Первая встреча четырнадцатого июня...

Несмотря на то что история Великой Отечественной Войны очень хорошо известна одно сильно ускальзывает от общей картины.

Иосиф Сталин был верховным главнокомандующим,но отвечал он не только за командование армией,но и за каждое мало-мальски важное новшество военной техники.

РККА образца 1943-1945 годов называют лучшей армией,с выскоким уровнем оперативного искусства и лучшей техникой.

И как надо полагать вина Сталина в этом была основополагающей.

Задолго до этого в 1935 году Сталин еще не был главой армии и вообще не был государственным служащим,хотя был не последним человеком в стране.

В те случаи когда он лично вмешивался в производство какого либо орудия(а такое случалось нечасто) он проявлял большую оригинальность в форме управления.

Знаменитый конструктор Грабин в 1930-е годы не имел большого манёвра для работы,он часто не соглашался с руководством армией,ему нужна была помощь.

Он описал свою первую встречу с Сталиным произошедшую 14 июня 1935 года.

Сталин тогда еще не был у руля власти и Грабин не проявлял особого энтузиазма при возможной встрече,но он ошибся.

РАССКАЗ

Грабин в своем мемуаре "Оружие победы" вспоминает:

"На следующее утро, 14 июня 1935 года, я приехал на полигон очень рано: хотелось все проверить, во всеоружии встретить день, который неизвестно что мог мне преподнести.

А он выдался не летний - прохладный, пасмурный, неприветливый.

Повстречался со своими товарищами, постарался поднять их настроение. Всех волновала встреча с руководителями партии и правительства.

В этот день Гогину по какому-то недоразумению не выдали пропуск на полигон. Я не мог повидать его, поговорить с ним. Без него мы осмотрели материальную часть; как будто все было в порядке, орудийный расчет освоил пушки хорошо.

Комдив Дроздов провел с командами проверочную репетицию. Она прошла гладко. Тем временем гости все подъезжали и подъезжали. Приехал Павлуновский, а с ним его ближайшие помощники.

Приехал Тухачевский, обошел всех, проверил работу орудийных расчетов и, удовлетворенный, отошел в сторону, присоединился к общей группе гостей.

Чем больше прибывало людей, тем напряженнее становилось мое состояние. Много раз мысленно повторил я доклад. Иногда он мне казался слишком коротким и малоубедительным, а иногда, наоборот, длинным, надоедливым; казалось, я размениваюсь на мелочи, из-за них не видно главного.

Но перестраиваться было поздно - чего доброго, еще хуже все запутаешь, потом и не разберешься.

Хотелось, чтобы время шло быстрее, чтобы все поскорее кончилось. Я взглянул на И. А. Маханова, начальника КБ завода "Красный путиловец", мне показалось, что он держится совершенно спокойно.

Это не улучшило моего душевного состояния. Очень жалел я, что рядом нет ни одного нашего работника. Это мне помогло бы. Но на полигоне каждому было указано его место. Начальникам КБ было велено находиться у своих орудий.

Решительный час приближался. Комдив Дроздов еще раз проверил, все ли в порядке, обошел каждое орудие и дал последние наставления.

 

Подошел и к нашим пушкам, рассказал красноармейцам, как они должны себя вести, если руководители партии и правительства подойдут к орудиям, и во время стрельбы, хотя и так всем было все ясно.

До начала смотра оставались считанные минуты.

Я не думал, что по такой дороге, хоть ее и подремонтировали, можно прибыть точно вовремя. Однако вскоре нас предупредили, что прибудут, как было объявлено.

И действительно, буквально за три - пять минут до назначенного срока из проходной на полигоне показалась группа людей.

Впереди в кожаном пальто шел К. Е. Ворошилов, несколько позади - И. В. Сталин в сером летнем пальто, в фуражке и в сапогах, рядом шагал В. М. Молотов в темном реглане и в шляпе, чуть поодаль - Г. К. Орджоникидзе в фуражке защитного цвета со звездочкой и в сапогах.

Почти рядом с ним - В. И. Межлаук в серой шляпе и в сером летнем пальто, а с обеих сторон и сзади шли неизвестные мне военные и штатские.

