нашем случае, видели давно. А вдруг теперь я совсем не та, которую он сохранил в памяти с детства. Да и он может предстать передо мной совсем другим, письмо ведь позволяет продумать каждое выражение, вычеркнуть ненужное, в конце концов, изорвать его и написать новое.  Жизнь таких привилегий не имеет.

 Последнее письмо Олега было коротким, с заключительной обнадёживающей фразой: «До скорой встречи, Котёнок!».

Накануне следующих выходных позвонила мама Вера. «Приезжай, тебя ждёт Олег Скрипкин».
Юля не писала ему, что живёт одна, и не хотела давать ему городской адрес  по причине недоверия к пожилой почтальонше: захочет ли она из-за одного письма подниматься по крутой лестнице. Буду летать на крыльях бабочки домой, уже зная со слов мамы о полученном письме из небольшого городка с необычным названием для Средней полосы России.
Электричка  катила так долго, что хотелось выпрыгнуть на ходу и перегнать это чудо техники, которое кланяется не только небольшим станциям, но и остановкам с обозначением каких-то цифр на трафаретах столбов под общим названием – разъезд.
 У всякого ожидания, как правило, есть конец, не считая брошенных на аэродромах и железнодорожных станциях собак, которые, бывает, ждут своих хозяев до конца их собачьей жизни.

Ещё до полной остановки электрички она увидела в окно  знакомый синий жигуль, а рядом двое мужеского пола: Георгий Иванович и на голову выше парень в синей куртке и джинсах – лицо в наступающих осенних сумерках она не  смогла разглядеть. «Смотри не сорвись с места, - говорила она себе, - может, это и не он».

Но сорвался с места незнакомец и, перехватив её в талии, закружил вокруг себя : «Ну здравствуй, Котёнок!»
Встреча при свидетелях всегда сдержанна и стеснительна, и только пожатие рук передаёт волнение и радость близости двух юных сердец.  Шум машины и редкие фразы Георгия Ивановича были как раз кстати: молчание в таких случаях таит в себе гораздо больше чувств, чем принуждённый разговор ни о чём. Настоящая любовь не терпит посторонних. Поэты и прозаики-лирики утверждают, что любовь – это когда сердце громко стучит в предчувствии удивительных встреч, невообразимо прекрасных глаз, улыбок и недомолвок. Мы позволим себе заметить, что у всех она разная, и потому тема любви такая же вечная, как стремление понять, что такое душа.  И мы до сих пор не знаем сути ни одного, ни другого.

   Дома ждала гостей мама Вера с накрытым  столом, а в комнате Юли благоухал огромный букет белых хризантем – было время мягкой дивной осени.

- И где растёт такое чудо? – спросила она улыбающегося дарителя.
- В саду у моей тётушки, она тут неподалеку от вашего дома живёт.  Можем наведаться к ней, она хотела бы с тобой познакомиться.

- Удовольствие надо беречь и растягивать, после него обязательно наступит обыкновенная трудовая жизнь.
- Да ты хоть и малый котёнок, но чувствуешь и понимаешь, как взрослая кошка Ю-ю.  Помнишь, она долго сидела у телефонной трубки, пытаясь расслышать голосок своего друга.
И оба хохочут, не смея закрыть дверь и прижаться друг к другу.

Теперь Юля  почти каждые выходные  с радостью мчалась домой на электричке с черепашьей скоростью. А временная разлука всегда полезна для влюблённых, ибо постоянное общение порождает видимость однообразия.

Зима явилась незаметно, сначала с робкими снежинками, потом с густыми лохматыми хлопьями, словно там, в небе, кто-то потрошил гусиную перину. Явился проказа ветер и сложил белые перья вместе с прозрачными хрусталиками в огромные сугробы.  Катайся, детвора! Кто-то летит на санках, кто-то, спускаясь  вниз, крутится вокруг себя в широком тазу, а кому-то и на пятой точке приятно съехать.

