ГОРЕ ОТ УМА 2.0

             «Направо пойдёшь - коня потеряешь,

Налево пойдёшь – меч потеряешь,

Прямо пойдёшь – голову потеряешь».

«Многие печали ожидают  того,  кто путает предупреждение с наставлением».

                    «Горе от ума». Ни в ком, почему-то, не возникает сомнения, что обладателем ума, принесшего горе его обладателю, является Чацкий; что этот ум обязательно и самостоятелен, и высок, и возвышен, и изощрен, и исполнен самых благородных порывов. Мне кажется верным предположение, что горе возможно и, скорее обязательно, происходит не от избытка ума, от его  недостатка, от невозможности и неспособности ума проанализировать последствия своих поступков хотя бы на шаг вперёд. Боюсь, что А.С. Грибоедов был сильно раздосадован в равной степени и критическими и комплементарными оценками его пьесы, так как все они касались только и исключительно второстепенных деталей, а не сути. Мне так кажется, что «Горе от ума» - это критика Грибоедовым современного ему склада ума и образа мыслей того, что потом называлось  «передовой молодёжью», к каковой впоследствии и без достаточных на то оснований причислили Онегина и Печорина.

            Что же убедило некритически настроенных читателей в уме Чацкого? Несколько фраз впоследствии вполне заслуженно перешедшие к широкому применению, т.е. ставшие пословицами. Прежде всего «а судьи кто?», «служить бы рад, прислуживаться тошно!» острота и едкость, если не сказать жёлчность, его замечаний и ремарок. Так у Мочалина оснований больше - его  жизненная формула: «В мои года не должно сметь, своё суждение иметь» - стала просто девизом на уроках истории и литературы! В школьные годы мы не обратили, да и не могли обратить, внимания на то, что любая фраза Чацкого могла бы быть произнесена в его же адрес каким-нибудь новым Чацким, а хоть и Онегиным, когда тому пришла бы охота высмеять старшее поколение праздношатающихся дворян.   Что мы вообще знаем о Чацком. Сирота, вырос в доме друга отца Фамусова, что очень неплохо рекомендует последнего, получил достаточное образование, руководство доставшимся ему в наследство имущество. Какое-то время, очевидно с младенчества Софьи до возраста 10-12 лет, общение и игры с нею. По достижении совершеннолетия, вероятно  16-17 лет, Чацкий по настоянию Фамусова поступает в службу, скорее всего военную (друг Горич), но вскоре «служил, да бросил», зажил отдельным домом, лишь изредка бывая у Фамусовых.  Промотав, вероятно, всё состояние, радением Фамусова накопленное с имения Чацкого, Александр стал регулярно наведываться к благодетелю под видом вспыхнувшей и неодолимой любви к Софье. Софье же, надо сказать, было не более 11-12 лет, что не лишало её практического ума и здравого смысла «потом опять прикинулся влюблённым придирчивым и огорчённым»… На самом же деле Чацкий выпрашивал помощи, а лучше руководства в делах порядком запущенного имения. Верный долгу дружбы Фамусов в течение 2-3 лет, а может и дольше, оказывал полнейшее содействие в налаживании финансовых дел Чацкого, что позволило тому накопить достаточно средств для трёхлетнего заграничного путешествия. Не исключено,  что возвращаясь,   он «вёрст больше семисот пронёсся – ветер, буря» не ради прекрасных глаз Софьи, а убегая от кредиторов тоже, надо полагать, с глубоко оскорблёнными чувствами непонятого и несостоятельного должника.  

               Что же видит Чацкий, приехав?.. а то, что жизнь идёт сама по себе, что о нём и думать все забыли, да и с чего бы помнить? В памяти Софьи он остался «придирчивым и огорчённым». Если бы все влюблённые представлялись девушкам «придирчивыми и огорчёнными», то род человеческий пресекся бы еще до рождения Чацкого. Фамусов помнит его как неблагодарного грубияна, не желающего ни служить, ни управлять имением, который если и писал ему письма из путешествия, то только с требованием или просьбой денег. Придирчивый Чацкий не мог не огорчиться увиденным, а, следовательно, стал изливать свою досаду на каждого встречного и поперечного и, прежде всего, на Софью. Ибо она и только она с порога развеяла его мечты о её приданом или, по крайней мере, надежды на то, что Фамусов опять, как прежде, хоть и, скрипя сердце, возьмётся за управление его вконец запущенными делами.