Подана команда "смирно". Все замерли. Комдив Дроздов, приложив руку к козырьку, пошел навстречу высоким гостям. Не доходя нескольких шагов, остановился:

- Товарищ народный комиссар, материальная часть для осмотра подготовлена...

Приняв рапорт, К. Е. Ворошилов подал команду "вольно".

Однако участники показа не почувствовали себя "вольно", все внимание сосредоточилось на руководителях партии и правительства.

Они прошли к правофланговому орудию - к универсальной пушке "Красного путиловца", поздоровались с Махановым, и тот с добродушной улыбкой начал свой доклад. Мне очень хотелось услышать его, но я стоял далековато и почти ничего не слышал. Время идет, а Маханов все рассказывает.

По всему видно, что обстановка довольно-таки непринужденная. Часто даже смех раздается. Я почувствовал, что спокойствие ко мне возвращается.

Для полного успокоения мне нужно было бы слышать Маханова, который, как видно, довольно подробно касается конструкции отдельных механизмов и агрегатов.

Я начал было подумывать о том, что слишком заузил свой доклад, и стал мысленно его расширять, как вдруг слышу:

- Товарищ Маханов, вы слишком подробно... Пожалуйста, нельзя ли покороче?..

Это сказал Ворошилов. Маханов мгновенно умолк, на лице его появилась растерянность. Видя это, Сталин заметил Ворошилову:

- Зачем вы его сбиваете, пусть он докладывает, как приготовился.-И затем Маханову: - Продолжайте!..

Маханов оживился, слегка улыбнулся и стал продолжать. Я думал: как же мне докладывать? Коротко или длинно? Посмотрел, сколько выставлено пушек, и решил: коротко!

Ведь предстояла еще стрельба и возка. Длинные доклады могут сорвать полный показ. Но после столь обстоятельного сообщения И. А. Маханова не удивит ли моя предельная краткость? Не подумают ли, что я не приготовился?

Много возникало у меня всяких мыслей, но предупреждение Ворошилова, сделанное Маханову, утвердило во мне принятое решение. Не обо всех пушках можно слушать столь подробно.

Осмотр универсальной пушки окончился, все направились к нашему орудию. Я почувствовал, как кровь прилила к лицу. Мысли спутались. Казалось, вот-вот я потеряю самообладание.

Послышался голос Ворошилова:

- Товарищ Грабин, расскажите о своей пушке.

Начал я не сразу. Рука сама было потянулась в карман, где лежала заготовленная шпаргалка, и тут же мне стало стыдно.Что я, не знаю своей пушки?

Сначала заговорил довольно тихо и, наверное, невнятно, потом овладел собой и начал докладывать, стремясь четко сформулировать основные положения.

Начал с пушки Ф-22.

Сказал о ее назначении, перечислил основные показатели - габариты, вес в походном и боевом положении, начальную скорость снаряда, дульную энергию, или, иначе говоря, мощность, которая может быть повышена.

Отметил, что примененная нами новая гильза способна вместить увеличенный заряд пороха: повышение мощности пушки может потребоваться для пробивания брони более совершенных танков.

Сейчас пушка способна уничтожить любой танк из находящихся на вооружении других армий, но мы думаем, что мощность броневой защиты будет наращиваться и за счет толщины брони

И за счет научно-исследовательских и конструкторских достижений - путем нахождения наиболее невыгодного для снаряда угла встречи с броней, чтобы достичь большего рикошетирования, и за счет повышения качества стали.

Подчеркнул большую скорострельность Ф-22 в сравнении с трехдюймовкой и то, что Ф-22 соответствует всем тактико-техническим требованиям Артиллерийского управления НКО, предъявленным к полууниверсальной пушке, но она на 550 килограммов легче и создана нашим КБ по своей схеме.

Изготовлена из отечественных материалов и на отечественном оборудовании, что очень существенно, особенно в случае войны.

Коротко объяснив устройство главных агрегатов, обратил внимание на то, что ствол имеет свободную трубу, которая при необходимости может быть заменена другой даже в боевой обстановке.

