"Песнь о Вещем Олеге." И как это было...(подсмотрено в"дверной глазок" из нашего времени.)..

ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ

 

Как ныне сбирается вещий Олег

Отмстить неразумным хозарам,

Их селы и нивы за буйный набег

Обрек он мечам и пожарам;

С дружиной своей, в цареградской броне,

Князь по полю едет на верном коне.

 

Из темного леса навстречу ему

Идет вдохновенный кудесник,

Покорный Перуну старик одному,

Заветов грядущего вестник,

В мольбах и гаданьях проведший весь век.

И к мудрому старцу подъехал Олег.

 

«Скажи мне, кудесник, любимец богов,

Что сбудется в жизни со мною?

И скоро ль, на радость соседей-врагов,

Могильной засыплюсь землею?

Открой мне всю правду, не бойся меня:

В награду любого возьмешь ты коня».

 

«Волхвы не боятся могучих владык,

А княжеский дар им не нужен;

Правдив и свободен их вещий язык

И с волей небесною дружен.

Грядущие годы таятся во мгле;

Но вижу твой жребий на светлом челе.

 

Запомни же ныне ты слово мое:

Воителю слава — отрада;

Победой прославлено имя твое;

Твой щит на вратах Цареграда;

И волны и суша покорны тебе;

Завидует недруг столь дивной судьбе.

 

И синего моря обманчивый вал

В часы роковой непогоды,

И пращ, и стрела, и лукавый кинжал

Щадят победителя годы...

Под грозной броней ты не ведаешь ран;

Незримый хранитель могущему дан.

 

Твой конь не боится опасных трудов;

Он, чуя господскую волю,

То смирный стоит под стрелами врагов,

То мчится по бранному полю.

И холод и сеча ему ничего...

Но примешь ты смерть от коня своего».

 

Олег усмехнулся — однако чело

И взор омрачилися думой.

В молчаньи, рукой опершись на седло,

С коня он слезает, угрюмый;

И верного друга прощальной рукой

И гладит и треплет по шее крутой.

 

«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,

Расстаться настало нам время;

Теперь отдыхай! уж не ступит нога

В твое позлащенное стремя.

Прощай, утешайся — да помни меня.

Вы, отроки-други, возьмите коня,

 

Покройте попоной, мохнатым ковром;

В мой луг под уздцы отведите;

Купайте; кормите отборным зерном;

Водой ключевою поите».

И отроки тотчас с конем отошли,

А князю другого коня подвели.

 

Пирует с дружиною вещий Олег

При звоне веселом стакана.

И кудри их белы, как утренний снег

Над славной главою кургана...

Они поминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они...

 

«А где мой товарищ? — промолвил Олег, —

Скажите, где конь мой ретивый?

Здоров ли? все так же ль лего́к его бег?

Все тот же ль он бурный, игривый?»

И внемлет ответу: на холме крутом

Давно уж почил непробудным он сном.

 

Могучий Олег головою поник

И думает: «Что же гаданье?

Кудесник, ты лживый, безумный старик!

Презреть бы твое предсказанье!

Мой конь и доныне носил бы меня».

И хочет увидеть он кости коня.

 

Вот едет могучий Олег со двора,

С ним Игорь и старые гости,

И видят — на холме, у брега Днепра,

Лежат благородные кости;

Их моют дожди, засыпает их пыль,

И ветер волнует над ними ковыль.

 

Князь тихо на череп коня наступил

И молвил: «Спи, друг одинокой!

Твой старый хозяин тебя пережил:

На тризне, уже недалекой,

Не ты под секирой ковыль обагришь

И жаркою кровью мой прах напоишь!

 

Так вот где таилась погибель моя!

Мне смертию кость угрожала!»

Из мертвой главы гробовая змия,

Шипя, между тем выползала;

Как черная лента, вкруг ног обвилась,

И вскрикнул внезапно ужаленный князь.

 

Ковши круговые, запенясь, шипят

На тризне плачевной Олега;

Князь Игорь и Ольга на холме сидят;

Дружина пирует у брега;

Бойцы поминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они.

 

Песнь о Вещем Олеге

 

(Из цикла "Истец всему")

 

Хмурым осенним днем в лето 6420 от сотворения мира на холмах близ Киева по вине не родившегося еще в ту пору преподобного Нестора срывалось историческое событие.

 

– В тридцать три главы летописца мать! - в сердцах выбранился Вещий Олег, приподнимая ногу и разглядывая сапог. - Даже и не прокусила! У, гадюка!…

 

Змея испуганно пригнула точеную треугольную головку и, пресмыкаясь от неловкости, снова заползла в конский череп.

 

– Да не одолеть ей княжьего сапога… - покашливая, вступился за оплошавшего гада боярин. - Кожу-то, чай, на совесть дубили… Вот ежели бы кобру сюда индийскую! Та, сказывают, на дыбки встает - выше голенища.

Могла бы и за коленку уклюнуть… Стопа, колено - все едино нога…

 

– Эва! - сердито подивился князь. - Где ж ты под Киевом кобру-то сыщешь? - Насупился Вещий, помыслил. - Может, длань на череп возложить?

 

– Писано, что ногу… - кряхтя, напомнил другой боярин.

 

– Или старый сапог надеть, с дыркой?… - окончательно расстроившись, прикинул Олег.

 

Бояре в сомнении уставили брады, неодобрительно закачали горлатными шапками.

 

– Невместно, княже…

 

Высунувшаяся было из конской глазницы змея тоже приуныла и вяло втянулась обратно. Того и гляди в спячку впадет: не лето, чай, - осень.

 

Вещий Олег оглянулся. На холмах толпились изрядно озябшие киевляне. Там уже все было готово к погребению и великому плачу.

 

– Пишут - сами не знают чего… - проворчал он. - Ладно! Босиком наступлю. Пусть сами как хотят, так потом и толкуют…

 

Сел на услужливо подставленный ременчатый стул и, сняв с правой ноги сапог, с досадой принялся разматывать портянку.

                               Евгений Лукин