              От каких, из обличаемых Чацким, пороков свободен сам обличитель? «А судьи кто?» - вопрошает он.  «А ты кто такой» - спросил бы его М.С. Паниковский, и интересно было бы услышать, что бы ответил Чацкий? Что он «срывает все и всяческие маски», что он «провозвестник всего нового и передового»? «А на каком, позвольте спросить основании, Вы о себе это возомнили? В каком деле, и с каким результатом Вы принимали участие»? –  могли бы его спросить гости Фамусова. - «Если Вы и сорвали маску, то только свою!».  Результаты «Ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» не повод портить жизнь окружающим.

«Ну и глуп же ты братец, Александр Андреевич, раз не понял даже, для каких замыслов тебя «с пелён… возили на поклон»! – мог бы спросить его, условно говоря, Онегин.

- «А не понял ты этого потому, что дела тебе никогда и ни до кого не было».

-  «В друзьях особенно счастлив» - значит, что не было у тебя друзей, и окружали тебя только собутыльники – сплошь шалопаи под стать тебе. Об этом, кстати, говорят маршрут и цель, провозглашенного тобой в финале, путешествия».

- «У тебя 300-400 душ крепостных – ты сам не знаешь точно, потому что сказки ревизской три года не составлял и не собираешься и впредь составлять. Тебе наплевать на своих крепостных, но упрекать «Нестора негодяев знатных» за «Амуров и Зефиров» - это запросто».

- «То, что ты сам «верст больше семисот пронёсся» - может и характеризует как-то твой пыл влюблённого, но «людей и лошадей знобя» - их-то за что? За подневольность!». 

- «Ты всех обличил и сорвал маски (?)… что же теперь делать, как угодить тебе? Поддакивать? Сочтёшь лукавством, лестью. Спорить?.. назовёшь ретроградом. Где идеи? Где указания как всем нам жить? Может следовать твоим примерам, коль ты не находишь в истории «отцов отечества», то есть проматывать состояния, хамить благодетелям, устраивать сцены возлюбленным, после «вёрст больше семисот» бросать на произвол судьбы людей и лошадей, которых 45 часов «знобил»? Подслушивать и подглядывать?»

- «Ты лишний во дворянстве, но и «добрый русский наш народ», о своей идентификации у которого ты так печёшься, тебя бросил и ровно потому, что ты этот народ бросил давно и упоминаешь его только для красного словца».

«В финальной речи ты упомянул какое-то «оскорблённое чувство». Какое же? Точно не любовь, ну не начинают влюблённые встреч после долгой разлуки, а для Софьи 3 года, можно сказать полжизни(!) после детства, с упрёков, претензий, наставлений, даже если они имели бы под собой основание, уж я-то знаю».

Единственное чувство, на мой взгляд, которое безусловно было оскорблено в Чацком, это чувство собственного превосходства над всеми окружающими. Эти… посмели… усомниться в его праве наставлять всех вместе и каждого в отдельности, усомниться в его уме, его духовности!

«Карету мне, карету» - артисты, если бы они не были запрограммированы школьным обучением или дали бы себе труда критически прочесть пьесу, произносили бы с раскаянием, со слезами, осознавшего свою ненужность не только в этом месте, но и в жизни, человека. Впрочем, Чацкий мог так ничего и не понять и фанфаронился, вплоть до занавеса, искренне недоумевая своим умом законченного эгоиста. Претензии свои к артистам снимаю и предъявляю режиссёрам.

                 А.С. Грибоедов подхватил эстафету Фонвизина в создании галереи образов «паразитов российского дворянства» и передал её Пушкину, Лермонтову, Гончарову, Толстому, Чехову. Но вот мода идеализировать паразитов с лёгкой руки Белинского, почему-то привилась особенно при советской власти. Как же нам вбивали в головы «положительные образы» литературных героев: Чацкий, Онегин*, Печорин*, Безухов и Наташа Р. У Гоголя так целый вернисаж паразитов.  А вот его толкового персонажа и не вдруг вспомнишь: ну вычистил он пруд, ну сварил клей из насыпанной кем-то чешуи, зато Собакевич во-он какого осетра «проехал»!  В постсоветскую эпоху стал идеализироваться пассивный паразит Обломов.

