Благодарность друзьям

Благодарность друзьям

ЕВРЕЙСКИЙ МИР №1137, 4 марта 2014г Арье Юдасин Нью-Йорк, США

Материал подготовлен М.и А.Левиными Фотографии из газеты «Еврейский мир»

Только что откликом на кровавые события на киевском Майдане появилось, в дальней Оклахоме писанное, стихотворение перенёсшего тяжёлую операцию Евгения Евтушенко.

Там есть строчки: Что за ненависть, что за ярость и с одной, и с другой стороны!

Разве мало вам Бабьего Яра и вам надо друг с другом войны?

Ты ещё расцветёшь, Украина, расцелуешь земли своей ком.

Как родных, ты обнимешь раввина с православным священником.


Израильский поэт и журналист Фредди Зорин (Бен-Натан) дважды беседовал с Евгением Александровичем на радиостанции «Коль Исраэль» («Голос Израиля»).

Один из вопросов, заданных гостю, был:

«Вы по-прежнему убеждены, что "Поэт в России — больше, чем поэт"?»

 

Ответ литератора и гражданина:

«Да, и значение этого только усилилось… такова уж специфика России, что в ней политика и поэзия неотделимы… Да я и рад был бы с платформы этой сойти, — подчеркнул Евтушенко, — ибо поэт не рожден для того, чтобы писать на политические темы, но пока политика служит средством и орудием разобщения людей (хотя могла бы сыграть объединяющую роль), пока является она источником человеческих страданий, поэт не может оставаться от неё в стороне, и поэзия становится средством защиты — от тирании, от хаоса, от последствий просчетов, совершаемых политиками.

А последствия эти страшны: проливается кровь, падает цена жизни».

 

Видимо, и вправду есть люди, у которых декларации, чувства и поступки не расходятся. Это — настоящие люди. И только таким людям Творец позволяет становиться друзьями и защитниками нашего народа.

 

Чтобы промолчать, чтобы ругнуть или укорить евреев, нынче много не требуется. Сказать, а порой и прокричать слово в защиту обвиняемого народа, возвысить голос в защиту совести человечества — нужно многое.

Нужно быть человеком. 

У нас с Меиром Левиным есть песня, посвящённая праведникам народов мира, которые спасали евреев во время Холокоста.

«Ведь они — Твои ангелы!

Средь подлецов и разинь //

Им одним удалось

Б-жий дух сохранить на планете».

 

Слишком много сейчас пишут о врагах и об антисемитизме. Давайте поговорим о друзьях. О «Твоих ангелах». Потому хотя бы, что сегодняшнее название еврейского народа «иудеи» (йеудим) происходит от «благодарность».

 

Воскликнула праматерь Лея, родив четвертого сына:

«Теперь возблагодарю Г-спода!» и дала ему имя Йеуда.

Существует древнее пророчество, что перед приходом Машиаха «народ Израиля будет называться по имени Йеуды» (благодарящие).

Наверное, к концу истории, после выпаривания всех лишних солей, остаётся только самое главное?

Когда я прорыдал стихотворение «Последний звонок», памяти погибшего 11 сентября 2001 года раввина Шими Бигалайзена, написал тогда:

«Наверное, это самые сильные строки в русской поэзии, и дело не в таланте автора».

Стих и песня как-то неожиданно быстро разошлись по Интернету, мне их не раз присылали знакомые — не догадываясь об авторстве. Пока ещё не встречал никого, кто бы не плакал, слушая песню. Не исключая меня самого и певца-композитора. Но, видимо, я ошибся.

Когда я писал и когда не раз пытался спеть Меир Левин — каждый из нас плакал.

Плач всё-таки облегчает душу.

А Евгений Евтушенко, стоя в 1961-м у оврага Бабьего Яра, глядя на подъезжающие чередом грузовики с мусором, чтобы засыпать общую могилу более чем 150 тысяч человек, слушая рассказ Анатолия Кузнецова (будущего автора романа «Бабий Яр»), — молчал. И это молчание разнеслось на весь мир. Почти мгновенно.