После сессии у Юли каникулы. И Олег предложил ей поехать в гости к его бабушке, в станицу Бжедуховскую. Юля хохочет: куда, куда?

 -Тоже мне, жительница Краснодарского края, не слышала о такой станице, - шутя укоряет Олег.
Тогда слушай, чтоб ты знала, куда едешь.

 В Бжедуховской мне пришлось один год жить у бабушки и учиться в местной школе, пока родители  получат жильё на новом месте.

Нашим классным руководителем в 6-м «А» была учительница истории, вот откуда у меня  пусть  и не очень богатые познания об этой станице.
По одной версии, станица так названа по имени народа, проживавшего в начале 18 века – бжедуги, или бжедухи.  Скорее всего, это современные адыги, или адыгейцы Разместилось поселение на правом берегу извилистой речки Пшиш. Не смейся, Ю-ю, это совсем не то, что тебе пришло на ум. Пшиш – в переводе с адыгейского обозначает «князь». А вот река с названием Пшеха ( синонимы Пшик, Пчега, Пшихашха), наверное, невеста  Пшиша, но не пришлось ей пополнить его воды, она в Адыгее – приток реки Белой.

  По другой версии, название поселения произошло от фамилии жившего там князя Бжедуха. Старые люди утверждают, что от подворья Бжедуха остался подвал, сохранившийся до наших дней.

 Коренное население  постепенно уменьшалось, а на его смену пришли сторожевые казаки с семьями и  многочисленный люд из соседних   хуторов. Но, почитая древность  этих земель, новые хозяева не стали переименовывать станицу и реки на свой лад, заменяя их более благозвучными, русскими  словами. Позже появились свои наименования отдельных мест. Например,  на высоком берегу Пшиша образовалось полукруглое углубление, напоминающее глиняный сосуд, который назывался макитрой. Отсюда и название -  макИтра.  Место это было примечательно тем, что в нём разрослись  роскошные кустарники   кизила. Так и говорили: айда в макитру за кизилом.

 - А меня бабушка в детстве обзывала пустой макитрой, почему? – откровенничает Юля.

- Ну, наверное, пустой сосуд ничего не значит в крестьянской жизни.  Макитры ещё сохранились у моей бабушки.  Они были разные: огромные, литров на 20-30, для воды или зерна; поменьше – посуда в основном для молочных продуктов: сыра, вареников, сметаны, их ещё называли махотками. Приедем к бабушке – увидишь.

 - А как мы будем добираться до вашей Бжедуховки?
-  Сначала на электричке до  Белореченска, потом автобусом до посёлка ТЭС,  а после, совсем недалеко, надо спуститься с горы, и попадём прямо в бабушкин двор.
В Бжедуховскую автобус зимой не ходит: слишком высокая гора для подъема и спуска транспорта.

 К тому, о чём рассказывал Олег, от себя добавим, что князья остались жить во многих названиях населённых пунктов не только России, но и в национальных республиках. Самым распространённым топонимом было и остаётся  Княжино. Оно есть в Смоленской области (деревня Княжино), в Белоруссии в Витебской области и даже в республике Марий Эл – жилой комплекс Княжино.

Не могу не упомянуть село Великокняжеское, предположительно названное в честь великого князя Михаила Павловича – наместника Северного Кавказа (1863 год). Оно располагалось на территории нашего Кочубеевского района.  Но это может быть отдельной, весьма интересной темой разговора.

    Сборы были недолгими, взяли с собой самое необходимое: у Юли через плечо этюдник (художник всегда найдёт интересный объект для изображения), всё остальное – в Олеговой вместительной спортивной сумке. Но долгожданного уединения так и не получилось: вначале переполненная электричка, потом автобус.  В посёлке вышли все пассажиры, они словно растворились, направляясь в разные стороны, и только двое на белом просторе,  на высоком холме, с которого надо спуститься вниз. Бежали, падали на узкой, едва протоптанной дорожке, хохотали, кувыркались на нетронутых снежных обочинах, напоминая  поведение  двух дворняжек, которые безумно рады первому пушистому снегу.

