НУЖНА ИСТОРИЯ РУССКОГО НАРОДА!

От старинных монастырских летописей через многотомные опусы Карамзина и С.М. Соловьёва до современных школьных учебников — вся история России неизменно предстаёт как история государства. История правителей, войн, учреждений... То, что в ней оставалось от истории народа русского, неизменно рассматривалось сквозь всё ту же призму государственной истории.

Но и сама история государства оказывалась в этой схеме чем-то сродни «генеалогии» московских царей «от Августа кесаря». То есть фальсифицированной в угоду идеологии. И это шло от тех же царей. То, что Иван III Московский выставил претензии на все земли Киевской Руси, основываясь на своём весьма спорном происхождении от не менее спорного «Рюрика», до сих пор служит обоснованием взгляда как на якобы преемственность российской государственности от древнерусской, так и на якобы общность происхождения (велико-)русского, украинского и белорусского народов от одних и тех же восточных славян.

В рамках этой маленькой статьи непродуктивно заниматься обстоятельным опровержением ставших привычными исторических мифологем. Но несколько простейших соображений всё же выскажу. Несомненное языковое родство русских, украинцев и белорусов (как и любой иной случай языкового родства) вовсе не указывает само по себе на генетически единое происхождение носителей этих языков. Абсурдно это получается — мол, расселялись славяне по обширной территории да и разделились на несколько языков...

Во-первых, расселялись-то они не на пустой территории! Куда делись те народы, которые жили до прихода славян? Ясно, что не были целиком истреблены или вытеснены (российская «патриотическая» школа вообще отвергает такой «колонизаторский» подход, хотя отвергать его полностью — тоже безосновательно). Конечно, в какой-то степени они были ассимилированы славянами, и здесь решающее слово принадлежит не столько лингвистике, сколько антропологии.

Правда, сторонники «славянской расовой чистоты» любят ссылаться на авторитет известного советского антрополога В.П. Алексеева. Но при этом они весьма вольно его интерпретируют и вырывают из контекста отдельные фразы для цитирования. Кроме того, нужно учесть, что на общие выводы В.П. Алексеева (именно их всегда цитируют неспециалисты) неизбежно оказывали влияние идеологические установки советской историографии об общности происхождения восточных славян и об этническом единстве русских (великорусов). Для проверки выводов необходимо самому анализировать весьма специфический материал, на что способны не все. Да и сам материал попадал в книгу, уже будучи сортирован и отобран автором. Необходимо констатировать, что исследования расовой антропологии и расовой истории русского народа, едва начавшись, были фактически прекращены, и эта научная область до сих пор предоставляет непочатый край работы. Для каких-то окончательных и далеко идущих выводов по ней до сих пор недостаточно данных.

Во-вторых, общность происхождения даже тех восточных славян, которые жили на Русской равнине в VIII-IX веках, постулируется без достаточных оснований. Между тем, накоплено немало сведений, чтобы поставить под сомнение сей постулат. Известный советский археолог В.В. Седов показал, что существовало по меньшей мере два главных пути миграции славян на Восточноевропейскую равнину. Один шёл из Прикарпатья в Поднепровье, другой — с южных берегов Балтики (земли поморских славян в нынешней Германии) по Неману или Западной Двине на Валдайскую возвышенность и далее разветвлялся в Приильменье и на Верхнюю Волгу. Таким образом, выходит, что «восточные славяне» — изначально сборная группа славянских племён, объединённая лишь географическим соседством.

Это лишь один пример того, насколько подлинная история русского народа может отличаться от школьных догм и постулатов, не менявшихся со времён Карамзина. Я уж не говорю про то, что пресловутое «собирание русских земель Москвой» долгое время есть история подавления Москвой попыток национально-освободительных движений русского народа против ига Орды. Да и ещё до возникновения самостоятельной линии московских князей этим подавлением усердно занимался Александр Невский. И что прямым наследником не только территории, но и государственных традиций Киевской Руси являлось Литовско-Русское великое княжество. Впрочем, эти-то факты известны интересующимся. Здесь важно объективное описание событий, и в начале ХХ века его начали давать некоторые видные историки (например, А.Е. Пресняков), пока в историографии снова не воцарилась имперская традиция. Но сами-то эти события представляют лишь внешний политический фон русской истории и не составляют её основного содержания.

Значительная часть русского народа оказалась просто выброшена за пределы официальной «отечественной» истории. Многочисленным группам старообрядцев, духоборам (бежавшим от религиозных преследований в Канаду и создавшим там процветающие общины), казакам-некрасовцам (вынужденным бежать аж в Турцию, так как басурмане, в отличие от православных, не убивали за веру) и т.п. не посчастливилось из-за своего религиозного диссидентства. Тем русским, кто не мирился с ложью и деспотизмом государственной церкви, историческая «наука» отказала в праве считаться частью русского народа. Эти диссиденты и в советское время не были реабилитированы в историческом смысле.

А история Поморья, Поволжья, Предкавказья, Урала, Сибири, Дальнего Востока? Официально она начинается с момента... вхождения этих территорий в состав Российского государства. Но, во-первых, появление на данной территории славянских поселенцев ещё не обязательно означало вхождение в состав России (которая сама возникает лишь в XV веке). Во-вторых, на большинстве этих территорий до прихода славян не только жили люди, но и существовали государственные образования. Игнорирование их истории и есть типично колонизаторский подход.

Таким образом, имеются два главных вопроса к истории России. Первый: какова была дороссийская история тех обширных регионов (по площади — это почти вся Российская Федерация) и населявших их народов, которые постепенно составили нынешнюю Россию? Впрочем, этот вопрос худо-бедно разрешается в рамках т.н. региональной истории, хотя именно эта-то региональная история в своей совокупности и есть история России. Второй и более важный вопрос: насколько нынешние «русские по паспорту» могут считаться народом единого происхождения, а не конгломератом разных по происхождению этносов, унифицированных лишь единым государственным языком?