Все мои объяснения сопровождались демонстрацией соответствующих механизмов.

Вопросов мне было задано немного. Я не понял, удовлетворил ли всех мой доклад.

Руководители партии и правительства направились к следующей нашей пушке, а ко мне подошел директор и сказал, что я был слишком краток и что о второй пушке он сделает сообщение сам.

Его заявление меня потрясло. Не успел я опомниться - он уже докладывал.

Но и Леонард Антонович проговорил недолго. Все направились к полууниверсальной пушке завода имени Калинина, оттуда стал доноситься голос В. Н. Сидоренко, начальника КБ, а я стоял и тяжело переживал свою неудачу. Очень жалел, что не доложил так же подробно, как Маханов, но уже было поздно.

Не пойдешь и не попросишь еще раз выслушать тебя по поводу той же пушки. Не было никакой возможности исправить положение, хоть уходи. В общем, горькие мысли прямо роились в моей усталой голове.

Вдруг вижу. Сталин отделился от всей группы и направился в мою сторону.

Что это может значить, почему вдруг он направился опять на правый фланг? Я продолжал стоять в стороне, но все мои мысли, только что меня волновавшие, мгновенно испарились, меня стало занимать лишь то, что Сталин идет в мою сторону. А Сидоренко продолжает докладывать о своей пушке.

Сталин подошел к дощечке, на которой были выписаны данные о нашей "желтенькой", остановился и стал внимательно знакомиться с ними.

Я все еще стоял в стороне, затем подошел.Сталин обратился ко мне и стал задавать вопросы.

Его интересовала дальность стрельбы, действие всех типов снарядов по цели, бронепробиваемость, подвижность, вес пушки, численность орудийного расчета, справится ли расчет с пушкой на огневой позиции и многое другое.

Я отвечал. Долго длилась наша беседа, под конец Сталин сказал:

- Красивая пушка, в нее можно влюбиться. Хорошо, что она и мощная и легкая.

Мне было приятно слышать столь высокую оценку, но я ничего не сказал, а Сталин повернулся и пошел к группе, которая слушала доклад о следующей пушке.

Я тоже присоединился к группе, осматривавшей выставленные орудия. О новых, опытных докладывали конструкторы, а о принятых на вооружение - военные инженеры Артиллерийского управления НКО.

Подошли к зенитной 76-миллиметровой пушке, установленной на шасси грузового автомобиля. Эта конструкция повторяла решение Ф. Ф. Лендера, который, как известно, установил 76-миллиметровую зенитную пушку на шасси автомобиля еще в годы первой мировой войны.

Орудийному расчету была подана команда занять места для марша. Красноармейцы выполнили команду нечетко, неловко карабкались на платформу. Не понравилось это Семену Михайловичу Буденному.

Он подошел к платформе и сказал:

- Вот как нужно исполнять команду!

Не успели оглянуться, а он уже наверху. У него это получилось так ловко, что вызвало одобрительный смех у всех присутствующих.А Буденный сидит на платформе и поглаживает свои лихие усы. Красноармейцы не сумели повторить вскок столь же четко, как это вышло у него.

Затем направились к 122-миллиметровой корпусной пушке А-19, находящейся на вооружении армии, осмотрели еще ряд орудий, в том числе 203-миллиметровую гаубицу Б-4. За это время не было ни одного перерыва на отдых Наконец пришли к последнему орудию большой мощности.

Докладывал начальник КБ Магдасеев. Он был краток. Орудие произвело благоприятное впечатление.

Сталин поговорил с рабочими завода, среди которых были и пожилые и молодежь.

Поинтересовался, как старшие передают свой опыт молодым и как молодые его воспринимают. В конце беседы сказал:

- Хорошо, что вы дружно работаете. Всякая, даже маленькая драчка пагубно отражается на деле.

На этом ознакомление с материальной частью артиллерии было закончено. Руководители партии и правительства и другие товарищи направились к блиндажам, чтобы оттуда наблюдать стрельбу. Когда они вошли в блиндажи, на огневой позиции раздалась команда "к бою".

