Ленинградки в Быстром Истоке

На модерации Отложенный

Ленинградки в Быстром Истоке

 

         Далекий Ленинград и близкий моему сердцу Быстрый Исток. Это село – родина моих предков – находится на Алтае, очень далеко от Ленинграда. Что вас связывало между собой в те трудные годы военных лет?  Это, прежде всего, война, – грозное трагическое событие, –  сломавшая человеческие судьбы. Это  люди, пережившие тяжёлые военные годы в тылу. Их с каждым прожитым послевоенным годом становиться всё меньше и меньше. Это память людская, которая связывает сейчас всех воедино. Пока живём – живёт и память о земляках, погибших на полях сражений за Ленинград. В  судьбе людей – судьба страны.

И нашу семью Великая Отечественная война не обошла стороной, в корне изменив всю нашу жизнь. Она началась спустя месяц после моего дня рождения,  война вошла в мою детскую память очень рано. Мы с мамой жили в селе Паутово, а папа был на фронте. Сначала он охранял восточную границу, защищая страну от японских захватчиков. Затем он воевал с немецкими захватчиками на Чёрном море  на лидере эскадренных миноносцев «Ташкент». Затем его отправили на западный фронт. Мы получали от него письма-треугольники. Это были строки, написанные им в короткие минуты отдыха.

         Весной 1943 года мы уже жили в Быстром Истоке, и, когда вода подошла близко к домам, что стояли за Истоком, мы с мамой переехали жить в дом по улице Ленина, к маминой подруге, Ольге Бондаренко. Её муж был тоже на фронте, она жила одна в доме, в нём было две комнаты. Осенью этого же года в этом доме поселились ещё две женщины. Одна из них была молодая женщина, другая же была очень старенькая, сухонькая старушка. Это были мать и дочь – эвакуированные жительницы блокадного Ленинграда. Они жили в кухне, там стояли кровать, стол, табуретки. Старушка лежала целыми днями на кровати. Её дочь уходила утром на работу, а ночью спала на печи, которая тоже находилась в кухне. Как их звали, я не помню. Взрослые женщины  называли их Ленинградками.

         Утром мама, Ольга и Ленинградка уходили на работу, мы с бабушкой оставались дома. «Присмотрите за Алей! Покормите её в обед картошкой!» – просила мама пожилую женщину. И оставляла на столе две картофелины в «мундире». А мне она строго говорила, чтобы я не беспокоила бабушку, чтобы вела себя весь день хорошо. Я тихо играла в комнате, а пожилая женщина лежала на кровати в кухне. В обед она поднималась, растапливала железную печь, нарезала на ломтики две картошки, которые поджаривала с двух сторон на железной печи, затем звала меня к себе, давала два больших ломтика. И это был наш обед. У них тоже не было еды, только люди принесли им немного картошки. Я уходила опять в комнату. Мы с ней не играли и не разговаривали.              

         Вечером, когда на улице темнело, я вставала у окна и ждала с работы маму. Сначала появлялась из-за поворота высокая, стройная фигура молодой Ленинградки. На ней была одета фуфайка, подпоясанная ремешком, и юбка. На ногах надеты подшитые валенки. На голове - фетровый лёгкий берет, хотя на улице лежал снег. Была зима, а платка у неё не было. Лёгкой походкой она шла к дому, в котором мы все вместе жили.

         Лицо моё озарялось радостью, когда на улице Ленина из-за поворота появлялась мама. Она уже грузчиком не работала, потому что мешок с зерном свалил её с ног –  закружилась голова от голода. Мешок придавил маму, поранил ногу. Мама ростом была метр пятьдесят сантиметров, а мешок был чуть меньше её. Она хромала, но на работу нужно было идти. Её поставили работать подсобной рабочей у печника – старика. Она быстро научилась класть печи и уже самостоятельно делала кладку новой печи для просушки зерна в «Заготзерно». Поэтому приходила с работы позднее всех, так как быстрее нужно было запустить печь в работу.

И так было каждый день, без выходных.

         Однажды в январе 1944 года Ленинградка вернулась с работы очень взволнованной и радостной. Уже с порога дома она закричала: « Мама, радость-то какая! Сняли блокаду с Ленинграда и теперь можно ехать домой!» И заискрились радостно глаза старушки, впервые за всё время жизни в этом доме появилась улыбка на её лице. Они оживлённо в кухне говорили о чём-то, мне не понятном. Когда мама и хозяйка дома пришли с работы домой, они тоже радовались хорошей новости.

 – Я уволилась с работы, едем домой! – сказала молодая женщина.

 – Да куда же Вы в зиму-то поедете!? Дождитесь весны, а то замёрзнете в дороге-то! – советовала мама.

 – Нет. В Ленинград  едем сейчас, не будем ждать весны.

И засобирались Ленинградки домой. На другой день дочь купила муку, соседка принесла чашку квашеной капусты. Они вместе с мамой сели за стол и лепили пельмени с капустой, чтобы еду с собой в дорогу взять, затем вынесли их в сени на мороз.

         К вечеру узелок с одеждой был собран, и завтра утром  обеим женщинам нужно было бы уже уезжать из Быстрого Истока в Бийск, чтобы из Бийска на поезде ехать в Ленинград. Но вдруг поздним вечером умерла её мама. Наверное, сердце матери не выдержало столь радостного известия, как снятие блокады с родного города Ленинграда.

Приготовления к похоронам на следующий день проходили в кухне при закрытой двери, так что я не видела, что там происходило.

         Пожилая женщина была такая худенькая и легкая, что наспех сколоченный ящик с её телом на кладбище на санках отвезли одни женщины. Ещё и потому что мужчин не было, кто бы мог в этом оказать помощь. Могилу выкопали и закидали гроб землёй один старик (мой дедушка) и ещё безногий фронтовик. На поминки они не пришли. За поминальный стол сели пять человек, считая и меня. На столе лежали ложки, стояла всего одна большая тарелка, в которой лежали пельмени с капустой. Отварили часть тех пельменей, которые они приготовили, чтобы взять с собой в дорогу. Каждая из женщин за столом с грустью в голосе говорила поминальные слова, те, что говорят в таком случае, каждая упоминала Бога. Вот уже и рядом со мной сидевшая женщина сказала:  «Царство небесное, светлая память рабе Божьей ….», – назвала имя умершей бабушки.

         Я слушала её слова и думала, что и мне что-то нужно будет говорить про Бога. Я ведь тоже села за стол, поминать бабушку. А так как я не знала, что должна была сказать, посмотрев на тарелку с пельменями, печально произнесла:  «Слава Богу, что бабушка умерла, хоть поедим пельменей!» Что тут началось после мной чистосердечно  сказанных слов!? Мама хотела выгнать меня из-за стола. Спасибо женщинам, заступились. Прости меня, Господи! Блокаду Ленинграда сняли 27 января 1944 года, значит, мне шёл в то время третий год.

         На другой день рано утром к дому подъехал возчик на санях, и Ленинградка уехала из села, оставив тело своей мамы покоиться на старом кладбище в Быстром Истоке. Трудные детские годы военных лет, что прошли в Быстром Истоке, навсегда остались в моей памяти. И каждый год 27 января в день снятия блокады с Ленинграда передо мной явственно всплывают незабываемые образы двух женщин, прибывших в Быстрый Исток из блокадного Ленинграда.  

         По разным данным, за время блокады погибло от 400 тысяч до 1,5 миллиона гражданского населения. Только 3 % из них – от бомбёжек и артобстрелов, остальные 97 % умерли от голода. Военная блокада Ленинграда длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года. Всего 900 дней.