1837-1841. Демоны Николая Романова

1837-1841. ДЕМОНЫ НИКОЛАЯ РОМАНОВА

ДЕНЬГИ И ПОЛИТИКА В СУДЬБЕ ПУШКИНА И ЛЕРМОНТОВА

МАСОНЫ МОГУТ УДОВЛЕТВОРИТЬ ЖЕЛАНИЕ СЛАВЫ

КАК РОМАНОВЫ БОЯЛИСЬ ЧЕРТА

ДУЭЛИ ПОД ГИПНОЗОМ

РОКОВАЯ ТАЙНА ЕЛИЗАВЕТЫ АЛЕКСЕЕВНЫ АРСЕНЬЕВОЙ

СТОЛЫПИН: МАЛЫЙ ТЕАТР ЗА ВИНЗАВОД ПОД ПЯТИГОРСКОМ!

БОЛЬШОЕ НАСЛЕДСТВО ЛЕРМОНТОВА ДОСТАЛОСЬ СТОЛЫПИНЫМ И РОДСТВЕННИКУ НИКОЛАЯ МАРТЫНОВА

ЗОМБИРОВАННАЯ КРАСАВИЦА БЫЛА ЖЕРТВОЙ

УБИЙСТВО НА ЧЕРНОЙ РЕЧКЕ БЫЛО ПОЛИТИЧЕСКИМ

УБИЙСТВО ПОД ПЯТИГОРСКОМ БЫЛО РИТУАЛЬНЫМ

ВЯЗЕМСКИЙ, ТУРГЕНЕВ, ДАНТЕС – ДЕМОНЫ РОССИИ

УЧЕНИКИ ДЕМОНОВ – УБИЙЦЫ

КТО ХОЧЕТ БЫТЬ ВЕЛИКИМ, МОЖЕТ СКОНЧАТЬСЯ В КОНВУЛЬСИЯХ

39

Говорят, если вы хотите узнать правду, ищите, кому это было нужно. Могла любимая племянница Елизаветы Алексеевны, мать Акима Шан-Гирея, знать о настоящем состоянии своей тетки и хранить это втайне? А если знала, то могла сообщить о нем генеральше Верзилиной, планируя выгодный брак сына с ее старшей дочерью. Ну а генеральша и ее дочери могли создать интригу против излишне нервного и непредсказуемого поэта. Но почему бы им не рассматривать Лермонтова как одного из женихов – ведь непросватанные дочери-то были две? Во-первых, Елизавета Алексеевна, как известно, не хотела женить внука, а во-вторых, у Марии Шан-Гирей было два сына. И оба, в конце концов, женились на сестрах.
Трудно себе представить такое вероломство? Ну тогда вернемся к Мартынову, но под тем же предлогом – хочешь узнать правду, ищи, кому это было нужно.
Где-то за месяц-два до Лермонтова в Пятигорск прибыл Александр Николаевич Кушинников, жандармский подполковник, который был командирован Бенкендорфом для секретного «надзора за посетителями минеральных вод». Кто он? Исполнительный и добросовестный службист спецслужб, как отмечают биографы. С 1839 года – офицер для особых поручений , не раз отмечен «монаршим благоволением» в приказах. Наблюдал за порядком во время ежегодных праздников в Петергофе, где присутствовали особы императорской фамилии. И вот необычное поручение – следить за порядком в Пятигорске во время пребывания там Лермонтова.
Так «кстати» все получилось, что сразу после дуэли он был введен в состав следственной комиссии. Бенкендорф получал все сведения о следствии именно от Кушинникова. И оно прошло так, как хотели бы и сами участники, и их высокопоставленные родственники, и сам Бенкендорф?
Но есть тут одна странная деталь. Это подполковник Кушинников был родным братом И.Н. Кушинникова, издателя, который вместе с другим издателем, А.Д. Киреевым, выпустил единственное прижизненное издание «Стихотворения» Лермонтова, отпечатанного в 1840 году тиражом в 1000 экземпляров в типографии И.И. Глазунова. Кушинников и Киреев финансировали выход этой книги и заплатили Лермонтову первый большой гонорар, с которым он и отправился на Кавказ.
Простое совпадение? Может быть… если не обратить внимание на то, что А.Д. Киреев – родственник Николаю Соломоновичу Мартынову.
Этот Киреев принадлежал к пензенскому роду дворян Киреевых, которые неоднократно вступали в браки с Мартыновыми. Одна из Мартыновых-Киреевых, Варвара Михайловна, росла в поместье Арсеньевых вместе с Елизаветой Алексеевной и стала матерью Святослава Раевского, выйдя замуж, а Арсеньева была крестной этого Святослава.