Орудийные расчеты бросились к пушкам. Артиллеристы действовали четко и только на правом фланге замешкались: не могли перевести 76-миллиметровую универсальную пушку завода "Красный путиловец" из походного положения в боевое.

Внимание всех невольно сосредоточилось на этом. Маханов волновался, однако помочь ничем не мог. Я хорошо понимал его.

Любой конструктор остро переживал бы такую неприятность. Через несколько минут нервы Маханова не выдержали, и он, что называется, хватил через край: во всеуслышание заявил, что орудийный расчет никуда не годится.

Все на полигоне посмотрели на него с укоризной

Наконец с помощью рабочих орудийный расчет справился - перевел пушку из походного в боевое положение. Но эта заминка, а особенно заявление Маханова оставили неприятный осадок.

Как только орудие подготовили к бою, последовала команда "огонь". Все прильнули к щелям. Грянул выстрел. Полуавтоматический затвор не сработал. Замковый вручную открыл затвор и выбросил гильзу.

Последовал второй выстрел, затем третий: Полуавтоматический затвор чаще отказывал, чем работал. Наконец было сделано положенное число выстрелов, подали команду "отбой".

Надо сказать, не только Маханов переживал неудачу, но и я вместе с ним: как-то поведет себя полуавтоматический затвор на наших пушках? И вот команда нашему орудию: "Огонь!"

Орудийный расчет выполнил команду четко, это было приятно, но нервы мои сильно напряглись.

- Орудие!

Грянул выстрел, полуавтоматический затвор сработал. Затем второй, третий выстрел и последний.

Все в порядке. От волнения и радости у меня даже дух захватило. Как только орудие умолкло, Сталин сказал Маханову:

- Ваша пушка отказывала, а пушка Грабина работала четко, даже приятно было смотреть.

- Грабин - мой ученик,- ответил Маханов.

- Это хорошо,- сказал Сталин,- но он вас обскакал.

Стрельба продолжалась. Это было зрелище внушительное. Началось с 76-миллиметровых пушек и закончилось самыми крупными калибрами.

Трудно передать словами всю красоту этой стрельбы - она показывала, насколько мощна наша артиллерия. Когда закончилась стрельба из последнего орудия, Сталин произнес: "Все!" - и отошел от амбразуры.

Выйдя из блиндажа, заговорил негромко, как бы думая вслух:

- Орудия хорошие, но их надо иметь больше, иметь много уже сегодня, а некоторые вопросы у нас еще не решены. Надо быстрее решать и не ошибиться бы при этом.

Хорошо, что появились у нас свои кадры, правда, еще молодые, но они уже есть. Их надо растить.

Мы с Махановым шли рядом с ним, я справа, а он слева, но ни я, ни он не промолвили ни слова - было ясно, что Сталин не с нами ведет этот разговор.

Потом он остановился. Остановились и мы. Сталин сказал:

- Познакомьтесь друг с другом.

Мы в один голос ответили, что давно друг с другом знакомы.

- Это я знаю,- сказал Сталин,- а вы при мне познакомьтесь.

Маханов взглянул на меня с приятной улыбкой, и мы пожали друг другу руки.

- Ну, вот и хорошо, что вы при мне познакомились,- сказал Сталин.

Я не мог ничего понять.

Сталин обнял нас обоих за талии, и мы пошли по направлению к нашим пушкам. Через несколько шагов Сталин опять остановился и сказал:

- Товарищ Маханов, покритикуйте пушки Грабина.

Этого ни один из нас не ожидал. Подумав, Маханов сказал:

- О пушках Грабина ничего плохого не могу сказать.

Не ожидал я такого ответа, даже удивился. Тогда Сталин обратился ко мне:

- Товарищ Грабин, покритикуйте пушки Маханова.

Собравшись с мыслями, я сказал, что универсальная пушка имеет три органических недостатка. Перечислил их и заключил:

- Каждый из этих недостатков приводит к тому, что пушка без коренных переделок является непригодной для службы в армии.

Сказав это, я умолк. Молчали и Сталин с Махановым. Я не знал, как они отнесутся к моим словам, и испытывал некоторую душевную напряженность, но не жалел о том, что сказал.