          Недавно беседовал с 15-летней внучкой моего друга юности. Разговор зашёл и о литературе. Она проходила как раз «Горе от ума». Моему удивлению не было предела, когда я услышал, что образ Чацкого необсуждаем и он по-прежнему «срывает… и провозвещает». Но ещё хуже того, бесконечно уважаемый  мною А. Минкин в своей статье сетует на то, что в нашем обществе нет Чацких! От автора анализа «Вишнёвого сада» ну никак не оживал! Да наше общество просто набито Чацкими! Все знают кто и в чём не прав, как нельзя и как не должно, чего нам не хватает, можем и подглядывать и подслушивать, и как Чацкий не нужны стране и страна, если бы только кормила нас, находящихся в зарубежье, нам не нужна. Издевательство над  литературой не проходит даром. Не осознанно смещаются нравственные ориентиры учеников и учителей и с эти кривым нравственным хрусталиком люди выходят в жизнь. Ничего путного от них ждать не приходится.  Из сказанного выше мне кажется логичным сделать вывод о «феномене троечника». Думаю, что я не единственный кто заметил, что в нашем обществе наиболее успешны «троечники». Такое возможно только потому, что их сознание не исковеркано изучением литературы по советским лекалам. Утверждения, что  «Чацкий положительный», а «Онегин был бы с декабристами», вполне принимается их сознанием, никак на него не влияя. В лучшем случае они выучили «А судьи кто?...» и «Мой дядя…», то есть в их мозгу не встретилось противоречие, что у автора герой негодяй и подлец, а у учителя он пример, достойный подражания». Ах, он герой (луч света в тёмном царстве)? Ну, нехай себе и то, и другое! Желающему действительно знать русскую литературу приходится делать выбор между здравым смыслом и наставлениями учителя и учебника по литературе. Между своим мнением и оценкой. Кому-то он даётся с трудом, кто-то запросто принимает точку зрения Белинского, учителя, учебника, чтобы и впредь «не париться» с выбором. «В учебнике зря не напишут, учитель зря не скажет, там всё знают, без нас решат, до зари в Кремле горит окошко» - вот формулы по которым кроятся и сшиваются детские души. Но это даже не начало процесса. Калечить души начинают с самого раннего детства. Кто не читал детям и сам в детстве не слушал (смотрел) сказки «Конёк-горбунок», «По щучьему велению», где откровенным дуракам и лодырям якобы удаётся оседлать удачу. Недаром говорилось «сказка ложь, да в ней намёк», но ребёнка приучают к плоской шкале: «был никем, а стал царём», не объясняя, что лучше не быть царём, чем быть царём без царя в голове. Кто бы объяснил детям, что два этих дурня лишились всего привычного, лишились даже своих лиц, что ни тому, ни другому в голову не пришло попросить себе ума, тем более ума государственного?  Что они стали пешками в руках своих жён, опять же не лучших представительниц своего пола и не больно-то радеющих о процветании вверенной им страны, условно говоря, России. Один регулярно объедал и обворовывал своих родных, другой в зимнюю стужу лишил своих родных крова, побил и покалечил массу народа. Ни то, ни другой на грош никому не принесли счастья своими сверхспособностями.

            Каждый из них, якобы забравшись на вершину мира, только пытаются своими дурацкими мозгами убедить себя, что добились всего и всё могут, даже не подозревают, что находятся в абсолютной зависимости от Конька и от Щуки.  Что и тот, и другая могут действовать в своих интересах, которые с их интересами и интересами страны могут разойтись в любой момент. Что всё их благополучие держится на тоненькой ниточке цен на нефть  благорасположения Конька (Щуки). Трудно представить, что воспитанные на таких сказках дети станут оплотом справедливости и невольниками чести, зато вполне будут подготовлены для беспрекословного принятия «положительного образа Чацкого» или «Онегина», так как логику уже давно заменили классовой теорией, а после краха коммунистической идеи (смерти Беликова) решили на всякий случай ничего не менять.

«И чудаки – ещё такие есть –

Вдыхают полной грудью эту смесь

И ни наград не ждут, ни наказанья

И, думая, что дышат просто так

Невольно попадают в такт…» вопреки логике, целесообразности, выгоде серьёзно занимаются и литературой, и историей, и философией. Удачи им.

P.S. Мне немного удивительны дебаты по поводу единого учебника литературы - да разве сторонники и противники учились по альтернативным!? Ничего не имею против единого учебника по литературе, но такого, где представлено мнение не только Белинского, но и полярное ему Писарева, и А. Минкина, например. Чтобы был он не калькой чьего-то мнения, а путеводителем по самой чудесной области человеческой деятельности, а в России чуть не единственной – литературе!.. и ученик не заблудится, просто выберет, что ему интересней, дороже и ближе. Составители и издатели вправе думать о тиражах и прибылях, а, условно говоря, государство должно думать о своём, то есть нашем, отдалённом будущем. С единым взглядом на Чацкого, Онегина, декабристов и иже с ними у нас его просто может не быть…

Спасибо всем прочитавшим и прокомментировавшим.

________________

*- отмечены более многоплановые персонажи.