 

Сам Евтушенко рассказал в 2011 году в интервью Михаилу Бузукашвили, что его «Бабий Яр» был порождён стыдом.

Стихи родились… нет, низринулись откуда-то с высот той же ночью, пока не остыл стыд за человечество.Хочу прибавить ещё одну ниточку.

Талмуд перечисляет три качества, по которым можно узнать настоящего еврея: «ватран, байшан и Гомель хасадим» — отходчивый, стыдливый и милосердный.

Сблизившись, всей душой соприкоснувшись с одной из моральных основ нашего народа, Женя смог искренне написать:

«Мне кажется сейчас — я иудей».

 

Не было в истории стиха, который за неделю после публикации был бы переведён на 72 языка и напечатан на первых полосах десятков ведущих газет в самых разных странах мира. Стих разнёсся по миру, буквально оглушив многих. Евтушенко рассказывал, что к нему пришли здоровенные ребята-студенты университета и взялись его охранять, даже ночевали на лестничной площадке. А через считанные дни начал работу над своей 13-й симфонией другой российский интеллигент — с корнями в роду русскими, польскими и белорусскими: Дмитрий Шостакович.

Первая часть этого творения, которое нередко называют величайшей симфонией ХХ века, полностью посвящена «Бабьему Яру».

Памятник в Бабьем Яру

Почти одновременно с началом работы Шостаковича кошмарной нотой гнева промчался Куреневский потоп. 10 лет кирпичные заводы сливали пульпу в Бабий Яр, поверх могил. И 13 марта 1961-го дамбу прорвало, 10-метровая грязевая волна смела район, погибло не меньше полутора тысяч человек.

В народе говорили: «Бабий Яр отомстил».

Преступные властители не услышали и замолчали эту трагедию. А гений — услышал.

А вот воспоминания Евтушенко о первом концерте, где был прочитан «Бабий Яр».

 

«Когда я его впервые исполнил публично, возникла минута молчания, мне эта минута показалась вечностью…

А потом… Там маленькая старушка вышла из зала, прихрамывая, опираясь на палочку, прошла медленно по сцене ко мне. Она сказала, что была в Бабьем Яру, была одной из немногих (29), кому удалось выползти сквозь мертвые тела.

Она поклонилась мне земным поклоном и поцеловала мне руку.

Мне никогда в жизни никто руку не целовал».

Потом произошло чудо. 1961 год, у власти — не любящий евреев «свободолюбец» Хрущёв, политика государственного антисемитизма устоялась, разоблачаются многие преступления сталинского режима, но — не против этой, по определению усопшего вождя, «не-нации».

Никаких памятников, никаких знаков Холокоста на территории СССР, в лучшем случае — речь о «погибших советских гражданах». Всем известно, что «евреи воевали в Ташкенте». В международной политике Союз поддерживает врагов Израиля, через несколько лет серым кардиналом Сусловым будет создано «Движение за освобождение Палестины» — из разрозненных террористических групп.

Возникнет «палестинский народ»…

Забыт гордо воспеваемый в довоенной стране «пролетарский интернационализм» — точнее, он остался лишь на продажу, для заграничного пользования.

Семена нацизма, павшие на удобренную всего каких-то пару-тройку десятилетий назад погромами почву, всходят пышно. Маршал Жуков, не терпевший антисемитов и всегда подчёркивавший героизм евреев-воинов, — в опале; злодей Берия, за 9 лет до того единственный выступивший против сталинского плана «Окончательного решения еврейского вопроса», — застрелен. Слово «еврей» — под запретом.

Даже через 2 десятилетия я не нашёл в Хатыни, в музее сожжённых белорусских деревень, ни одного упоминания о евреях!

 

И вдруг…

 

Поэт со станции Зима (Иркутской области) пришёл, после всех отказов, к главному редактору «Литературки», уроженцу рабочего посёлка Ардатов Нижегородской губернии.

Валерий Алексеевич Косолапов прочёл и позвонил, вызвал к себе жену, санитарку Второй мировой: «косая сажень в плечах… как рассказывали, вынесшую многих раненых с поля боя».