  В бабушкин двор они, обсыпанные снегом с ног до головы, буквально вкатились.
На шум вышла старуха, в платочке, завязанном под подбородком, меховой безрукавке и ноговичках в галошах. С минуту растерянно смотрела на гостей, не узнавая, кто к ней пожаловал. И только когда Олег облапил её короткую матрёшкину фигурку и закружил вокруг себя, она пришла в себя. Охала, удивляясь неожиданным гостям, и уже подавала им небольшой новенький веничек, чтоб отряхнулись от снега.

Через небольшие сени, оставив в углу веник, вошли в крохотную кухоньку с жарко натопленной печкой.

 - Бабуль, знакомься, это моя невеста, её зовут Юу…Юля.
- Так, так, значит, невеста…, - всматриваясь в лицо, подала сухонькую ручку, тёплую, как у проснувшегося ребёнка. – Жених-то у нас стОящий, непьющий и ласковый…

Дальше расхваливать себя Олег не дал и, потянув её за плечи, сразу перевёл разговор на другое: «Ты нас вначале покорми, а потом мы расплатимся с тобой за обед…»
 - И-и-и, у нас, Олежа, обеды бесплатные, это вы в городе привыкли за всё платить…

А сама колобком крутится, что-то достаёт из закрытого стола, какое-то варево наливает в чашки, с поднимающимся паркОм и вкусно пахнущее…Круглую буханку хлеба подала Олегу, вспоминая вслух, что хлеб к столу всегда нарезАл дед.
Перед едой добрым словом помянули Матвея Антоновича,  выпили по стограммовому гранёному стаканчику вишнёвки. 

В кухоньке жарко, вторая комната, неотапливаемая, закрыта на всю зиму.
Юля огляделась: а как же они втроём здесь разместятся? Но Олег был весел и спокоен. Вытащил пакет с подарками для бабули, положил на край стола.

- Бабуль, ты тут сама распакуй, это для тебя, а мы пойдём познакомимся с Зинкой.
- Ну дык, возьмите же для неё угощение для первого знакомства. Она хлебушек любит…
Одевшись, они вышли во двор. Свежий  ветерок  целовал их раскрасневшиеся лица,  обвевал зимней свежестью, пахнущей арбузами, играл  волосами в непокрытых головах и тихонько шумел в ушах.

 - Олежка,  как мне называть твою бабушку?  Тебе она «бабуля», а мне как обращаться к ней?
 - Очень скоро она и для тебя станет бабулей. Ну а пока можно по имени-отчеству -  Анна Петровна.
- А куда мы  с тобой идём? Зинка – это корова?
- Нет, Зинка – это коза.

 Коза Зинка  пребывала в  роскошном зимнем апартаменте: просторный сарай  с аккуратно сложенным вдоль стены душистым сеном; станок для доения; в одном углу та самая макитра, о которой рассказывал Олег, наполненная мЕшкой (смесь молотого зерна) и прикрытая тяжелой деревянной крышкой, с ручкой посередине.  В другом углу – всё для уборки помещения.

 Привязанная к ножке станка Зинка уставилась своими зеленоватыми глазами на незнакомых людей: «Кто такие и что вам тут нужно?» Для устрашения потрясла бородой и недовольно мекнула… Рогов для обороны у неё не было. Комолая, значит. 
Олег быстро нашёл с ней общий язык, назвав Зинулей и протянув на ладони кусочек хлеба. Хоть и чужие, но как отказаться от такого лакомства? Потом гости  чесали за ушками, трогали бороду, гладили по спине. И Зинке сразу стало скучно, когда они,  попрощавшись, ушли.  Растравили душу и ушли. Обиженная коза ещё долго жалобно мекала, крутилась  на привязи, топала ножками. Успокоить её смогла только хозяйка.