Так вот он и сделал «рекламу» Лермонтову, распространяя его стихотворение «На смерть поэта» в 1837 году. А потом познакомил его со своим родственником Киреевым. Но предварительно был арестован и отбыл год в ссылке на Севере по вине Лермонтова, который на допросе признался, кто распространял его стихи. Он писа;л Раевскому в Петрозаводск: «Ты не можешь вообразить моего отчаяния, когда я узнал, что стал виной твоего несчастья. Я сначала не говорил про тебя, но потом меня допрашивали от государя: сказали, что тебе ничего не будет и что если я запрусь, то меня в солдаты…, но я уверен, что ты меня понимаешь и прощаешь и находишь еще достойным своей дружбы… любезный друг, не позабудь меня и верь все-таки, что самой моей большой печалью было то, что ты через меня пострадал. Вечно тебе преданный М. Лермонтов».
Александр Дмитриевич Киреев воспитывался в Московском университетском благородном пансионе и с 1832 года занимал очень высокую должность управляющего конторой императорских Петербургских театров. В этой должности он прослужил до 1853 года. Русский писатель-мемуарист ( управляющий поместьем князя Александра Барятинского) В.А. Инсарский писал о нем: «Он был могущественным и неограниченным повелителем всего театрального мира… Кто не знает и не помнит Киреева? Если говорили о театрах, если вы имели какое-либо дело до театра, на первом плане был Киреев, как будто ни Гедеонова, ни других личностей, имеющих значение в этом мире не существовало».
Этот Киреев в 1840 году вместе с Краевским попытался получить заказ на частное издание произведений Пушкина и намеревался даже потратить большую сумму для этой цели. Но им было отказано. Вообще за издательской деятельностью Киреева стоял Краевский, которого уже тогда характеризовали очень нелестно в издательско-писательских кругах.
Николай Первый не отступил от своего слова – издание произведений Пушкина шло только госзаказом. Но Краевскому и Кирееву тут вдруг «крупно повезло» - Лермонтова убил Мартынов! И сразу, уже в 1841 году, они делают второе издание его книги «Один из героев нашего времени» (авторское название) под новым заголовком Краевского «Герой нашего времени». И с этого времени они начали получать хорошие деньги на творчестве поэта. Пока в Туле не спохватились тетки Лермонтова и не подали на Киреева в суд. И стали тоже получать доход с книг племянника. Но большую его часть суд все-таки оставил за родственником Николая Мартынова. Так и хочется спросить: как награду, что ли?
Вот кому достались большие деньги великого русского поэта, который перед дуэлью находился в крайне нервном состоянии, обдумывая возможность издавать собственный журнал, имея в кармане сущие копейки первых гонораров и помощи от бабушки, в то время как он был очень даже богат. Но от него это тщательно скрывали те, кто в скором времени забрал эти богатства себе : Столыпины, Верзилины, Лермонтовы и… родственник Мартынова.
А странная все-таки эта была «Пиковая дама» Елизавета Алексеевна Арсеньева. Она так успешно играла, так ловко прятала «козырного туза» в рукаве (не только скрыла настоящие размеры наследства от внука, но и сделала мизерным его наследство, оставшееся от покойной матери), что обыграла и его и саму себя. Могла ли она представить, когда, не жалея средств, содержала в своих домах десятерых внучатых племянников, в том числе и Шан-Гиреев с их матерью, что они-то и получат все ее большое накопленное для любимого Мишеньки состояние? А обездоленные ею тетки Лермонтова будут до конца жизни получать огромные гонорары с его книг? Поистине – добрыми намерениями устлана дорога в ад.

