С приходом Шойгу вновь расцвело офицерское насилие и солдатское рабство

Из интервью обозревателя «Новой» с ответственным секретарем Союза солдатских матерей России Валентиной Мельниковой.

- Почему молчат родственники погибших и раненых российских военных в Украине?

- Я напомню историю с Андреем Сычевым (в 2006г. Сычеву после издевательств со стороны сержанта ампутировали ноги и половые органы). К Гале Сычевой, к его маме, пришел хмырь из управления по воспитательной работе и стал ей предлагать 100 000 долларов, чтобы они забрали заявление по уголовному делу. Она мне звонит: «Валь, что делать?» Я говорю: «Не верь, ничего они тебе не дадут, все равно уголовное дело есть.» Она его послала и правильно сделала.

- При Шойгу в армии что-то изменилось в лучшую сторону? Ведь преподносится, что у российской армии теперь «новый облик».

- Новый облик армии создавали Медведев с Сердюковым. Путин с Шойгу получили приличные вооруженные силы, реформированные в части управления. А сейчас все снова очень плохо. Вернулось офицерское насилие. Шойгу не дает команду не бить. Его это, видимо, не волнует. Был какой-то период, когда офицерьё боялось, но поскольку нового строгого указания солдат не бить не поступило, это потихоньку началось. У нас появились беглецы. Сколько за этот год мы распихали по психушкам! Потому что ребята просто боятся возвращаться в часть.

Мне пишут: «Сын пошел в армию, скажите, в какой части хорошо служить?» Я честно говорю: «Дерьмо везде, поэтому следите, что там происходит.»

У нас с 2009г. по 2012-й почти не было жалоб на насильственные преступления в войсках. Были конфликты, но массового издевательства, пыток со стороны офицеров просто не стало.

- Действительно не стало – или вам о них не известно?

- Нет, мы знаем все. Потому что нашими усилиями с прокурорами у солдат появились мобильные телефоны. В свое время на контракт перешла пограничная служба. И мы про погранцов вообще забыли, потому что оттуда нет обращений.

Был момент, когда сердюков распорядился: если будут самоубийства – увольнять всех к чертовой матери! Если будут побои офицерские – увольнять всех к чертовой матери! И увольнения пошли. К 12 году мы почувствовали, что нам можно увольняться.

Шойгу досталась армия уже без насильственных преступлений. Знаете, чем было славно МЧС? Нигде так жестоко не относились к солдатам, ка в МЧС. Сколько у нас было ребят из МЧС, которые вынуждены были бежать, потому что их били и не давали лечить!

- Чем можно объяснить такую жестокость?

- А по фигу все, на людей плевать. Вот Общественный совет… Ставят темы на обсуждение, которые абсолютно никому не нужны. Спросят: «Есть вопросы?», и я начинаю говорить что-то по конкретным делам – Шойгу на меня искренне сердится.

— Сколько, по вашим оценкам, российских военных находится в Украине?

— Считаю, что сейчас в Украине около 4 000 российских военных. Их родственники мало что знают. Начали беспокоиться, когда первых погибших в начале августа повезли. Сейчас наши командиры хитрее придумали. Срочникам говорят: «Ты подпиши договор, контракт с ополчением. Будешь получать 150 тысяч рублей».

— И платят?

— Да нет, конечно. Пока ни одного, кому бы заплатили, нет. Но есть те, кто попал в украинский плен. Вот костромские ребята. Девять человек у них было в плену. Среди них кто-то служил по контракту, а у кого-то еще не дослуженный срок по призыву был. Они там болтались как бы нелегально, как диверсанты.

— Если российские военнослужащие находятся на территории другого государства, им полагаются какие-то суточные?

— Да, 32 доллара для солдат и 53 — для офицеров.

— А российским военнослужащим, которые были в Украине, эти суточные выплачивались?

— Думаю, что нет. Должен же быть приказ о том, что этот военнослужащий направляется за рубеж, в командировку, и ему должны быть выплачены суточные.

— А «зеленым человечкам» в Крыму, которых тоже видел весь мир, платили эти суточные?

— Думаю, что нет. Например, у пацанов ПВОшников был приказ о командировке только в Новороссийск. А дальше они без всяких документов.

— Почему они тогда соглашались? Они не понимали, что они вторгаются на территорию другого государства?

— Думаю, что нет, не понимали. А вот эта история с тем, как сейчас народ кричит: «Крым наш!» и «Защитим Донецк и Луганск!»… Им ничего невозможно объяснить, они ничего не хотят понимать.

Мое наблюдение: к сожалению, когда что-то связано с какими-то драматическими, трагическими обстоятельствами в семьях военнослужащих, процентов 95 начинают беспокоиться, только когда они понимают, что не получат денег.

— А есть у вас какая-то информация, сколько реально погибло российских военных в Украине?

— Информации нет никакой ни у кого, кроме, может быть, Минобороны, и то я сомневаюсь, что у них точные цифры.

— А вы, как член Общественного совета, можете эти цифры затребовать?

— А зачем? Они мне будут врать. Зачем, если есть команда из Кремля, если министр обороны и Верховный главнокомандующий сказали: «Наших военнослужащих там нету». Что я буду запрашивать? На хрена мне это надо? Люди сами придут, когда увидят, что никто им ничего не платит, женкам офицерским квартиры не дают..

