Два мира бытия.

Пустыня простиралась от восхода до заката во всех направлениях, куда достигал его взгляд. Он, осторожно переставляя ноги, медленно брёл по сыпучим пескам, ручейками растекающимися из под его ног. Над ним, высоко в небе, нависал огненный шар, источая нестерпимый жар, струящийся через восходящие от песка потоки раскалённого воздуха, обжигая его тело даже через одежду. Нестерпимо мучила жажда. Как он здесь оказался, он не знал.
Накануне, правда, накануне чего?, он, как всегда, покинув место своей работы, отправился домой. Быстро перекусив, что-то достав из холодильника и бросив это что-то в микроволновку, он удобно устроился на любимом диване и включил телевизор. Там что-то показывали, о чём-то рассказывали и что-то говорили. Незаметно для себя он заснул. Через какое-то время проснувшись от нещадно палящего солнца, он вдруг обнаружил, что бредёт, по простирающейся всюду, куда достигал его взгляд, пустыне. Куда он бредёт, он не знал. Зачем он это делает, он тоже не знал, но упорно продолжал свой путь в никуда.
Его постепенно стало охватывать отчаяние. Он никак не мог понять, что же произошло, пытаясь, насколько ещё хватало его воли, размышлять над случившимся. Но ответа не находил.
В очередной раз подняв глаза от песка, по которому он ступал осторожно, стараясь не обжечь себе ноги, ведь он был в комнатных туфлях, он обратил свой взор к горизонту, надеясь хоть кого-то, хоть что-то увидеть. И увидел. Очертания какого-то города, дымящего трубами и перемигивающегося огнями, виднелись вдали, возвышаясь над песчаными барханами, появившимися ниоткуда перед ним.

Он заторопился. Его даже не смутило то обстоятельство, что в самый разгар дня, город подмигивал ему своими огнями. Он старался как можно быстрее добраться до города, чтобы вновь оказаться в объятиях такой привычной для него цивилизации.
Взбираясь на бархан, помогая себе руками, обжигая их о раскалённый песок, он выбился из сил. Но это его не беспокоило — впереди его ждала, вожделенная им, цивилизация.
Достигнув вершины бархана он, неожиданно обнаружил, что перед ним расстилается бескрайняя песчаная равнина, с торчащими из песка развалинами каких-то зданий. В отчаянии, совсем обессилев, он кое-как добрёл до развалин и опустился на песок у стены какого-то полуразрушенного здания, скрывшись ненадолго от палящего солнца. Его покидали силы. Нестерпимо мучила жажда. Его сознание постепенно растворялось в нестерпимой жаре.
Вдруг, всё изменилось. Он очнулся. Его больше не мучила жара и жажда. Он сидел под деревом на берегу океана, лениво накатывающего свои волны на песчаный берег. Из-за горизонта, над океаном, медленно поднималось светило, расточая уют и тепло. Птичье щебетание и шум прибоя ласкал его слух одой, просыпающейся ото сна, жизни. И он вдруг осознал, что в бытии есть два мира: мир иллюзий его собственных желаний и предпочтений, рассыпающийся в прах, и мир творения жизни — собственно, мир бытия.