    Пришло время сна. Ничего не объясняя, Анна Петровна для Юли уже приготовила постель на печи, а внука отправила на кровать в холодной комнате, дескать, там перина, две подушки, тёплое одеяло и, если замёрзнет, можно ещё дедовым кожухом прикрыться. Иначе устроить им ночёвку никак нельзя: молодые люди пока ещё жених и невеста.

 Кровать хозяйки стояла в кухне, так что тайное ночное свидание  было исключено.
 Вечерами проводили время в разговорах: Юля,  свесив ноги, сидела на печи, бабушка устраивалась на тёплой лежанке, Олег – у ног бабули на маленьком стульчике.

 Так прошла неделя. Однажды, задержавшись в Зинкином сарае, Анна Петровна ещё в сенях услышала шум на кухне: Юля хохотала, а Олег напевал «На сопках Маньчжурии». Открыла дверь, а молодые кружат в вальсе, натянув на двоих бабкину выходную юбку.
- Во, чо придумали, я ж в этой юбке в церковь хожу, разорвёте ненароком.  
Олег сделал невинное лицо: «Бабуль, она же на резинке, сюда ещё и ты поместишься, давай к нам…». Но  видя, что бабка на шутку никак не среагировала,  покорно стащили с себя праздничный наряд;  притихшая Юля аккуратно сложила юбку вдвое  и повесила на место – на быльца кровати.

Олег вьюном  целый час крутился вокруг расстроенной   бабули, обещая, что они больше так делать не будут.  Простила. Как на них сердиться долго, ведь молодые да глупые…

  А на другой день Анна Петровна, войдя в кухню, обнаружила, что Юли на печи нет. Господи, подумалось ей, неужто развратницу нашёл себе, сохрани, Господь, и помилуй?

Прислушавшись, ярая сторонница целомудрия в музыкальном мычании распознала «Полонез Огинского». Осторожно приоткрыла дверь в холодную комнату: облачившись вдвоём в дедов тулуп, кружат по холодному полу, Юля в своих сапожках, а внук босиком, простынет ведь, глупый…  Ну что с ними сделаешь? Пусть тешатся, и незаметно прикрыла дверь. Сделала вид, что ничего не видела.
Нарочито громко хлопнув дверью, вышла во двор, недоуправилась вроде бы.                                                                                                                                                                                 Выбежал Олег, уже одетый, с ещё мокрыми от умывания волосами на лбу.
- Бабуль, что ж ты нас не зовешь, там на столе уже картошка остыла.
- Садитесь завтракайте, я сейчас приду.

     С вечера  повалил снег, тихий, обильный и долгий.
- Есть на завтра работа, - беспокоится хозяйка. До сарая не доберёшься.
- Ну что ты, бабуль, пока мы здесь, это наша обязанность. Завтра утречком не спеши вставать, мы поработаем на славу.

  Тихонько, разговаривая шёпотом, чтоб не разбудить старуху, оделись  и, скрипнув дверью из сеней,  попали в утреннюю благостную тишину.

Молодой снег, как потревоженный сонный пёс, недовольно рыпел под ногами; народившийся рожок месяца повис на невидимой нити в сером небе; беспечная тучка-рыба, разинув рот, медленно подплывая, хочет проглотить привлекательную наживку, не догадываясь, что это её смерть.

Какие только фантазии не придут в голову влюблённой паре, когда весь мир для них – земной рай, а будущее рисуется  весёлыми радужными красками!

Купаясь в снежной пыли, быстро очистили двор до самого сарая. А кровь играет, и хочется прыгать козлятами, придумать что-то необыкновенное, чтобы удивить бабушку.

 Разрумяненная, Юля предстала пред очима уже суетившегося у печки ночного стража.

- Анна Петровна, там во дворе у вас появился какой-то зверь,  шевелится в снегу, но не вылезает…
- В снегу? Да это, скорее всего, ласка, она всегда у нас зимняя гостья, длинная, кипельно-белая, с чёрными бусинками-глазками.
- Пойдёмте скорее, посмОтрите, - зовёт нарочно перепуганная Юля.

