БИБЛИОТЕКА ИВАНА IV ГРОЗНОГО - МИФ

Особое место среди загадок древней столицы занимает таинственная библиотека Ивана Грозного, по широко распространенному мнению, скрытая где-то в московских подземельях. В тайне Библиотеки, не спешащей показаться на глаза публике, видят порой заклятие грозного царя, а порою – злонамеренность властей. Мол, «они» хорошо знают, где библиотека, но не спешат открыть ее народу.

Подобные взгляды во многом происходят от традиционной для России тенденции скрывать от общественного мнения не только опасные для власти вещи, но, порою и самые безобидные. Однако не меньшую роль играет обычное незнание и проистекающее из него мифотворчество.

Проблема Библиотеки Ивана Грозного распадается на несколько вопросов, и первый из них, как это ни странно, существовала ли Библиотека вообще?

Читатели «Нового Времени», вероятно, помнят еще, горячий спор, вызванный самоуверенным заявлением приват-доцента Страсбургского университета Эд. Треммера о том, что у Ивана IV Грозного была особая «царская» библиотека, богатая разного рода греческими, латинскими и даже еврейскими рукописями, и что библиотека эта сохранилась до нашего времени.

Заявление это, высказанное притом же, категорическим тоном, сулило очень соблазнительные перспективы, для того, чтобы ему не поверить.

Начали наводить справки, которые и припомнили одну давным-давно забытую статью проф. Клосcиyca, который еще в начале нынешнего века доказывал существование царской библиотеки в XVI в.

Статья эта была основана, главным образом, на ливонской хронике Ниенштедта, который сообщил, тоном не допускающим никакого сомнения, рассказ действительно бывшего в России, в царствование Ивана IV, пастора Веттермана.

Пастора этого, рассказывает Ниенштедт, очень уважал великий князь и «велел показать ему свою либерею» (библиотеку), которая состояла из книг на еврейском, греческом и латинском языках и которую великий князь в древние времена получил от константинопольского патриарха, когда московит принял христианскую веру по греческому исповеданию.

Эти книги, как драгоценное сокровище, хранились замурованными в двух сводчатых подвалах».

Веттерман, осмотревший эту библиотеку, нашел там «много хороших сочинений, на которые ссылаются наши писатели, но которых у нас нет, так как они сожжены и разрознены при войнах, как то было с Птолемеевой и другими либереями.

Веттерман заявил, что хотя он беден, но отдал бы все свое имущество, даже всех своих детей, чтобы только эти книга были в протестантских университетах.

Припомнили также подтверждавшее это сообщение ливонской хроники свидетельство Максима Грека, вызванного великим князем Василием Ивановичем для перевода толковой псалтыри.

По словам одного сказания, Максим Грек, когда его ввели в царскую книгохранительницу и показали бесчисленное множество греческих книг, - «в удивлении быть о толиком множестве бесчисленного трудолюбивого собрания и с клятвою рече пред благочестивым государем, яко ни в Грецах толикое множество книг сподобися видети»...

Указан был также целый ряд менее существенных фактов и соображений, которые так или иначе подтверждали показания этих двух главных свидетелей - очевидцев, «собственными глазами» видевших и тщательно рассматривавших сокровища великокняжеской библиотеки. Веттерман говорил даже о пыли, густым слоем покрывавшей книги.

Сам Иван Грозный как бы подтверждал то же самое своими сочинениями. Попробуйте хотя бы перелистать его длинные послания. Вы будете поражены богатством, и разнообразием книжного материала. Чего только здесь нет, каких имен, текстов и примеров...

Длинные и короткие выписки из отцов церкви и Библии, образцы из греческой мифологии, Зевс, Аполлон, Дионис, герои Илиады, эпизоды из истории римской и византийской империи и даже западных народов – изобличают в царе начитанейшего москвича XVI века.

На вопрос, откуда этот «словесной мудрости ритор» черпал свои разнообразные познания, можно было, конечно, ответить, что из русских учебников того времени - «хронографов» и разного рода сборников, но, можно так-же было предполагать, что источником этим, была его богатая библиотека.

