Один из отверженных
Иван Васильевич Николаенко
(1890 г. – 1984г.)
( К столетию начала первой мировой войны)
Познакомились мы с Иваном Васильевичем Николаенко при весьма торжественных обстоятельствах. Моя будущая жена решила «показать» меня своим родителям.
Во дворе дома нас встретил стройный седой старичок с добрыми глазами и, практически, не тронутыми сединой тёмными волосами, которого будущая жена представила, как мой папа. Протянул и пожал мне руку. Жестом пригласил пройти в дом. Познакомились и начались подобающие при таких случаях разговоры о том, сём. Одним словом – разогрев.
Оглядывая осторожно интерьер комнаты, на одной из стен заметил портрет военного, увешанного крестами и медалями. Хотя портрет был выполнен не очень качественно местечковым фотографом в средине прошлого века из чёрно – белого снимка в цветной (внуки перевели его в цифру), на портрете я узнал хозяина дома в молодости, а, следовательно, своего будущего тестя.
Мои офицерские погоны быстро сблизили нас. Я стал осторожно допытываться о его службе, но, к сожалению, это было весьма затруднительно, так как сильнейшая контузия после взорвавшегося рядом с ним немецкого снаряда почти полностью лишила его слуха. Его речь была несколько не внятной, которую я воспринимал с трудом, но домашние его понимали хорошо.
Сам он украинец по национальности, его корни уходят в Екатеринославскую губернию (Днепропетровская обл.) Образование очень слабое, читал и писал с трудом, разговаривал на суржике. Волею судьбы или Столыпина (доподлинно неизвестно) оказался на берегах Ишима в районе нынешней Астаны (Акмолинск), откуда и был в 1911 году призван на службу. Семья была бедной, так как до армии работал у помещика, о чём вспоминал беззлобно и весело. С тех пор проникся культом хлеба. Куда бы ни пошёл всегда набирал много хлеба разных сортов, приговаривая : «А всё - таки коммунисты накормили народ хлебом».
Воевал все годы до контузии на Северо – Западном направлении в районах: Августовские леса в Польше, Беласток, Гродно, Осовецкя крепость, Пружаны и т.д.
Первую награду получил за взятие в плен немецкого полевого госпиталя с майором во главе.
Заимев несколько наград, стал привлекаться к несению почётного караула на совещаниях высших чинов, что приносило не малую прибыль.
Каждый высокий чин, увидев такого гвардейца, одаривал его значительными по тем временам деньгами: десятка, двадцатка, а то и 50 руб.
Так что вернулся он на берега Ишима после контузии вполне состоятельным женихом 27 лет.
Невесту нашли ему сразу. Ей оказалась дочь зажиточного хозяина 17 летняя красавица Ефросинья. Сыграли свадьбу да жить бы им и детей наживать, но грянула беда. Дошла и туда революция со всеми бедами и поисками врагов.
Пришлось прятать ордена и медали, ведь войну вёл «царь – кровопивец», а Иван Васильевич прислуживал ему. Значит заодно. Однажды ночью заполыхал сарай. Горел инвентарь, скот, а за одно и награды, тщательно спрятанные под стрихой ( нижний край крыши) сарая. Одним словом – жизни, ни какой. Собрались три или четыре семьи, запрягли коней в сани, побросали в них детей и пожитки и ночью через степь бежали в Среднюю Азию, хороня по пути умиравших от болезни детей. Из четверых мальчиков выжил один.
Поселились в селе Солдатском, сплошь заселённом русскими и украинцами, в 70 км от Ташкента в долине реки Сыр Дарьи. Село довольно большое, возникшее, очевидно, со времён завоевания Средней Азии и строительства туда железной дороги, с небольшой церковью, райкомом партии и русской школой – десятилеткой. Там они и жили с Ефросиньей Петровной, родившей на новом месте пятерых теперь уже дочерей.

Иван Васильевич и Ефросинья Петровна в средине 70х прошлого века.
Поражало трудолюбие этих людей, привыкших надеяться только на себя. Небольшой домик и участок при нём в 12 соток содержались в идеальном состоянии. Растительность напоминала, с одной стороны, ботанический сад по обилию растений, а с другой – ташкентский базар по обилию и разнообразию плодов. За всё время работы в колхозе( с начала его образования) с зари и до зари, а то и круглосуточно, как заведующий фермой, получил пенсию, где то рублей 35, а Ефросинья Петровна – рублей 15, так как прерывался стаж на рождение и воспитание детей.
Посещали мы их с женой не часто. Служил я первую половину службы на Дальнем востоке, а вторую - на Западной границе. Так что были ограничены в возможностях.
В начале 70х, во время службы в Москве, пригласил их в гости, хотя мы и жили тогда в коммуналке с двумя детьми. На что они откликнулись и пробыли у нас в гостях 10 - 12 дней беспокоясь постоянно об оставленном хозяйстве в разгар лета. По состоянию здоровья Ефросинья Петровна не смогла составить тур компанию, но мы с Иваном Васильевичем объездили и обходили все популярные тогда в Москве места: Красная площадь, Мавзолей, Воробьёвы горы, ВДНХ и много ешё чего.
Поразился он однажды, когда увидел разбитую плиту на могиле Сталина.
Это был добрый, светлый человек, с большим чувством юмора, несмотря на преклонный возраст. На предложение подобрать ему слуховой аппарат отвечал: «Ни в коем случае, я не желаю слушать то, что бабка думает про меня вслух»
Умер на Пасху в апреле 1984 года. Похоронили мы его в г. Ташкенте, где он проживал последние годы в семье одной из дочерей.
Комментарии