В Одессе установят памятник Валерии Новодворской

Считаю, что памятник должен быть взорван сразу же после открытия, а затем залит карболкой и обложен чесноком с последующим многоуровневым бетонированием осквернённого места.

если конечно он не национал-предатель. те как правило если и уважают президентов. то исключительно заокеанских.

Комментарий удален модератором

Веста Беста - провокаторша полька с Украины из Тернополя.

Полякам всегда нравилось стравливать украинцев и русских.

А ведь клялась, что дэвушка....

Говорят у вас там и такая "шутка " ходит:

Америка будет воевать с Россией до последнего украинца....

Народ Богоносец! Евреи что ли? Так они скорее богоборцы.

Народ рогоносец?

"Элита" изменяет Богам своего народа с богами соседей, народ, как всегда, узнаёт последним.

Например, куча дерьма...

Комментарий удален модератором

Комментарий удален модератором

У этой дэвушки видимо так много накопилось нерастраченной энергии, что требовался просто жеребец ...

Русская литература – Храм. Убежище. Так поступали христиане в старину: разбитые, побежденные, все потерявшие, они затворялись от врага в храме. И ждали чуда или погибели.

Русские в гимне поют:

Россия — любимая наша страна.

Могучая воля, великая слава —

Твоё достоянье на все времена!

Славься, Отечество наше свободное!

А несчастные украинцы заклинают смертельно больного:

Ще не вмерли в Україні

Отпевают потихоньку...

До Пушкина не было ни поэзии, ни беллетристики. Какие-то «lettres» (словесность), конечно, были, но уже никак не «belles». Литературу надо было брать приступом, как вражескую крепость. Древняя, неуклюжая, ископаемая, ржавая, как антикварные латы, и тупая, как древний тяжелый меч, отнюдь не волшебный, а просто забытый. Неуклюжий Княжнин, официозный Державин, техногенный Ломоносов, певший оды стеклу, как для журнала «Техника – молодежи»… Скелет поэзии с ужасными рифмами, без плоти, без красоты, как у Кюхельбекера, у Рылеева, у Тредьяковского…

Одесса как всегда посмеется над своим мэром...

Будут встречаться "под жабой"....

Они навезут бандеровцев из других районов, помайданят, памятник Пушкину сожгут ( в вандальстве обвинят Антимайдан) и на его месте поставят памятник Новодворской....

Комментарий удален модератором

Комментарий удален модератором

Укоротить поэта: вывод ясен,

И нож в него, но счастлив он висеть на острие,

Зарезанный за то, что был опасен!

Высоцкий тоже был поэт и тоже не кончил добром. Из всех великих русских поэтов тюрьма, сума, беда, ранняя смерть, Голгофа миновали только Тютчева.

С неизменным уважением к любому оппоненту, guenplen.

Или у Вас нет иного способа?

А попробуйте соединить всё в единый текст да и опубликовать отдельной темой - обсудим.

До ее дошло ,хотя и поздно.

Мчатся бесы, рой за роем

В беспредельной вышине,

Визгом жалобным и воем

Надрывая сердце мне…

Но и темное золото византийской традиции не миновало его.

Пушкин примеривал на себя роль Андре Шенье, он мог бы взойти на эшафот:

Не слышат. Шествие безмолвно. Ждет палач.

Но дружба смертный путь поэта очарует.

Вот плаха. Он взошел. Он славу именует…

Плачь, муза, плачь!..

Умереть в чистом поле – это нормально для дворянина, храбреца, повесы. В конце концов, Пушкин так и умер. Красиво умер.

Так что это до вас не дошло!

А она не слагала. Одна. За это и ненавидят.

Сегодня мы не знаем, какие прогнозы на будущее ошибочны, а какие верны.

Но она была честной и в правде и в заблуждениях.

Есть ещё такой человек сейчас в России?(

Комментарий удален модератором

Равны мне писари, уланы,

Равны законы, кивера,

Не рвусь я грудью в капитаны

И не ползу в асессора.

Ему хотелось «рукой неосторожной в июле распахнуть жилет». Но он опознает Минотавра, опознает в 19 лет. И «власть роковая» – это навечно, таково уж ее свойство в России, несмотря на флаги и гербы.

Паситесь, мирные народы!

Вас не разбудит чести клич.

К чему стадам дары свободы?

Их должно резать или стричь.

Наследство их из рода в роды —

Ярмо с гремушками да бич.

Что хочет, то и носит он.

Как часто великая задача власти, ее поприще, ее месседж становится проклятием! Бремя власти. И вот Годунов тщетно пытается купить вестернизацию Руси ценой слезы невинного и убиенного по его приказу царевича Димитрия (узнали, откуда у Достоевского ноги растут в «Братьях Карамазовых»?), а в «Медном всаднике» трагедия и бунт маленького человека Евгения (вот еще одна вечная тема) жестоко попираются и подавляются Строителем с медным сердцем.