Все такого рода соображения подавали надежду, что если поискать, то, быть может, что-нибудь и найдется.

Эд. Треммер, одушевленный такой надеждой, прибыл в Москву, и вот в «ее стенах, столь удаленных, по его словам, от главных центров ученой жизни», принялся за поиски.

Местный ученый, прекрасно знакомый с составом московских архивов, г. Белокуров, пытался - было уверить его в полной бесполезности его розысков, но попытка эта не имела результатов.

Эд. Треммер ему не поверил и принялся за самостоятельную работу. Ознакомившись, однако, со всеми рукописными московскими собраниями, в которых находились греческие и латинские рукописи или в которых можно было ожидать встречи с остатками царской библиотеки, г. Треммер должен был сознаться, что нигде «нет и следа потерянных книжных сокровищ царя Ивана IV».

Это, впрочем, не заставило его изменить основного своего убеждения в существованииэтой библиотеки. Не найдя ее на поверхности земли, г. Треммер решил, что она скрывается под землею.

«Железный зонд, - говорил он, - должен решить вопрос, - действительно ли она погибла или находится сокрытою под мусором и под постройками, возведенными в течении следующих столетий».

И.Е. Забелин указал на один документ XVIII в., определенно говоривший о том, что в Москве, под Кремлем, существует «тайник, а в том тайнике есть две палаты, полны наставлены сундуками до стропу».

Понятно, какое впечатление должен был произвести этот документ. Он давал ключ к розыску драгоценной библиотеке.

«Возможно, - говорил проф. Соболевский, - что найдется лишь груда гнилья, но столь же возможно, что роскошные греческие пергаменты и дефтери Батыя окажутся сохранившимися не хуже того, что, повалявшись несколько столетий в сырых монастырских кладовых, дошло, наконец, до нас...»

Результатом такого рода статей были дважды предпринимавшиеся, с Высочайшего разрешения, археологические раскопки Кремля.

Все живо интересовались ходом этих исследований, все ждали, когда, наконец выкопаны будут «роскошные греческие пергаменты», но телеграммы изо дня в день сообщали только о большом количестве выкопанной земли и, помнится, только один раз известили мир о находке медной пуговицы, происхождение которой осталось невыясненным, но к библиотеке, во всяком случае, никакого отношения не имело.

Несмотря на несбывшиеся ожидания, Треммер, все-таки, уехал из России с надеждой когда-либо найти библиотеку.

Всему, однако, бывает конец, а надеждам, даже самым упорным - в особенности.

Г. Белокуров, старавшийся убедить всех в бесполезности розысков в этом направлении и не успевший сделать этого в свое время путем газетных статеек, теперь выпустил огромную по объему книгу, (•) С. Белокуров. «О библиотеке московскихъ государей в XVI столетии». М. 1899. ), в которой подробно рассматривает все доказательства своих самоуверенных противников, подвергает их самой тщательной критике.

Книга эта, уже теперь заключающая в себе более 1,000 страниц, представляет собой, однако, лишь половину всей работы г. Белокурова, который обещает в непродолжительном времени выпустить и вторую часть. Пока он говорит только о царской библиотеке - об архиве же будет говорить особо.

Спорить с г. Белокуровым, после всего им сделанного, очень нелегко, если только вообще возможно.

Спокойно, с трудолюбием, к которому способны очень немногие, он начал свое исследование с того, что рассмотрел не только историю всех московских древнехранилищ, заподозренных в укрывательстве царской библиотеки, но показал ясно, на основании документов, когда, как и откуда каждая отдельная книга попала в Москву, даже куда она исчезла.

Эту работу он счел необходимым проделать для доказательства той истины, что московские собрания книг и рукописей получили свое начало только в XVII в., почти исключительно со времен патриарха Никона, и что искать среди них иноязычные рукописи, принадлежавшие московским великим князьям и царям XVI в. - совершенно напрасно.

Установив тот факт, что ни одной из иноязычных книг, находившихся в библиотеке Ивана IV до нас не дошло, г.

