Поездка в купальни (продолжение Главы 1)

В один из вечеров в доме опять появился Илья Лемешев. Он привез большой пакет книг и дивное ожерелье из камней, именуемых «тигровый глаз». Поклонившись, гость попросил принять ожерелье, оно спасает, якобы, от недобрых глаз и скверных мыслей. Маша без лишнего жеманства надела камни, Илья с благодарностью посмотрел ей в глаза:

- Я счастлив, что вы приняли мой подарок. Боялся, что откажетесь, - искренне признался ей.

В этот вечер они говорили без устали. Марии пришлось признаться себе, что изрядно соскучилась за умными и начитанными людьми. С Ильей, оказывается, было интересно, он шутил, рассказывал об адвокатских казусах, о прочитанных книгах. С восторгом говорил о природе:

-Люблю природу, - признался Илья, - она дарит себя, как драгоценность. Недавно был в своем имении, оно у меня достаточно большое, вдоль речки Шуклинки, и тут на бричках приехали землемеры по своим делам. Молодые, бойкие, энергичные. Сбросили форменные тужурки – и принялись за работу.

- Они в вашем имении работали? – Маша смутно представляла себе работу землемеров.

-Нет, дорогу через приватные земли нужно вести. Им все вычертить-измерить нужно. Работа нелегкая, однако, полезная, поскольку исключительно на свежем воздухе.

А вечером я пригласил их к себе поужинать, и уже ночью отправились на лодках кататься. Красота неописуемая!

Ночь, луна, землемеры поют вполголоса, да с таким чувством – впору заплакать. Украинские песни пели, задушевные... Голоса сильные, нежные, с красивейшим тембром, восхитительно! Куда там итальянцам, коими принято восхищаться! Дивной эта ночь была, мне ее не забыть...- лицо Ильи было одухотворенным и совершенно счастливым.

Впервые за долгое время Маше было интересно с чужим, малознакомым мужчиной. Она впитывала слова Ильи, как губка, редко прерывая его речь краткими комментариями.

- Вы тонко чувствуете все прекрасное, особенно музыку, - не сдержавшись, похвалила Маша, и молодой человек остановился на полуслове.

- Да, ничто так меня не трогает, как музыка, особенно духовая, - признался Илья, и, осмелев от неожиданной похвалы, предложил:

– Маша, а не пойти ли нам в парк, послушать военный полковой оркестр. Они восхитительно, доложу вам, исполняют вальсы и мазурку. Мне как-то довелось услышать выступление военного духового оркестра в Петергофе. Это было незабываемо...

- Удивительно, как много музыкантов среди русского офицерства...

-И не только музыкантов. Многие офицеры получили прекрасное образование и воспитание, среди них художники, архитекторы.... Иногда я искренне жалею, что не ношу военный мундир, - вздохнул Илья.

- Кстати о музыкантах в армии, - продолжил тему Илья, - любой полк русской армии имеет в своем составе на один батальон больше, чем полк другой державы. Этот "лишний батальон" и есть оркестр. Разве можно представить себе торжества и церемонии, плац-парады и выступления в поход без сопровождения военной музыки? А воскресные дни и гуляния в парках и скверах? Нет! Полковой оркестр стал частью нашей жизни...

    Выступление оркестра 4-го стрелкового императорской фамилии батальона
на эстраде Нижнего парка в Петергофе. До 1914 г.

         
После такого энергичного спича Ильи в пользу военной музыки, Мария ни минуты не раздумывая, согласилась на прогулку.

- Непременно послушаем. Я тоже обожаю полковые оркестры, - улыбнулась Маша, и прислушалась к неожиданному шуму в прихожей.

- Сонечка, подавайте ужин, - раздался громкий голос хозяина дома, прибывшего со службы пораньше. Он глубоко втягивал носом кухонные запахи, потирая руки: любил вкусно поесть.

–Илюша, очень рад, приезду! Надеюсь, разделите нашу трапезу, - громыхал Петр Николаевич, раздвигая стулья в столовой и устраиваясь во главе стола. – Милости прошу! Ну-ка, чем потчевать нас будут?

На ужин были поданы: окрошка, желтая уха с кефалью и сырыми желтками, баклажаны под греческим соусом, вареники с вишнями и молдавская брынза. У брынзы был свой секрет: в неё клали много соли, и подавалась она сразу «с запивкой» – бессарабским вином. На большом блюде красовались куриные котлеты «деволяй», хозяин их весьма уважал. У него и присказка имелась: «секрет диеты — ешь котлеты».

- А не поехать ли нам завтра на Ланжерон, друзья, ведь Господи прости, жара несусветная, мозги плавятся. Искупаться-то как хорошо! А там и отобедать в приморском ресторанчике... Едем? – обвел взглядом жующую с аппетитом молодежь.

- Едем, - с набитым ртом урчала молодежь, поглощая вареники с вишнями, сдобренными сметаной.

Жара жарой, но лукавил Петр Коновцев: хотелось ему за парочкой понаблюдать, а вдруг дело сладится...Последнее время у дочери глаза мрачным огнем горят, исхудала, пожелтела, а молчит. Возможно, дела сердечные?

А вот сегодня доченька ожила, шутит, улыбается, аппетит появился. Дело, конечно же, в молодом адвокате. Сегодня Илья ведет себя естественно, не тушуется, и не пыжится, смешит Машеньку, улыбчив.