40

Такая вот случайность, что солидное состояние Лермонтова досталось его родственникам и родственникам его убийцы. Случайность, что Шан-Гиреи женились на сестрах Верзилиных, получив не только деньги своего троюродного брата, но и наследство сестер. Случайность, что Стлыпин-Монго получил часть денег Лермонтова и уехал в Европу, где занялся переводом его романа «Герой нашего времени» и получил за это гонорар.
Случайность, что брат издателя первых книг Лермонтова (компаньона Киреева - родственника Николая Мартынова) Кушинников оказался в Пятигорске в нужное время и, словно случайно дождавшись дуэли, вел следствие, пущенное по ложному следу ее участниками и свидетелями.
А была ли случайность в том, что восемь из десяти членов лермонтовского «кружка 16» выехали на Кавказ одновременно с ним и находились рядом до самой смерти поэта? Их никто не высылал, все они приехали сюда по своей воле: Монго-Столыпин, Фредерикс, Александр и Сергей Долгорукие, Жерве, Г.Гагарин и Александр Васильчиков. Но если Жерве и Фредерикс были в армии, то Ксаверий Браницкий, уехавший сначала в Польшу, именно в это время вернулся на Кавказ - в то место, куда Лермонтов не доехал, остановившись в Пятигорске.
Все они отдыхали, принимали лечебные ванны, веселились на местных балах, посещали дом хозяина арендуемого ими жилья Верзилина, волочились за дочерьми генерала и… что еще? И поддерживали травлю, которую устроил Лермонтов Мартынову.
Травлю, которая стала для истории основным поводом к дуэли.
Когда читаешь о подробностях взаимоотношений Лермонтова и Мартынова в Пятигорске, то ясно понимаешь: только крайнее озлобление поэта против своего товарища за какой-то поступок могло вызвать такую агрессию. Но сколько бы ни искали исследователи этот поступок, они его пока не нашли. И все списывается на плохой характер Лермонтова.
И эпиграммы, и карикатуры, даже целый коллективный альбом карикатур на Мартынова, прямые оскорбления, – все это со стороны офицера Лермонтова было похоже на безумие!
Но как это похоже на поведение Пушкина накануне дуэли с Дантесом. И он так же, находясь в окружении самых близких друзей, совершал странные поступки и шокировал свет. На балах злился, «скрежетал зубами», делал ужасное выражение лица, произносил громко невнятные фразы, чем возбуждал насмешки среди аристократов, которые, как свидетельствовала Софья Карамзина (дочь историка Николая Карамзина), ничего необычного в поведении его жены и не замечали. Такие флирты просто даже были обязательны на балах и маскарадах. Софи Карамзина соперничала с сестрами Гончаровыми, сама была страстно влюблена в Дантеса, до такой степени не скрывая своих чувств, что старая княгиня Загряжская, обряжая племянницу Екатерину Гончарову к венчанию, просто выгнала прочь Карамзину, не позволив ей быть на свадьбе. И та убежала, рыдая. И никто при этом никого не застрелил…
И если бы Пушкин не заострял на поведении вздыхающего по Натали Дантеса, никто бы не стал позволять себе шутить за спиной поэта. Но почему же ему было так плохо? Уже смертельно раненый он сказал осматривавшему его врачу Арендту : «Я жить не хочу…»
Интересно, что София Карамзина отметила в своих письмах к брату Андрею такой факт. Натали Пушкина совершенно равнодушна к Дантесу, когда рядом ее муж, но как только тот отходит от нее, она начинает проявлять внимание к французу, кидать ему выразительные взгляды и вздыхать.
Я думаю, на семью Пушкина была произведена настоящая психологическая атака с двух сторон. С одной стороны это были Геккерен и Дантес. С другой – самые «близкие друзья» в лице Вяземского, Карамзиных и Александра Ивановича Тургенева. И эти атаки мели гипнотическое свойство.
Любовь, сексуальное увлечение сами по себе сильнейший гипноз, который меняет людей до неузнаваемости как в хорошую, так и в плохую сторону. А если этот природный гипноз подогревать еще специальными приемами, то можно добиться самого решительного результата – к примеру, самоубийства.
Как Дантес и Геккерен обрабатывали Наталью Николаевну, это известно из сохранившихся документов. Попав под это влияние, она страдала и мучилась невыносимо. Она просто, видимо, сгорала изнутри. Опытный в таких мужских проделках Пушкин видел страдания супруги и страдал вместе с нею, не зная, как помочь. В их семье случился настоящий ад, который необходимо было скрывать от посторонних глаз и делать вид, что ничего особенного не происходит: ездить на балы, принимать гостей, воспитывать четверых детей, а Пушкину еще и заботиться о сестре и о непутевом младшем брате Льве Сергеевиче, который (тоже вот странная случайность!) через четыре года оказался рядом с Лермонтовым в доме Верзилиных.
Геккерен, Дантес, жена, ее сестры и семья Пушкина разрывают его жизнь в клочки. И в это время кто неотступно находится рядом с ним? Александр Иванович Тургенев, демоническая сила русского либерализма, наставник не только Пушкина, но и самых талантливых поэтов России того времени Батюшкова и Баратынского. Оба сошли с ума.
В 1830 году Пушкин посетил безнадежно больного Батюшкова, которого перевезли в Москву из европейской психиатрической клиники. В те годы и появилось стихотворение Александра Сергеевича «Не дай мне бог сойти с ума»:
Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:

Но ведь нечто похожее мы наблюдаем в поведении Лермонтова в Пятигорске летом 1841 года. Недаром здесь его и его товарищей прозвали «бандой Лермонтова». То есть, они все вели себя очень плохо, отнюдь не останавливая поэта, напротив, подзадоривая его против Мартынова и сестер Верзилиных. А у них были на тот момент свои, и очень непростые проблемы. Самого генерала недавно царь уволил с его высокой должности, и он был вынужден уехать к Паскевичу в Польшу. Домашние дела и счета вела его малограмотная супруга, занимавшаяся и сдачей жилья в наем, то есть, попросту говоря, лично зарабатывая деньги на содержание семьи. У Мартынова была куча неприятностей: недавно умер его отец, дела семьи пошатнулись, сам он был вынужден уйти в отставку, лишенный почему-то, как и Лермонтов, заслуженных в боях наград. Позже Мартынов попытался вернуться в армию, но ему было отказано. Зная об этих обстоятельствах, как мог Лермонтов терзать Мартынова и Верзилиных? Загадка.
Остается только думать, что поэт просто сошел с ума. А что, если это было близко к тому - как и у Пушкина? И по той же причине – гипноз, внушение. Накануне своего отъезда на Кавказ Лермонтов часто встречался с Тургеневым. Уехав, вроде бы, оторвался от «наставника». Но не остался один – вслед за ним увязались его друзья по «кружку 16». Все, конечно, масоны. Пребывая в таком нервном состоянии, поэт, конечно, чувствовал, что с ним что-то не так, но что-то мешало ему остановиться. Но он ясно видел все, что происходит вокруг него, описав это в своем последнем стихотворении «Пророк»:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!

Самое печальное, что поэт был прав в этой оценке его личности не только «близкими друзьями», но и царем! А царь судил о нем не просто сурово, он и его близкие прямо видели в нем демона. Они боялись его!
Николай очень внимательно изучал творчество Лермонтова. В сопровождении Бенкендорфа и Орлова 12 июня 1840 года он сел на пароход «Богатырь», доставивший его в Петергоф. 12 июня Николай начал свое письмо к императрице и продолжал его во все время плавания. 13 июня он пишет жене: «Я работал и читал всего Героя, который хорошо написан. Потом мы пили чай с Орловым и болтали весь вечер; он неподражаем». 14 июня царь пишет: «Вновь приступил к чтению. Сочинение г. Лермонтова. Второй том я нахожу менее удачным, чем первый. Погода стала великолепной, и мы могли обедать на верхней палубе. Бенкендорф ужасно боится кошек, и мы с Орловым мучим его - у нас есть одна на борту. Это наше главное времяпрепровождение на досуге».
В семь часов вечера роман был дочитан. «За это время, — пишет Николай, - я дочитал до конца Героя и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойной быть в моде. Это то же самое изображение презренных и невероятных характеров, какие встречаются в нынешних иностранных романах. Такими романами портят нравы и ожесточают характер. И хотя эти кошачьи вздохи читаешь с отвращением, все-таки они производят болезненное действие, потому что в конце концов привыкаешь верить, что весь мир состоит только из подобных личностей, у которых даже хорошие с виду поступки совершаются не иначе как по гнусным и грязным побуждениям. Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего существования на земле? Люди и так слишком склонны становиться ипохондриками или мизантропами, так зачем же подобными писаниями возбуждать или развивать такие наклонности! Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно указывает на извращенный ум автора».
Отзыв сестры Николая Марии Павловны, по существу, не отличается от оценки, сделанной ее царствующим братом: «Его роман отмечен талантом и даже мастерством, но если и не требовать от произведений подобного жанра, чтобы они были трактатом о нравственности, все-таки желательно найти в них направление мыслей или намерений, которое способно привести читателя к известным выводам. В сочинении Лермонтова не находишь ничего, кроме стремления и потребности вести трудную игру за властвование, одерживая победу посредством своего рода душевного индифферентизма, который делает невозможной какую-либо привязанность, а в области чувства часто приводит к вероломству. Это — заимствование, сделанное у Мефистофеля Гете, но с тою большой разницей, что в «Фаусте» диавол вводится в игру лишь затем, чтобы помочь самому Фаусту пройти различные фазы своих желаний, и остается второстепенным персонажем, несмотря на отведенную ему большую роль.