Белокуров старается доказать и очень убедительно
доказывает, что их не было также и раньше и что даже самой библиотеки в том виде, как это говорят, «современники-очевидцы», не существовало совершенно.

Прежде всего, он ставить вопрос, был ли действительно Веттерман в Москве? Что он был в Росcии - это несомнено, так как вместе со своей паствой он был выслан из Юрьева, но чтобы он жил в Москве, играл здесь видную роль и пользовался большой симпатией царя - этого г. Белокуров не допускает!..

Действительно, о пасторах, бывших в Москве в XVI веке, до нас дошли известия, но нигде никаких сведений нет о том, чтобы в числе этих пасторов был Веттерман.

Мало того. Совершенно случайно, до нас дошло любопытное письмо одного современного немца, сообщающего полученные им от бывшего в Москве мюнстерского жителя сведения об отношении Ивана IV к немцам. Здесь перечисляются все иноземцы, находившиеся в большой милости у царя.

Странным кажется также рассказ Веттермана о том, что царь поручил трем главнейшим своим министрам (Авдрей Щелкалов, Иван Висковатый и Никита Фуников) уговорить Веттермана взяться за перевод находившихся в 6иблиотеке книг.

Не говоря уже о том, что вряд ли бы царь поручил такое важное и «святое» дело, как перевод книг, лютеранскому пастору, непонятна также и высокая честь, оказанная пленному и не игравшему никакой роли немцу, убеждать которого поручено было трем высшим сановникам.

Если при этом принять во внимание, что Ниенштедт, сообщивший этот рассказ, по отзыву специалистов, вообще не заслуживает особенного доверия, то станет ясным, почему г. Белокуров не придает никакого значения сообщению ливонской хроники.

Он не отвергает того, что, может быть, в числе других пленных пастор Веттерман был вызываем, на некоторое, самое непродолжительное время в Москву; возможно даже (судя во составу убеждавших его дьяков), что ему предлагали остаться переводчиком в посольском приказе, но не более того...

Еще меньше значение имеет показание Максима Грека. Оказывается, что слова, приписываемые этому ревнителю просвещения XVI века, находятся лишь в одном из позднейших житий Максима Грека. В более ранних редакциях жития - этого факта нет.

Кроме того, любопытно то, что сам Максим Грек, так живо интересовавшийся книгами, не только не описывает, подробно великокняжеской библиотеки, но даже не упоминает о ней ни в одном из многочисленных своих произведений и посланий, хотя повод к этому представлялся ему не раз. В его посланиях, например, мы находим, упоминания о книгах, привезенных им с собой, о книгах, принадлежащих другим, но ни слова о великокняжеских рукописях.

Излишним будет останавливаться на нескольких второстепенных доказательствах, которые приведены были в пользу мнения о существовании царской библиотеке проф. А. Н. Соболевским.

Г. Белокуров, путем тщательного критического обследования, лишает их убедительности и доказательности. Приведем только интересный, заимствованный г. Белокуровым у о. Пирлинга факт, который вполне определенно свидетельствует об отсутствии в царской библиотеки греческих рукописей.

Оказывается, что в Риме, еще в XVI веке, ходил слух о том, что Кремль обладает драгоценными греческими рукописями, которые, накануне падения Византии, прислал сюда император Иоанн, желая спасти их от невежества турок.

Кардинал Сан-Джорджо очень интересовался этим обстоятельством и, воспользовавшись тем, что из Варшавы отправлялось в Москву посольство, с Львом Сапегою во главе, прикомандировал к этому посольству одного умного грека, Петра Аркудия.

Прибыв в Москву, - говорить о. Пирлинг, - Аркудий обратился сначала к русским, которые рассказали ему чудеса о византийских рукописях своего патриарха. Оказалось, однако, что мнимые сокровища состояли исключительно из книг церковных.

Греки, находившиеся на службе царя, знали не больше, а «прижатые к стене объявили определенно, что в Кремле не было никакой византийской библиотеки».

Итак, после исследования г. Белокурова, повидимому, более не остается места каким бы то ни было надеждам и предположениям.