Вот тут они и попрутся к нам.

Украинцы дали цифры своих погибших. У них 1 тысяча с небольшим. Значит, у нас как минимум 500 погибших, включая, конечно, ополченцев.

— Да, но сколько ополченцев из этих 500?

— Трудно сказать. Но, скорее всего, погибших больше. А по интенсивности боевых действий раненых в пять раз больше.

— Были раненые, они должны где-то быть, тем более в таком количестве (2500 человек), как вы говорите. Где они?

— Большие потери были в начале августа и в конце августа. Значит, эти раненые где-то сейчас болтаются по госпиталям. В первую очередь по госпиталям Южного округа. Сколько бы раненых и погибших ни было — документов нет, приказов нет. С Нового года будем, как в 2009-м, обращаться к товарищам законодателям, чтобы они включили в закон о ветеранах вот этот период боевых действий в Украине, чтобы участники получили ветеранские удостоверения, чтобы они получали социальные выплаты, чтобы инвалидов приравняли к инвалидам Великой Отечественной.

— А как же законодатели могут это сделать, если Верховный главнокомандующий и министр обороны говорят, что в Украине нет российских военных?

— А вот пусть к нам придут три человека родственников или самих ребят. Чтобы попросить помочь восстановить документы, собрать документы. Нам трех человек достаточно. После трех — это уже систематическое нарушение прав военнослужащих в Российской Федерации. Вот и все. Тут лиха беда начало.

— Куда будете жаловаться на прокуратуру?

— Да не надо на нее жаловаться, мы ее будем долбить и додолбим. У нас каждая война — это не сразу. У нас ни по какой войне не было, чтобы вот раз — и всё по закону. Это я совершенно ответственно заявляю. Ни Карабаха, ни марш-броска 26 ноября 1994 года (неудачный ноябрьский штурм Грозного чеченской оппозицией и российскими военными. Впоследствии министр обороны РФ Павел Грачев утверждал, что российские военнослужащие не принимали участия в той операции.), ни первой чеченской войны, ни второй чеченской, ни войны с Грузией — у нас никогда ничего нету. У нас государство никогда не думает о том, что оно перед этими людьми, которых бросает на войну, хоть сколько-то ответственно, хотя законодательство выстроено абсолютно жестко.

Мы знаем, что, когда всех похоронят, когда раненые придут — кому протез, кому чего, — вот тогда народ повалит. И тогда мы будем заставлять это государство и товарища Путина, чтобы они внесли в законы период военных действий в Украине. Мы уже готовим официальное письмо о внесении в Закон «О ветеранах» этого периода войны.

— А вы уверены, что люди к вам придут?

— А куда они денутся? У нас же за все нужно биться. Они никуда не денутся, потому что их всех пошлют на фиг.

Вот призывники в Ростове воспротивились заключению контракта, когда один подполковник, козел по фамилии Мединский, на полигоне под Ростовом сказал им, что «вы сейчас у меня все подпишете контракты, я у вас забираю военные билеты, забираю жетоны, и мы отправляем вас в Луганск». А ребята возникли.

— И сколько было таких, которые возникли?

— 250 человек. Но у меня было пять семей, и по пяти семьям мы эту штуку сразу обломали.

— А остальные 245 поехали?

— Нет. Мы пожаловались на то, что незаконно принуждают заключить контракт. И получили хороший ответ начальника Главного управления кадров Минобороны, что командиры воинских частей никакие контракты подписывать не имеют права. Поэтому все 250 человек контракты не подписали. Если все пойдут, как телята на бойню, что мы можем сделать?!

— Руководители ДНР уверяют, что российские военные на Донбасс приезжают исключительно во время своего очередного отпуска. Что вы об этом скажете?

— Я даже не понимаю, как это комментировать, у меня слов нет, кроме матерных. Не могут они в отпуске никуда поехать, не могут! Военнослужащему во время отпуска, если он куда-то едет, дается отпускной лист, ему дается предписание, он приезжает, встает на учет. И если он куда-то уезжает, он должен обязательно делать отметку в военкомате.

— А если он хочет поехать на море в Египет, он и в Африке должен встать на учет?

— В воинской части должны знать, куда он поехал. Без разрешения командования он не может выехать за границу. В отпуск. Повоевать… Нет, ну это бред. Все эти отмазки просто бредовые. Это какая-то другая война. Такой войны с нашей стороны никогда не было. Это война, про которую никто не хочет понять, даже те, у кого родные погибли или ранены, что это реальность. У меня ощущение, что люди, которых затрагивает война, не представляют, что это все по-настоящему, и что смерть — по-настоящему. Люди как бы не верят своим глазам. Я думаю, что и семьи погибших не вполне осознали, что произошло, они не поняли слова из извещения: «…множественные огнестрельные и осколочные ранения».

— А что они должны были понять, прочитав такие слова?

— Что человек погиб на войне.

— То есть на учениях получить такие ранения невозможно?

— Абсолютно. Первое, что я спросила у Главной военной прокуратуры: «Вот извещение — множественные минно-взрывные ранения, множественные осколочные ранения. Уголовное дело возбуждено? Где место временной дислокации воинской части?» — «А к нам никто не обращался. Вот к нам обратятся, и мы возбудим уголовное дело». После этого я перестала звонить в Главную военную прокуратуру. Я говорю, они дурку включили.