"Если бы меня не спросили, я не сказал бы ничего, - рассуждал я мысленно, - ну, а раз спросили!.."

Помолчав немного, Сталин предложил мне:

- А теперь покритикуйте свои пушки.

Этого я уже совершенно не ожидал. Ждал или не ждал - неважно. Умел критиковать чужую пушку, сумей покритиковать и свои.

И тут меня очень выручил стиль нашей работы - то, что мы всегда объективно оценивали нами сделанное. Строго оценили на описанном мною совещании и эти пушки. Я рассказал о недостатках.

Перечисляя их, объяснял, как они могут быть устранены, и в заключение сказал, что устранение дефектов значительно улучшит боевые качества пушек. От своей самокритики я даже вспотел.

Сталин сказал:

- Хорошо вы покритиковали свои пушки. Это похвально. Хорошо, что, создав пушки, вы видите, как они могут быть улучшены.

Это значит, что ваш коллектив будет расти, прогрессировать. А какую из ваших пушек вы рекомендуете принять на вооружение?

Опять неожиданный вопрос. Я молчал. Сталин спросил еще раз.Тогда я сказал, что надо бы прежде испытать пушки, а потом уже давать рекомендации.

Сталин:

- Это верно, но учтите, что нам нужно торопиться. Времени много ушло, и оно нас не ждет. Какую же вы рекомендуете?

Я сказал, что рекомендую "желтенькую".

Сталин в ответ спросил:

- А почему именно эту, а не другую?

- Она лучше, чем Ф-20.

- А почему она лучше?

- Ф-22 мы проектировали позже, чем Ф-20, учли и устранили многие недостатки.

- Это хорошо. А теперь мы отправим вашу пушку в Ленинград, пусть военные ее испытают. Я правильно понял вас, что в ней нет ничего заграничного?

- Да, товарищ Сталин, она создана нашим КБ по своей схеме, изготовлена из отечественных материалов и на отечественном оборудовании.

- Это замечательно,- сказал Сталин.

Похвалу слышать было приятно, но отдавать военным для испытаний опытный образец пушки - такого в практике проектирования никогда не было.

Всегда КБ предварительно отлаживало, испытывало опытный образец, а потом сдавало его заказчику. Никогда еще не бывало, чтобы опытный образец без заводских испытаний был направлен на полигонные.

- Ну что ж, не бывало, так будет,- сказал Сталин.

Я пытался доказать, что совместить заводские испытания с полигонными невозможно: у каждой организации свой подход. Когда завод испытывает и обнаруживает дефекты, он их устраняет и изменяет чертежи, то есть по ходу испытаний дорабатывает пушку.

Полигон же стремится выявить в новой пушке как можно больше дефектов и все, что выявляет, записывает, после чего делает свои предложения и выводы.

Я боюсь, что мы не сумеем одновременно испытывать и дорабатывать пушку. Как бы не удлинился период отработки и испытания.

Не хотелось мне говорить, что Ф-22 сделана без согласования с Артиллерийским управлением, что она спроектирована и изготовлена по инициативе КБ и с разрешения Орджоникидзе.

Не хотелось выступать с пушкой, которая сделала всего лишь пять выстрелов и совершенно не прошла никакой обкатки.

- Поймите,- сказал Сталин,- что нужно экономить время, иначе можно опоздать. Отправим пушку сразу на полигон, ускорим решение вопроса...

Лишь впоследствии я понял весь смысл этих слов:

"Нужно экономить время, иначе можно опоздать".

Центральный Комитет партии видел гораздо яснее и дальше нас, рядовых коммунистов. Конечно, мы тоже с тревогой следили за тем, как германские фашисты накапливают силы.

13 марта 1935 года они объявили о создании запрещенных Версальским мирным договором германских военно-воздушных сил.

Через три дня Гитлер ввел всеобщую воинскую повинность и заявил, что будет создана армия в 500 тысяч человек.

Зловеще прозвучали его слова в рейхстаге, о которых сообщила газета "За индустриализацию" 23 мая 1935 года, всего за три недели до смотра нашим правительством образцов новых артиллерийских орудий.