И… на семейном совете они «решили быть уволенными», но напечатать «Бабий Яр»!

В ту ночь, ночь творения, Евтушенко был Совестью Человечества. В ночь печатания — Косолапов и его жена.

Вы знаете, я думаю, чтобы мир существовал, каждый день кто-то на земле должен брать на себя эту роль.

Памятник в Бабьем Яру

Не думаю, чтобы тот «Бабий Яр» — это был просто «гражданский подвиг». Слово как-то стёрлось от частого употребления. Мне кажется, то был Голос Б-га. Косолапова отчего-то странно, «не по-партейному» вскоре вернули на руководящие литературные посты. Евтушенко считает, причина — изумляясь его спокойствию после такого «прокола», партбонзы посчитали, что «за ним кто-нибудь стоит». «А стояла за ним только совесть». Он был — Человек. Отчего-то и Евтушенко не попал за решётку — хотя туда отправляли за куда меньшее. Скажем, Бродского… А Косолапов помог ему советом — как напечатать «Наследников Сталина»: …Куда ещё тянется провод  из гроба того?  Нет, Сталин не сдался.

Считает  он смерть поправимостью.  Мы вынесли из Мавзолея его.  Но как из наследников Сталина  Сталина вынести? Иные наследники розы  в отставке стригут,  А втайне считают,  что временна эта отставка.  Иные и Сталина даже  ругают с трибун,  А сами ночами тоскуют  о времени старом…

А сам Косолапов опубликовал в «Новом мире» поэму. Казанский университет

…Слепота в России, слепота. Вся — от головы и до хвоста —  ты гниёшь,  империя чиновничья, как слепое, жалкое чудовище. В дни духовно крепостные, в дни, когда просветов нет, тюрьмы — совести России главный университет. Лишь тот настоящий  Отечества сын, кто, может быть,  с долей безуминки, но всё-таки был  до конца гражданин в гражданские сумерки…

Евгений Евтушенко, глубоко русский человек, преданный России, и одновременно гражданин мира, именно Гражданин, заслужил у моего народа искреннюю благодарность и любовь. Он болеет сейчас, ему тяжко — и я надеюсь, кто-нибудь передаст ему эту статью со словами признательности, поддержки и надежды. И пусть благословение придёт к нему и ко всем его близким и потомкам!

Не хочется сразу расставаться с Евгением Александровичем — думаю, из всех литературных произведений за немалое число веков его стих больше всего повлиял на отношение людей мира к моему народу; больше всех иных строк на земле пробудил сочувствие и симпатию к жертвам иррациональной вражды. Возможно, деятельность настоящих российских интеллигентов во времена «дела Бейлиса» — Горького, Короленко, Репина, Чайковского… — в сумме своим эффектом была равна этому недлинному стиху. Не случайно евреи воспринимают Евтушенко как «своего», и даже популярный ныне иронический стих «Верните России евреев», автор которого еврей Исай Шпицер, молва упорно приписывает Евтушенко.  Перекличек же с действительными произведениями Евгения Евтушенко у еврейских поэтов немало. Почему? Разговаривать, даже заочно, с другом радостно. А если он к тому же великолепный поэт — возникает порой то, что называют «резонанс вдохновений». Или точнее, на душевную ткань его создания может наложиться твоё ощущение мира. Согласитесь, легче проходить в дверку, которую кто-то для тебя уже приоткрыл? Приведу два стиха евреев, навеянных творениями Евтушенко. Сперва — мой собственный, которому года четыре, ставший уже песней. Арье Юдасин, Нью-Йорк, США

Арье Юдасин Разговор с Евтушенко

Над Бабьим Яром  памятники есть,

И слово «Холокост»  народам внятно.

Одним оно напомнит  боль и честь,

Другим — так даже  вымолвить приятно.

Над кровью мёртвых  выросли дубы.

Всё зарастает,  у всего есть сроки.

Но также звуки совести слабы,

И также люди дерзки и  жестоки.

 

Над Бабьим Яром  памятник стоит.

Стоит над целым миром,  как угроза,

Что полон сил  нацист-антисемит

И все слова о мире —  ложь и поза.