   В насыпанной куче и вправду что-то шевелилось, глухо  рычало и хрюкало. И вдруг «зверь» не выдержал и выскочил из своего укрытия, высокий, весь в снегу, помчался за убегающей Юлей. Догнал-таки, упал,  схватил за ногу, свалив свою жертву, а она, отбиваясь,  то ли визжит, то ли хохочет…

 - Боже мой, думает бабуля, - да они совсем с ума сошли от любви. Что же я ночным сторожем  меж ними стала?  Своё, небось, забыла, когда была молода и беспечна.
Ведь не вырвалась же из рук Матвея, когда он майской ночью, за две недели до свадьбы, вытащил тебя в окно, а  надкушенный плод вернул на место только к утру. Забы-ы-ла… А как сладко думать о том далёком, счастливом времени. Вспомнила, как часто шутили с мужем по этому поводу.

- Не терпелось тебе, уволок в кусты до свадьбы, - шутя укоряла она уже поседевшего супруга.
- Уволок… Да ты, небось, с вечера сидела у окна, дожидалась, чтоб тебя «выкрали», и что ж ты не кричала, бедная?
И оба смеются, довольные  памятным приключением молодости, умилённо смотрят друг на друга.

  День выдался хмурый,  безветренный. Осталось три дня до конца Юлиных каникул, а забытый этюдник покоится на лавке, дожидаясь вдохновения хозяйки. Поднялись на половину горы. Отсюда бабушкино жильё смотрится по-особому: чернеет в низу протоптанной тропинки невысокая распластанная хатка в два окна, давно  не крашенный заборчик прикрывает нижнюю часть окон, печальных, без отблеска лучей тусклого зимнего солнца. Одинокая фигурка, тоже тёмная, маячит посреди двора.

   Олег несколько раз спускался во двор, приносил то перчатки с отрезанными пальчиками, то ещё тёплые оладушки, то горячий чай в термосе. Юля, увлёкшись творчеством, стала молчаливой и совсем не реагирует ни на шутки, ни на ласковое обращение. Котёнок вдруг превратился  в серьёзную независимую кошку Ю-ю. Что ей ни говори, она в такие минуты смотрит на тебя молча и с царственной холодностью.

Морозец к вечеру усиливается,  окружающие  предметы приобретают нечёткие очертания. Надо собираться. И Юля преображается, она снова игривый ласковый Котёнок. Всё несёт на себе услужливый, заботливый Завирайка, а  Котёнок семенит сзади, довольный, только что не мурлычет.

Бабушка удивлена способностью Юли, любуется написанной ею картинкой, так похожей на её хату.

  - А вот я в школе ничего, кроме домика, рисовать не могла, - признаётся бабуля. Однажды учительница дала домашнее задание: нарисуйте то, что вам нравится. Кроме домиков. Потому что все, кто не умел рисовать, рисовали домики. Ну что делать? И придумала. Вырвала из тетрадки двойной лист и положила на него бутылку. Старательно обвела и раскрасила зелёным карандашом.  Поднесла учительнице на оценку. Она посмотрела на меня молча и спросила:» А  если бы надо было нарисовать ведро?»  Но тройку, однако ж, поставила…

 Всё-таки неплохую невесту выбрал себе Олежа: и скромна, и не чурается работы, и по характеру они схожие: играют, веселятся целыми днями. Игра и шутки в семье – залог благополучной совместной жизни.  Привыкла я к ним за неделю, вот уедут – и пусто на душе станет.
    Утром к печке, где спала Юля, подбегает Олег, светится от радости.
- Иди ко мне, Котёнок, - и протянул руки. Ты тут совсем бока отлежала, а у меня на кровати перина, подушки.