Илья – партия хорошая, Машеньку боготворит, но очень сдержан – не уверен в себе, что ли?

Вобщем, пора на них с боку поглядеть. Вот и повод нашелся...

На следующий день, в субботу, в десятом часу утра, экипаж доставил троицу в купальни Ланжерона, куда устремлялась приличная публика. Публика попроще, а это была бОльшая часть горожан, направлялись в Аркадию.

В то время добраться до моря, без риска свернуть себе шею, можно было лишь на небольших участках побережья: в Аркадии, Лузановке, Ланжероне и на Австрийском пляже, расположенном в Одесском порту.

Самый удобный городской песчаный пляж был в Аркадии, где собирались на отдых простые горожане; они купались в море голышом или в нижнем белье. Отдыхать приходили большими компаниями, приносили огромные корзины со снедью и самовар, могли и борщ прихватить, а также бутылочку водки.

“Приличному” человеку искупаться в Одессе в те времена было не так просто, это считалось дурным тоном. Поэтому   доступные одесские пляжи облепили купальнями — дощатыми кабинками на подмостках. Процесс переодевания и купания был скрыт от чужих глаз.

Мария в изящном летнем платье, в сопровождении мужчин, одетых в светлые костюмы, прибыли на Ланжерон, и, направившись в купальни, разделились: для «приличной» публики купальни делились на сектора: мужской и женский. Купальни 1 класса стоили 15-20 копеек, здесь подавали полотенце, горячий чай “с марципанами”, а также кружку пива или кваса. Кстати, в купальнях 2-го класса (5 копеек) выдавали только полотенце.

Маша огляделась: в этот жаркий день к морю выползла «вся приличная Одесса». Дамы – молодые и не очень, стройные и не очень, кто в коротких приталенных платьях для купания, кто в панталонах, осадили купальни со всех сторон.

Мужчины тем временем, облачившись в костюм циркового атлета (очень похоже), попивали пиво, в ожидании свободных купален – людей было, как никогда, много. Поскольку лечь на песок и загорать на пляже, было не принято, они с визгом окунулись в пенящееся море возле берега.

- Эх, сбросить бы эти вериги – и голышом! – веселился Петр Николаевич. Увы! Купаться и выходить на берег без одежды строго запрещалось.

Наконец, вволю накупавшись, нахлебавшись морской воды, испив кваса, и переодевшись, Петр Николаевич, Илья и Маша направилась обедать в приморский ресторанчик.

Как говорили в Одессе, человек рожден для счастья, как птица для бульона.

И впрямь, куриной бульон с лапшой в приморском ресторане подавали отменный. И кефаль с овощами была нежнейшей, ароматной и сочной. Невдалеке играл духовой оркестр, и, обедая, они наслаждались звуками прекрасной музыки. Время провели замечательно!

-Ну, молодЕжь, вы как хотите, а я – отдыхать, - по-стариковски, охая, слегка притворяясь, Петр Николаевич взобрался на бричку. Он втайне надеялся, что парочка сопроводит отца домой, а затем отправится на променад, избавившись от пытливых родительских глаз.

Отдохнувшие и посвежевшие, они возвращались домой; экипаж не спеша ехал по улице Пушкинской, где проживали Коновцевы. Мария скользила взглядом по прохожим, и вдруг увидела знакомую фигуру: возле ее дома, в раздумьях, стоял Георгий Димитриади. Сердце девушки отчаянно защемило...

Подъехав к дому, Илья заметил, как Маша изменилась в лице - веселое оживление ушло, уступив место мертвой улыбке, которую она выдавливала из себя, прощаясь. Илья не понимал причин столь резкой перемены настроения Маши, но спрашивать не решился. Он, быстро откланявшись, прыгнул в экипаж. Уже отъезжая, обратил внимание на высокого седоватого человека, в форме капитана торгового флота, к которому медленно направлялась Мария. Илья вдруг ощутил страх за Машу, душа содрогнулась – быть беде! Но вернуться не мог, не имел права вмешиваться туда, куда его не пускали.

Девушка шла навстречу Георгию Димитриади, едва переставляя ноги, будто на гильотину: сердце вещало недоброе, а взглянув в лицо капитану, уже не сомневалась - с Михаилом стряслась беда.

- Он жив? - тихо спросила, подойдя вплотную к мужчине.

- Не знаю, - честно ответил капитан.

Ему сообщили, что Михаил неожиданно исчез из экспедиции, и расследование показало, что он был похищен из лагеря.

Кем? Здесь можно было только строить догадки. Следы указывали на борьбу, а затем, похитители, очевидно, оглушили Мишу, погрузили на коня и увезли. На поиски Михаила были вызваны подкрепления, но найти его не удалось.

Георгию трудно было говорить, голос прерывался, однако продолжал речь, ибо эта девушка имела право знать правду.

Она молчала. Словно превратившись в статую, Мария смотрела вдаль, где за платанами искрилось солнце. Душа омертвела.

- Его будут искать, не сомневайтесь, - Георгий пытался дать хоть лучик надежды. Но говорил неуверенно, ибо сам не верил...

Маша повернулась и молча, не попрощавшись, ушла.

Отец, зайдя к ней через полчаса, нашел дочь лежащей на кровати в бессознательном состоянии. Рядом валялась пустая пачка снотворного.