Лермонтовский же герой, напротив, является главным действующим лицом, и, поскольку средства, употребляемые им, являются его собственными и от него же и исходят, их нельзя одобрить».
Брат царя Михаил Павлович, читая «Демона», выразил общее отношение членов царствующей фамилии к личности и творчеству поэта: «Был у нас итальянский Вельзевул, английский Люцифер, немецкий Мефистофель, теперь явился русский Демон, значит, нечистой силы прибыло. Только я никак не пойму, кто кого создал: Лермонтов ли духа зла, или же дух зла - Лермонтова».

43

Конечно, Лермонтов знал об этих оценках его творчества и его личности двором Романовых. Знал он и то, что супруга Николая Первого, Александра Федоровна, относилась к его творчеству совсем по-другому, особенно ценя стихотворение «Молитва». И это несогласие в семье также, видимо, пугало императора. Не потому ли Николай спешил избавиться от новоявленного «демона» России, отсылая его подальше, на Кавказ? Может быть, это было даже простое суеверие – ведь Романовы не однажды были тяжело прокляты своими современниками. К примеру, есть легенда, что в 1814 году на Венском конгрессе, созванном по поводу планов Ротшильдов сформировать мировое правительство, русский царь Александр I сорвал эти планы, Натан Ротшильд проклял его, и поклялся, что он сам или кто-нибудь из его потомков уничтожат весь род царя, вплоть до самого последнего члена царской династии. А уж что говорить о Расколе, представители которого и по сей день проклинают эту династию.
Но царя не могла не волновать поднятая Пушкиным, а за ним и Лермонтовым, проблема «лишних» людей в России. Надвигающийся «железный» век вверг их в глубокую депрессию, лишил воли к жизни, к чувствам. Но проблема была не только в представителях подобной молодежи. Николай начал строить железные дороги, создавать акционерные общества, английские купцы, опираясь на новых российских предпринимателей, развивали текстильную промышленность. И аристократия должна была участвовать в этом процессе, как бы сейчас сказали, модернизации общества. Примером тут служили самые высокие вельможи – Воронцов, Бенкендорф. Но в основной-то массе аристократия, представляющая древние роды, сопротивлялась «железному» веку, наподобие русским поэтам. Но только по иной причине – она просто не хотела перемен, уповая на трудолюбивый и дешевый крестьянский горб. И вот эти-то люди также оказывались теперь «лишними», потому что бегущий вперед век мог оставить их позади. И оставил, в конце концов, что зафиксировал уже Чехов в своем «Вишневом саде».
На примере того же пятигорского курорта, которому Николай уделял большое внимание, можно было убедиться, что приходят новые виды бизнеса, которые гораздо выгоднее ковыряния земли сохой. Как должны были себя чувствовать помещики? Конечно, «лишними» людьми.
Заметим, что действие романа «Героя нашего времени» происходит именно на Кавказе, где уже другая жизнь, другая работа и другие отношения между людьми.
Мог ли допустить Николай развитие депрессии в обществе такими упадническими книгами и стихами Лермонтова? В которых праздный двор был представлен обителью маскарадного бесовства, а жизнь за его стенами – непонятной и угнетающей сознание?
Конечно, Николай и сам понимает, что Россия не успевает за Европой, что она лениво ползет, а не двигается по пути прогресса. Хотя есть планы, есть внешнеполитические и внешнеэкономические победы, которые должны содействовать этим планам. Но общество неразвито, чиновники тупы и вороваты, сельское хозяйство архаично и отстало… И царь приветствует пьесы Гоголя - «Ревизор» до такой степени успешен на сцене, что это даже пугает писателя, который начинает задумываться над своим влиянием на сознание общества. Николай считает, что Гоголь ему помогает, в отличие от Лермонтова, который еще и прямо вмешивается в его внешнеполитические отношения, устраивая дуэль с сыном французского посла…
И вот уже «банда Лермонтова», поощрявшая его травлю Мартынова, тоже, кстати, выходца из масонской семьи да еще состоявшей в родстве с главным масоном России Новиковым, тащит его, как агнца на заклание, на дуэль, на которой он погибает при до сего времени невыясненных обстоятельствах. И отпевать его запрещено.
Интересно, что старшая сестра Мартынова смело уверяла знакомых: Н. С. Мартынов был вынужден выйти в отставку из-за дуэли с Лермонтовым. Считают, что она лгала. А, может, просто говорила о том, о чем не хотели говорить окружающие – о заказном убийстве? И не просто о заказном – а о ритуальном? На котором был убит «демон» Николая Романова теми, кому поэт доверял и с кем проводил время в тайном «кружке 16»?