 - Так…а бабушка?
- Бабуля ушла к своей куме перебирать перья. И даже предупредила, когда вернётся, - к обеду. Ну, прыгай скорее…

 Анна Петровна помогала куме три дня. И три дня в окно холодной комнаты заглядывало стыдливое зимнее солнышко. Медленно передвигаясь по  косой горизонта, оно, уходя, писало на  выбеленных стенах  едва движущиеся  розоватые блики, которые при нежной  световой вибрации сменялись голубыми, жёлтыми и светло-зелёными тонами. Спокойное утро, которое сменило ночную мглу.

 - Ты ещё полежи в постели, пока я затоплю печку, потом придёшь, будем готовить обед к приходу бабули.

Анна Петровна вернулась оживлённая и принаряженная, так она решила показать внуку, что его подарки пришлись ей по душе: шерстяная матрёшка молочного цвета и такого же цвета варежки.

- Ой, какие вы молодцы, - хвалит бабуля,- и тепло у вас и сытно.

- Да мы тут с самого раннего утра стараемся, - льстит ей внук. Попробуй, каких вкусных блинов напекла Юля, какой суп она умеет варить!  Я тут при ней лишь помощник – печь растопил, картошки начистил…

Расставание было грустным. Бабуле уже восьмой десяток, придётся ли увидеться вновь. Поднимаясь в гору, они несколько раз оглянулись. Бабуля всё стояла у калитки и махала белой варежкой, уже не различая,  машут ли они ей в ответ.

К вечеру , гонимые ветром, поползли с запада тяжёлые тучи, запуржило,  завыло в трубе. Напуганная треском и гулом, в сарае отчаянно блеяла Зинка.
И только к утру небесные силы устали, убрали облака и открыли простор бледному солнышку. И покатилось оно низко над горизонтом; обессиленное за зиму, не смогло подняться слишком высоко и рано ушло на закат.  До весны ещё далеко, дай бог дождаться тепла.

 Была середина недели, когда  гости уже уехали из сёл и деревень в город, кто на работу, кто на учёбу, а кто просто домой. В электричке в холодных вагонах людей совсем мало, кто часто ездит, тот знает, какие вагоны отапливаются. И там жарко, даже душно, там всегда многочисленные цыгане  с шумной неуправляемой детворой. Олег с Юлей как раз в такой и попали. 

- Пойдём поищем другое место, тут угореть можно,- предложил Олег.

И нашли;  прохладных, если не сказать холодных вагонов, очевидно, больше, чем тёплых. Редкие пассажиры в таких случаях стараются сесть подальше от других, наслаждаясь спокойствием и дремотой.
 Дремала и Юля, положив голову на плечо Олегу, ставшему за  эти дни совсем родным. Полусон был полон  грустных дум, совсем не хотелось расставаться. Словно услышав её мысли, он прошептал на ухо: «Ну что, Котёнок, пойдёшь за меня замуж?»

Слегка отстранясь, она  с улыбкой посмотрела на него и выдала: «Ну куда же теперь деваться, пойду…»
- Ах вот как!
Он схватил её за плечи, тряс и, прижимая к себе, целовал , смеющуюся,  в губы, лоб, щёки – в наказание, так сказать, за подневольное согласие.

- Поедем сразу в Краснодар,- сказала Юля. Мне завтра на занятия. А маме я позвоню, чтобы не ждала.
- Тогда я провожу тебя до самого дома, темнеет уже…

 

Вот и крутая лестница, наверху – тёмные окна. Похоже, что там никого нет.
Юля стала открывать дверь своим ключом. Привычно  щелкнула выключателем –  кроме них, никого.
- Ты что, здесь одна живёшь?
- Пока одна.

- Что значит – «пока»? Хозяйка в отъезде?
- Хозяйка только что вернулась из Бжедуховской  в сопровождении князя. Прошу, ваше сиятельство, раздевайтесь и будьте как дома.
- Спасибо, но князю непривычно считать своим домом жилище невесты.
- Будем считать, что это жильё временное, князь обязательно для своей возлюбленной построит зАмок. Где они будут жить-поживать и добра наживать.