Никаких оснований, которые бы свидетельствовали о существовании в XVI веке особой царской библиотеки, состоявшей из громадного количества иноязычных рукописей, в настоящее время не имеется, так как значение всего, что только приводилось до сих пор для доказательства этого мнения, в конец подорвано г. Белокуровым.

Правда, г. Белокуров не отрицает того, что у Ивана Грозного была библиотека, но далеко не такого содержания и не таких размров, как это думали до сих пор.

По исследованиям автора, библиотека эта состояла из русских, литовских, польских и одной немецкой книг, и рукописей. В ней могло быть (хотя на это прямых указаний нет) и несколько греческих рукописей, но 600 греческих, латинских и еврейских книг в ней не было. Таковы основные выводы г. Белокурова.

В заключение позволим себе обратить внимание на один из второстепенных результатов исследований г. Белокурова.

Выше уже было замечено, как подробно автор описывает судьбу всех книг, не только находящихся, но и исчезнувших из московских книгохранилищ.

Оказывается, что не малое количество рукописей, и нередко очень ценных, исчезли из Москвы и попали в европейские библиотеки.

Особенно много их в Дрездене. Г. Белокуров указывает целый ряд сборников и отдельных статей, которые, будучи вырваны из оставшихся в Москве рукописей, теперь украшают европейские библиотеки.

Этим явлением мы обязаны деятельности профессора о. Матеи, который, будучи вызван для чтения лекций в Московском университете, постоянно пользовался рукописями синодальной и типографской библиотек.

«Собранные» им в Москве рукописи он нисколько не постеснялся продать в дрезденскую библиотеку. Для того, однако, чтобы его не уличили, ученый аббат поступал очень осторожно.

Он вырывал листы большей частью из средины или конца рукописей и всегда старался уничтожить признаки принадлежности рукописей московским библиотекам и замести следы своего хищения.

Так, на листах, вырванных им из той или другой рукописи, он вычищал сигнатуру (счет) тетрадей, а иногда для этого обрезал поля рукописи. На некоторых из проданных им рукописей находятся подчистки, сделанные настолько старательно, что невозможно разобрать или даже догадаться об уничтоженном им слове.

Желание возможно лучше замести за собой следы заставляло иногда почтенного ученого делаться художником. Примером может служить указываемая г. Белокуровым рукопись Дрезденской библиотеки (№12).

На первом листе этой рукописи, перед началом статьи, находилось три строки предыдущей статьи, оставшиеся и до сих пор хранящейся в нашей синодальной библиотеке.

Профессор Маттеи удалил химическим путем эти три строки, а затем, чтобы совершенно скрыть их след, нарисовал на этом месте 4-х угольную заставку.

Такой «художник» пользовался правом бесконтрольного пользования нашими древлехранилищами. Этот ученый, «собиравший», подобно нашему Погодину, всякого рода рукописи, но только не стеснялся продавать их за границей, но даже портить их.

К счастью, главнейшие наши древлехранилища, наученные горьким опытом, в настоящее время тщательно охраняют свои сокровища, но архивы второстепенные, особенно монастырские, кажется, и теперь еще дают возможность «любителям» собирать себе рукописные коллекции. Пора бы положить конец этим «собираниям»...

 Информация о чувствах Рима, о якобы находящихся в Москве ценных рукописей из Константинополя, вполне соответствуют духу Запада к России. 

Наполеон использовал этот «христианский дух» для того, чтобы призвать под свои знамена все страны Запада для похода на Россию.

Он распустил слух о желании России захватить Константинополь, который в христианском мире характеризовал центр христианства. И обладание «варварами» русскими Константинополем – это обладание миром, поэтому хоть и называют нападение Наполеоном просто войной по сути это очередной крестовый поход на Восток.

Очередной виток о библиотеке Ивана Грозного запустили после смерти Сталина преследуя цель скрытность Кремля и «варварство» советской власти.

Информация с печати «Новое время» от 19 сентября 1898 года, которая приведена здесь, наверно поставит точку в этом мифе.