«Не могу не упомянуть о Мартынове, которого жертвой пал Лермонтов,- писал один из очевидцев. - Жил он в Москве уже вдовцом, в своем доме в Леонтьевском переулке, окруженный многочисленным семейством, из коего двое его сыновей были моими университетскими товарищами. Я часто бывал в этом доме и не могу не сказать, что Мартынов-отец как нельзя лучше оправдывал данную ему молодежью кличку «Статуя Командора». Каким-то холодом веяло от всей его фигуры, беловолосой, с неподвижным лицом, суровым взглядом. Стоило ему появиться в компании молодежи, часто собиравшейся у его сыновей, как болтовня, веселье, шум и гам разом прекращались и воспроизводилась известная сцена из «Дон-Жуана». Он был мистик, по-видимому, занимался вызыванием духов, стены его кабинета были увешаны картинами самого таинственного содержания, но такое настроение не мешало ему каждый вечер вести в клубе крупную игру в карты, причем его партнеры ощущали тот холод, который, по-видимому, присущ был самой его натуре».
Некто Ф. Ф. Маурер, владелец богатого московского особняка, подтверждал, что Н. С. Мартынов вел в его доме крупную карточную игру. Маурер даже уверял, что это было единственной доходной статьей Мартынова.
Настоящий демон прожил еще долго, обладая секретами этого долголетия, которые подарил ему Мефистофель, но не тот, о котором говорили Романовы, имея в виду Лермонтова. Наставник наставников. С которым, как с Пушкиным и Лермонтовым, Николай расправиться не решался. Или не хотел.
В 1841 году В. Г. Белинский писал: «Только один князь Вяземский мог бы у нас написать историю литературы русской в отношении к обществу, так, чтоб это была история литературы и история цивилизации в России от Петра Великого до нашего времени». «Князь Вяземский играл одну из первых ролей в литературе этого времени, был в приятельских отношениях со всеми его действователями. Да, у нас есть люди, которые превосходно могли бы делать и то, и другое, да они мало делают, или ничего не делают». Но так ли уж бездействовал потомок Владимира Мономаха?
После смерти Пушкина, в 1839 году, Вяземский за литературные заслуги получает членство в российской Академии. После смерти Лермонтова, уже в октябре 1841 года, - и в Санкт-Петербургской Императорской Академии наук. В 1846 году облагодетельствован и его племянник, сын сводной сестры Екатерины Вяземской и Николая Карамзина, Андрей Карамзин – он женится на Авроре Демидовой-Шернваль. Не то фаворитке, не то родственнице Николая Первого, в чьей судьбе он принимал горячее участие, будучи сватом в ее замужестве за богатейшим человеком России Павлом Демидовым. После свадьбы он прожил недолго, и теперь все его баснословное состояние переходило под управление Андрея Карамзина.
После воцарения Александра II, Вяземский 22 июня 1855 года вернулся из Швейцарии в Россию и получил пост товарища министра народного просвещения, а в декабре 1856 - марте 1858 одновременно возглавлял Главное управление цензуры, руководил подготовкой цензурной реформы. В конце 1850-х годов он пользовался немалым влиянием при дворе, был одним из любимых приближенных императрицы Марии Александровны, посвятил немало стихотворений ей и другим членам правящего дома (в том числе в 1868 году написал стихи на рождение будущего императора Николая II). 31 августа 1855 года стал тайным советником, 25 декабря 1855- го - сенатором, 3 марта 1861 года – гофмейстером Двора Его Императорского Величества, 28 октября 1866- го - членом Государственного совета и обер-шенком Двора Его Императорского Величества. В 1861 году в Петербурге было торжественно отпраздновано 50-летие литературной деятельности поэта.
Но, вполне возможно, деятельность Вяземского в борьбе за престол рюриковичей, потомков Владимира Мономаха, была продолжена в 20 веке уже совсем другим человеком. Вяземский по матери-ирландки - о*Рейли. И он просил Александра Ивановича Тургенева, постоянно выезжавшего в Европу и подолгу жившего в Англии, найти там его родственников. Далее об этом ничего не известно. Но кто тогда таинственный и до сих пор неразгаданный о*Рейли, который столько дел натворил в России в начале 20 века? Известный шпион организовывал в Москве эсеровское восстание в 1918 году, убийство германского посла Мирбаха, покушение на Ленина. И прямо заявлял, что готов стать новым царем России. Этого о*Рейли чекисты поймали и расстреляли (хотя этот факт никем не установлен точно, как и факт расстрела семьи Романовых), но кто этот человек на самом деле и почему он однофамилец князя Вяземского, так и осталось неизвестным. Но едва ли можно сомневаться, что если бы план английской разведки удался, и о*Рейли возглавил бы правительство России, то сразу же всплыло бы имя Владимира Мономаха – рюрика.
Между прочим, Александр Герцен, по отцу Яковлев, происходил из древнего рода Кобылы, предков Романовых, и был родней царям. И женился он на Захарьиной, также из рода Романовых. И хотя тайно увез ее из Москвы, при дворе были очень довольны этим браком. Александр Иванович Тургенев, который принадлежал к группе масонов-«социалистов», идейным вдохновителем которой был Герцен, в определенное время не сошелся с Вяземским в целях борьбы. Вяземский социализм не признавал, преследуя чисто аристократические цели своей оппозиции к Романовым. Может быть, именно поэтому он и пошел к ним на службу, чтобы поддерживать существующий режим династии против рвущейся к захвату власти в России другой, неведомой и чуждой ему силы.