И обращен к нему спиною в неколебимой вышине,

Над возмущенною Невою стоит с простертою рукою

Кумир на бронзовом коне.

Он хорошо жил и хорошо умер, а хоронили его жандармы. Они хотели, чтобы было тихо. Но тишины не было и на Страстном бульваре. С 1965 года к нему в 19 часов вечера шли диссиденты. Потому что «в свой жестокий век восславил он свободу и милость к падшим призывал». Новые жандармы диссидентов уволакивали, и Пушкин оставался с жандармами наедине: и 5, и 10 декабря. Жандармы хотят, чтобы было тихо, а народная тропа все не зарастает и не зарастает.

Россия, Лета, Лорелея. Бессмертие. Ночь, фонари, Вечность.

* * *

Настанет день, – печальный, говорят! —

Отцарствуют, отплачут, отгорят, —

Остужены чужими пятаками, —

Мои глаза, подвижные как пламя.

И – двойника нащупавший двойник —

Сквозь легкое лицо проступит – лик.

Нежась наподобие простынь —

Железнодорожные полотна,

Рельсовая режущая синь!

Пушкинское: сколько их, куда их

Гонит! (Миновало – не поют!)

Это уезжают-покидают,

Это остывают-отстают.

Это – остаются. Боль как нота

Высящаяся… Поверх любви

Высящаяся… Женою Лота

Насыпью застывшие столбы…

Что сказал о поэтах самый эталонный поэт из них всех: небожитель, архангел, творец, избранник, гений, райская птица? Борис Пастернак, умевший находить наслаждение даже в мученичестве, даже в смерти. Все гедонисты, эпикурейцы и киники умерли бы от зависти, если бы узрели (и прочитали) эти слова Бориса Леонидовича.

Мудрость его, пастернаковской, осени, спелой, прекрасной, сочной, теплой, но с ночным холодком вечности: «Обыкновенно свет без пламени исходит в этот день с Фавора, и осень, ясная, как знаменье, к себе приковывает взоры». Или: «Лес разбрасывает, как насмешник, этот шум на обрывистый склон, где сгоревший на солнце орешник словно жаром костра опален». Вот тогда он и написал в «Ночи»: «Не спи, не спи, художник, не предавайся сну. Ты – вечности заложник у времени в плену». Принято считать, что заложники только страдают. А уж заложники советской власти – и подавно.

Что-то вас объединяет.

Как это подходит к блоковскому «О, весна без конца и без краю – без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!…Принимаю пустынные веси! И колодцы земных городов! Осветленный простор поднебесий и томления рабьих трудов!» Да, Пастернак подписался бы под блоковским финалом, в который не вышел автор, но вышел он сам: «И смотрю, и вражду измеряю, ненавидя, кляня и любя: за мученья, за гибель – я знаю – все равно принимаю тебя!»

Родители Пастернака были люди Ветхого Завета, настаивавшие на своем еврействе; Борис же свое еврейство всегда отрицал, оно ему было неинтересно. Русская няня водила его в церковь, священник благословил мальчика и окропил его святой водой. Пастернак воспринял это как крещение. Потом он вырос и перестал ходить в храм (у него будет свой: Храм русской литературы). Он не практиковал, но верил. Он был вольнодумцем, но ревностным христианином: самые глубокие и проникновенные стихи о христианстве принадлежат ему, поколение 50-х (и уж конечно, последующих десятилетий) выросло на них и не мыслит себе без этих стихов ни звуков органа, ни колокольного звона, ни крестного хода.

И в бюджет денежка пойдет.

Комментарий удален модератором

В Пендросии дел нет?

Так что, посмотрев на те же скудные (для Серебряного века) деньги Швейцарию и Италию, Пастернак уедет в Москву. Муза ведет поэта его дорогой. Первые пять стихотворений он напечатает в альманахе «Лирика» в 1913 году.

«Где, как обугленные груши, с деревьев тысячи грачей сорвутся в лужи и обрушат сухую грусть на дно очей» – это 1912 год.

Великий поэт едва не попал на германский фронт. Его Антипова, Патулю, Пашу (из «Доктора Живаго») потом не сумеют отговорить. Он попадет в окопы и оттуда не вернется, превратится в большевика Стрельникова.

Поэты и цари

ЛУЧШАЯ ИСТОРИЯ РУСИ

За свою многотрудную историю русский народ веровал во многих богов. Веровал плохо и нетвердо: Перуна утопили в Волхове, а в 1918 году с христианских храмов сшибали кресты, а священников сажали на кол.

И только один Храм за долгие, темные и смутные века остался у нас неоскверненным, и один Бог всегда нам сопутствует. Это Храм великой русской литературы, а имя Богу – красота, искусство, идеал. То есть все тот же мандельштамовский девиз: «Россия, Лета, Лорелея».

Комментарий удален модератором