 

Над Бабьим Яром  памятников нет — 

Их ставят в душах,  души очищая.

Их памятник —  Б-жественный? Завет

И вечной Торы истина  простая.

 

Спасибо, друг! 

Ты памятник воздвиг.

Мне, иудею, близок  дух бесстрашный.

Я верю, что  настанет этот миг — 

Объятья сменят  лязги рукопашной.

Кричать напрасно: 

«Больше никогда!»

Есть Бабий Яр. 

Царёва карта бита.

Спасёт нас только  чистая вода

И щит Давида —  всех людей защита.

 

Увидят люди ясный небосклон,

Придут в Иерусалим  к Святому дому,

И засверкает снег  с горы Хермон,

Как памятник  забытому погрому

 

. А теперь перекличкой ещё два стиха — знаменитый самого Евтушенко и великолепное «эхо» его.

Второе стихотворение прислал мне во время январской иерусалимской снежной бури израильский поэт Фредди Зорин (Бен-Натан) — вы с ним уже встречались на наших страницах (и в начале этой статьи). Оба поэта размышляют о связи собственной жизни с судьбой и землёй своего народа. Стихотворение Фредди (уже ставшее песней) создано подчёркнуто в размере, ритмике и отчасти даже интонации стихотворения Евгения Александровича. Мне кажется, оно конгениально «оригиналу».

Евгений Евтушенко

Идут белые снеги


Идут белые снеги, как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете, но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно, растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

 

Идут белые снеги…

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

 

Я не верую в чудо,

я не снег, не звезда,

и я больше не буду

никогда, никогда.

 

И я думаю, грешный,

ну, а кем же я был,

что я в жизни поспешной

больше жизни любил?

 

А любил я Россию всею кровью,

хребтом —  ее реки в разливе

и когда подо льдом,

Дух ее пятистенок,

дух ее сосняков,

ее Пушкина, Стеньку и ее стариков.

 

Если было несладко,

я не шибко тужил.

Пусть я прожил нескладно,

для России я жил.

 

И надеждою маюсь

(полный тайных тревог),

что хоть малую малость

я России помог.

 

Пусть она позабудет  про меня без труда,

только пусть она будет

навсегда, навсегда.

 

Идут белые снеги, как во все времена,

как при Пушкине, Стеньке

и как после меня

. Идут снеги большие,

аж до боли светлы,

и мои, и чужие заметая следы.

Быть бессмертным не в силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и я.

 

 

Фрэдди Зорин (Бен-Натан)

«Идут белые снеги…» (Е. А. Евтушенко)

Идут белые снеги,

А точнее — снега.

Не кружила вовеки

Здесь такая пурга.

Разве вспомнится, чтобы Наяву, не во сне, 

Иудей по сугробам

Шел молиться к Стене? 

Плотно скатаны в годы

Комья прожитых дней… 

Изменилась природа,

Да и мы вместе с ней.

 

Но народа святыни

  Радость сердца и глаз

  Испокон и поныне

Неизменны для нас.

 

Здесь, на Ближнем Востоке,

Близком к Г-споду? столь,

Нашей веры истоки,

И победы, и боль. 

 

Пусть вдали я родился,

Но — еврейки дитя,

И сюда возвратился,

Суть свою обретя, 

 

В землю ту, где скрижали

Дарят солнечный свет,

О которой мечтали

Мой и прадед, и дед, 

 

В ту страну, что окрепла

Для добра, не для зла,

Возродившись из пепла

И расправив крыла. 

 

Связан общей судьбою

С ней, отныне родной,

И метели не скроют

След, оставленный мной.

И по этому следу,

Не сбиваясь с пути,

Ибо он заповедан,

Внукам дальше идти.

 

И хотя на прицеле

Держит нас лютый враг,

Не отступим от цели

Все равно ни на шаг. 

 

Снег ложится на плечи,

На дома, на листву…

Я на свете не вечен,

Но со смыслом живу,

Смерти страх презирая

И надежду храня:

Если будет Израиль,

Значит, буду и я.