44

И вот в эту геополитическую «молотилку» попали Пушкин и Лермонтов. Александр Иванович Тургенев во время дуэли Лермонтова и Мартынова был в Европе. Вместе с Иваном Гагариным (которого подозревали в распространении «диплома рогоносца») читал стихи Лермонтова о Наполеоне.
Со смертью поэта все концы об организации его дуэли с сыном французского посланника Баранта будут спрятаны. И можно просто наслаждаться творчеством великого поэта.
Теперь Александр Иванович часто встречается с Гоголем. Тот чувствует, что с ним что-то неладно. Он кидается в православие, бросает «Мертвые души», хотя получил аванс от Николая Первого, и садится за религиозную «Переписку с друзьями». Он призывает русское общество обратиться к Богу. В России его не понимают и даже осуждают. Гоголь разочарован. Он постоянно переезжает с места на место, потом бежит в Иерусалим, но и там, у гроба Господня, не находит покоя. Он понимает, что его одолевает нечистая сила. Гоголь – еще одна жертва масонского зомбирования?
Не первая и не последняя. Ходивший под масонами Александр Первый «своевременно» скончался в Тамбове от опухоли мозга в Тамбове накануне масонского декабрьского восстания, а «несгибаемый» Аракчеев в это время кидался в могилу убитой Минкиной и не поехал к царю в Тамбов. Бенкендорф отправил жандармов предотвратить дуэль Пушкина и Дантеса в другую сторону от Черной речки. Вспомним, как вдруг заболел эпилепсией Достоевский, работавший на деньги купцов-староверов, друживших с масонами и иностранной разведкой. Как удавился Есенин, едва возмечтавший издавать православный журнал «Поляне». Как неадекватно вел себя Маяковский, разрешивший свои проблемы с помощью пистолета. А как неожиданно заболел Ленин, убивавший православных попов и кончивший свою жизнь в ненависти к христианству и в таких же эпилептических припадках…
Да и поведение последнего Романова на российском престоле накануне уже революции 1905 года было мало понятно. А уж накануне февральской, зимой 1917-го, бесовство полностью захватило российское общество во главе с Николаем Вторым. Чего стоит хотя бы «сверхъестественное» лечение наследника Распутиным.
Есть мнение среди историков, что атеистическое письмо Пушкина не было главной причиной его отзыва из Одессы и высылки в Михайловское, а что причиной была просто месть Воронцова. Но давайте вспомним, что Пушкин был посвящен в масоны в одесской ложе Овидий и наверняка прошел там психологическую обработку, которая позволяла воздействовать на его сознание. Хотя, конечно, еще ранее, в пору его обучения в лицее, сам Тургенев мог проводить с ним сеансы гипноза. Воронцов, являясь внуком главного масона России 18 века – Романа Илларионовича Воронцова, родного брата канцлера, сам искушенный масон, понимал, что делают с сознанием молодого Пушкина его «друзья». Вот об этом дурном влиянии и писал Воронцов Нессельроде. И тема отхода от православия к атеизму – к сатане – была, конечно, главной. Вот почему в Михайловском поэт был отдан под надзор священников Святогорского монастыря. Вот почему так убивался его отец, Сергей Львович Пушкин, о безбожии сына, которое могло сделать его изгоем в обществе. Так что мудрый и посвященный Воронцов действительно спасал Пушкина от одесских бесов. За что они и отплатили ему весьма жестоко – эпиграммой, которая вошла в историю, как главная –омерзительная – характеристика замечательного правителя Новороссии.