"Как мы, так и большевики убедились в том,- заявил Гитлер,- что между нами существует пропасть, через которую никогда не может быть мостов".

При этом он добавил, что для национал-социализма недопустимо миролюбивое отношение к большевизму:

"...мы являемся его злейшим и наиболее фанатичным врагом".

Центральный Комитет нашей партии предвидел развитие событий истории и готовил страну к обороне. Мало кто был посвящен в дело ввиду строжайшей его секретности, но оно делалось неустанно и последовательно изо дня в день...

Я - один из немногих, кто может рассказать на примере работы Приволжского завода о путях развития отечественной дивизионной, танковой, противотанковой и некоторых других видов артиллерии в 30-х годах, о том, как создавались их образцы, как готовились и воспитывались кадры.

Итак, мне было отрадно, что предпочтение отдано нашей пушке, созданной вразрез с идеей универсализма. И я прекратил свои возражения, поняв, что они неуместны. Мы направились к универсальной пушке Маханова.

К ней уже была подана упряжка лошадей. И на этот раз тоже произошла неприятность. упряжка не могла стронуть универсальную пушку с места, а наша пушка пошла спокойно.

Не выдержал Маханов и заявил, что кони к его пушке поданы плохие.

Сталин посмотрел на него и сказал:

- Вам и людей плохих дали и коней плохих... Все плохое а Грабину все подходит: и люди и кони, он ни разу никого не охаял.

Постепенно все пушки вытягивались в колонну и шли по заданному маршруту. Руководители партии и правительства, все гости поднялись на пригорок и наблюдали за движением колонны.

Зрелище было прекрасное. Слышны были восторженные отзывы. В этой колонне шли и наши три пушки, особенно выделялась на зеленом фоне "желтенькая".

Любуясь этим необыкновенным парадом, я заметил, что у одной из наших пушек ствол вроде бы поднялся кверху.

Я так и замер. Не дай бог, люлька за что-нибудь зацепится своими клыками - будет беда! Теперь уже не красота происходящего влекла меня к себе - взгляд мой не мог оторваться от качающегося ствола одной из наших пушек.

Что же произошло? Орудийный расчет не закрепил балку по-походному. При движении пушку тряхнуло, и некоторые части механизма, которые должны быть сцеплены, расцепились.

К счастью, до конца обкатки оставался небольшой и ровный участок дороги, и все кончилось благополучно.

Обкатка была последней, завершающей частью программы. Руководители партии и правительства сфотографировались со всеми участниками показа материальной части советской артиллерии, поблагодарили нас, распрощались и уехали.

До возвращения в гостиницу у меня не было возможности осмыслить все, что произошло за день.

Да и в гостинице физическая усталость брала свое Но события дня были столь необычны!

Впечатлений было очень много. Из руководителей партии и правительства я до этого дня видел только Ворошилова - он выступал у нас в Артиллерийской академии. Всех остальных - впервые.

Лишь постепенно переключился я на подготовку к следующему дню. Привел в систему свои соображения о наших пушках и пушках "конкурентов".

Достал свой письменный доклад, ту самую "шпаргалку", внимательно его прочитал и сопоставил с тем, что доложил на полигоне, наметил вопросы, на которых следует остановиться на заседании в Кремле.

Впервые я буду участвовать в столь высоком и ответственном заседании. Как нужно на нем выступать? А выступать придется. Хорошо бы не первым, послушать бы сначала, как выступают другие.

Снова все, что собирался сказать, записал и положил в карман Лег поздно, желая поскорее заснуть, чтобы встать на следующий день со свежей головой, но уснуть не мог долго....."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Из рассказа конструктора Грабина видна оригинальный подход Сталина к решению сложных вопросов.

Он мог за короткое время путём нестандартных вопросов увидеть лучшего конструктора,лучшую пушку и потребовать ускорить процесс.

Немаловажно что Грабин упомянул о речах Гитлера--показав что руководство страны уже в 1935 году знало о готовящейся агресссии нацизма против СССР.

И с вооружением армии более нельзя было медлить,иначе можно было опоздать,до войны оставалось не более шести лет.