Эти вопросы, как нетрудно догадаться, требуют добросовестной научной проработки, а не идеологической отповеди в духе того, что мол, любое сомнение в этом «подрывает национальное единство».

Вырисовывается и третий вопрос, который должен стать основным вопросом русской национальной истории в тесном смысле этого понятия. Как веками жил русский народ? Не государственные учреждения, не правящие слои, не вооружённые силы, не государственные финансы и даже не сельское хозяйство, а русский народ как целое и в своих исторически существовавших группировках (сословных, социальных, региональных). Понятно, что выделить русский народ в этнографическом смысле как объект исследования среди остальных народов России будет представлять известные методологические затруднения. Поэтому тем более необходимо выработать научную методологию такой дифференциации — не для того, чтобы противопоставлять русских прочим народам России, а для того, чтобы чётко выявить специфику и русских, и их этнических соседей. Эта задача столь же правомерна и обоснованна, как и изучение национальной (этнической) истории татар, башкир, якутов и любых других народов Российской Федерации — все равноправны.

История русского народа должна включать в себя следующие содержательные линии:

1. Антропология, миграционные движения, историческая этнография, историческая демография.

2. Сословные, социальные и региональные группы. Уровень жизни.

3. Семейно-родовые формы организации. Эволюция форм семьи.

4. Формы территориальной организации и самоуправления. Народ и власть.

5. Религиозность и свободомыслие. «Язычество», его наследие. Содержательная сторона, символика и эволюция народных обрядов. «Ереси» и секты.

Возможно, сюда следует добавить кое-что ещё. Важно, однако, подчеркнуть, что история народа — это особая область исследования. Она не перекрывает ни политическую, ни экономическую, ни правовую, ни военную, ни церковную историю страны, ни историю её культуры (под которой традиционно и узко подразумевают историю произведений искусства), хотя и имеет необходимые точки соприкосновения с ними всеми. Она охватывает то, что принято называть «социальной историей», но не только её. Она простирается шире.

По-моему, приведённого перечня содержательных линий достаточно, чтобы понять: для выявления подлинной истории русского народа русская историческая наука до сих сделала до обидного мало, если не сказать, что почти совсем ничего...

Вот ещё один простейший пример. Среди участников Земского собора 1648-1649 гг., подписавших свиток Уложения, фигурирует несколько людей с народными нехристианскими именами: Малюта, Потеха, Обида, Гневаш, Калина, Воин... Когда народные имена были полностью вытеснены именами из «святцев»? Как происходил этот процесс? Возможно, в каких-то специальных исследованиях этот вопрос и рассматривается, но университетские курсы обходят его как несущественный. Но ведь именослов — это важный пласт национальной культуры!

Ещё более важный вопрос — формы семьи и брака. Как происходило становление моногамной «христианской» семьи у русских? Понятно, что учёный не может удовлетворяться пропитанными пиететом к РПЦ выдумками на этот счёт.

И подобных вопросов, «неприятных» для верноподданнического «охранительного» «патриотизма», к русской истории — масса. И все они требуют НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ, а не предвзятых, априорных ответов и идеологического мифотворчества.

Новая область исследования требует, для удобства ориентирования и первичной классификации данных, какой-то рабочей гипотезы. Таковой в отношении русского народа может стать гипотеза о нерезких гранях, о различных промежуточных этнографических группах и градациях между русским этническим ядром и нерусскими народами. Исследование же может опровергнуть эту гипотезу и выдвинуть на её место новую, более адекватную фактам, а может и подтвердить.

История в человеческом измерении, давно уже ставшая нормой для европейской исторической науки, делает пока ещё только робкие шаги в России. И есть все основания опасаться, что их пресекут, снова принеся историческую правду в жертву идеологическому госзаказу. На заре «гласности» мы понадеялись, что все тёмные страницы советской истории скоро станут достоянием научной общественности. Однако прошло немного лет, и архивные исследования снова стали встречать препятствия по соображениям «государственной секретности». Так, до сих пор неизвестны подлинные планы СССР перед Великой Отечественной войной, что, вопреки официальной мотивации ревнителей запретов, только множит распространение чудовищных слухов вокруг этой темы.

Вообще, история Великой Отечественной войны полна «белых пятен». Даже история Первой мировой войны именно в её человеческом измерении, в её влиянии на народ, известна гораздо лучше. Давно известны (ещё с 1930-х гг., правда, благодаря, прежде всего, историкам из числа российских белоэмигрантов) точные данные о людских потерях в той войне и даже о соотношении «кровавых» потерь к потерям пленными по регионам Российской империи. К слову, из этих данных вырисовывается, что жители украинских («малороссийских», по тогдашней терминологии) губерний проявляли большее упорство в бою и реже сдавались в плен, чем жители великорусских губерний. Для ВОВ до сих пор нет подобных исследований. Даже общие количественные данные потерь в ВОВ, впервые опубликованные в 1990-е гг. и с тех пор некритически тиражируемые из издания в издание, смотрятся спекулятивно и противоречат одни другим.

В общем, подлинную историю русского народа (особенно самую недавнюю) ещё предстоит выяснять. Способность русской исторической науки сформулировать эти вопросы, поставить их в повестку дня и потребовать от государства условий для её выполнения послужит показателем зрелости этой науки, показателем того, что она вообще существуют. Пока этого нет — нельзя сказать, что есть русская историческая наука, русская научная общественность, да и сама русская нация. Ибо нет нации без интереса к правде об её истории, какой бы подчас шокирующей эта правда не оказывалась.