Известно, что Жорж Дантес очаровал высший свет Николаевского Двора. И кто в него только не был влюблен - и первые красавицы Санкт-Петербурга, и первые его красавцы. А что такое дурман любви? Это инструмент подчинения себе людей, которым политический интриган ловко пользовался. Напомню: Жорж Дантес был сыном крупного французского дельца-промышленника из Сульца, владевшего замком, который ранее принадлежал Ордену тамплиеров (храмовников). Замок достался семье не случайно. Дядя Дантеса был командором Ордена тамплиеров. Семья Дантесов, исповедуя храмовничество, находилась на особом положении среди "братьев". После смерти дяди состояние Дантесов не пошатнулось, а, напротив, благодаря "секретным друзьям" значительно увеличилось. Сведения о том, что Дантес, приехав в Россию, был беден, всего лишь миф. Тот же досужий Тургенев узнал, находясь во Франции, что Дантес наследовал за отцом 200 тысяч франков ( примерно 200 миллионов «на наши» -Т.Щ.)
Напомним: тайный план храмовников высших степеней, по мнению большинства историков, заключался в том, чтобы завладеть властью в различных королевствах и установить свое всемирное "тысячелетнее царство". Храмовники и в самом деле навели страх на многие королевства, добились для себя в ряде государств льготных статей, вынудили состоятельных вельмож даровать ордену целые графства. "Рыцари храма" слишком увлеклись. В ночь на 13 октября 1307 года вожаки тамплиеров были схвачены и преданы в руки инквизиции. Но орден не исчез, а продолжал тайно существовать.
Если Николай Первый и хотел принести в жертву Жоржа Дантеса ради высокой политики, чтобы выслать из России посла Геккерена и помочь своему зятю, голландскому принцу Оранскому, не потерять Бельгию, то судьба в лице сатаны распорядилась иначе. Погиб Пушкин. А Бельгия в 1839 году стала независимой страной, усилив Францию. И Николай сам подписал ратификацию закона об отделении Бельгии от Нидерландов, чего эта страна так и не простила, по всей видимости, России.
Освободившись навсегда от двух пугавших его русских «демонов», Николай Первый не опасался общаться с одним из главных демонов Европы –Дантесом. И тот в очередной раз накинул покрывало на глаза русского царя, когда приехал в 1852 году в Потсдам и на неформальной встрече представлял нового императора Франции – Наполеона Третьего. Не только Россия, вся Европа волновалась – не повторит ли Наполеон Третий события 1812 года, объявив себя императором, не начнет ли мстить и отвоевывать прежние позиции? Но сенатор Дантес, встретившись с Францем-Иосифом и с канцлером Буолем, заверил их, что Франция хочет всего лишь выйти из дипломатической изоляции. Добившись аудиенции у Николая Первого, который также прибыл в Берлин, Дантес сумел убедить и его в мирных намерениях нового императора Франции. Выслушав Дантеса, Николай Первый сказал, что Наполеон Третий человек честный и он полагается на него.
Через несколько месяцев началась Крымская война, объявленная России коалицией в составе Британии, Франции, османской империи и Сардинского королевства. Она была проиграна Россией.
За год до ее окончания, в 1855 году, Николай Первый умер от простуды. Очевидцы же говорили, что это больше было похоже на самоубийство императора, который, будучи простуженным, продолжал гулять по Петербургу легко одетым.