СОВСЕМ ЧУЖИЕ или РАГУЛИ ЛЮБЯТ БИРЮЗУ

СОВСЕМ  ЧУЖИЕ  или

РАГУЛИ ЛЮБЯТ БИРЮЗУ

     Похоже, не я один думаю, что мир  сошел  с ума. Только мне кажется, что  массовое  помешательство – это вирус, переползающий откуда-то из Европы. От той Европы, которая гадит сейчас на  ступенях  Лувра , упирая на отсутствие запрещающей таблички.

Что такое мораль, совесть, элементарные нормы приличия, правила человеческого общежития, там, похоже, давно позабыли. А может, и не знали. И если воспитывать и вкладывать в воспитание дело трудоемкое и неблагодарное, то растить невоспитанных гораздо проще. Европейские  вирусы  плавно начинают внедряться и  в нашу варварскую жизнь.

Не далее, как вчера, разговаривая на улице с младшей дочерью, я заметил, как у нее округлились  глаза. Обернувшись, имел счастье лицезреть просвещенных эуропейцев.  Упороты были оба. Но только один сподобился отливать прямо у входа в парадную, рядом с только вывешенным бельем и, еле  ворочая языком, посылать при этом хозяйку белья. Второму было не до них. Он и на ногах-то еле держался, где уж там посылать кого-то. И через  наркотический туман, и через  истерическую злобу в голосе, мое ухо филолога сразу же уловило нездешний выговор.

Это ведь только кажется, что говоря по-русски в русскоязычном городе, ты легко сойдешь за своего. Даже не знаю, как удается готовить агентов, которых местные принимают за своих. Или, может, в других городах легче сойти за своего. Здесь это практически нереально.

Помню, поговорив с женщиной пять минут, спросил, не из Москвы ли она приехала. Она долго возмущалась  : «Я  в Москве 20 лет живу, и они меня все хохлушкой дразнят, акцент говорят у меня. А тут не  успела  заговорить – вычислили москвичку.

Можно приехать сюда в молодости и до глубокой старости не освоить ту интеллигентную мягкость согласных и нейтральную неоформленность  гласных, которая приобретается с младенчества и неистребимо закрепляется в речи. Многим приехавшим сюда украинцам так и не удается выговориться до старости. И в старости, когда уже не до понтов, они начинают вспоминать р1дну мову и говорить на ужасающем суржике. Они все равно чужие. За рюмкой водки вспоминают они родное село, голозадое детство, овец в поле, и плевать им на историю  и культуру города, в котором они давно живут.

И уверяю вас, что любого агента с его само тщательной подготовкой, легко раскусит самый  захудалый МЕСТНЫЙ житель. Последний наркоман увидит, что два гадящих ушлепка не местные по разговору, по поведению, по нездешней  дури, от которой глаза похожи на стеклянные пуговицы и даже по времени суток, в которое укурки шарятся по улицам.

А вы думали – наркоманы и есть наркоманы? А алкоголики и есть алкоголики? Да местный алкоголик знает всех местных алкоголиков . Он  легче примет рюмку от Васьки, с которым Петька учился в первом классе, чем стакан вискаря от «стремного типа» с пакованом  денег, пусть  даже   это и реальный шанс пробухать на шару пару дней. Потому что с Васькой Петька учился в первом классе, а  Петьку ты знаешь «вот с таких», и значит, оба свои, и значит, с ними можно.

И это понятие «можно» и отличает своего от чужого, равно, как и понятие «нельзя».

10 апреля, на Параде Победы, в колонне с нами было довольно много цыган. Празднично одетые, в основном, молодые, с детьми. И кричали они лозунги иногда громче нашего. В какой-то момент на одной из поперечных улиц колонну перекрыли три автомобиля, которые не успели придержать охранявшие шествие дружинники. Часть людей осталась по другую сторону. Ушедшие вперед немедленно вернулись, заподозрив провокацию. И пока выясняли, что к чему, я заметил, как шедшие с нами  шуганули  своего цыгана-попрошайку. Это была его работа. И в любой другой день никто бы из них этого не стыдился. Но не в праздник, который празднует весь город, не там, где даже те, кто стоит на обочине, аплодирует идущим в колонне. В праздник не по правилам. А одесситы играют по правилам.

Но помимо  подчеркнутой аккуратности с мусором, невозможности плевать  шелуху на асфальт и сандалить в центре города спиртное «из горла», есть еще тысяча мелких признаков, по которым одессит легко узнает неодессита, даже если готовили его в ЦРУ  и предусмотрели, как им казалось, все мелочи.

Но как предусмотреть «синие» вместо « баклажаны», «пшенка» вместо  «кукуруза» и «Ивушка» о доме, где , судя по вывеске, находится салон мобильной связи МТС?

А если ты водитель маршрутки, приезжий, но хорошо знающий город, и какая-нибудь девушка говорит тебе «На Петра Великого», и ты не знаешь, где это , боже тебя упаси сказать ей, что в Одессе нет такой улицы. Ты много дней будешь вспоминать, с каким великолепным презрением она тебе ответила: «Это У ВАС  там  нет Петра Великого, а у НАС, в Одессе, есть». Эти счастливые одесские словечки, которые  ты  приобретаешь у бабушки, всю жизнь прожившей здесь,  интимные подробности жизни родного города, смешные названия вроде Крымско-Колымская вместо Трассы Здоровья. Как  легко распознать чужого, который не только не знает, но и НЕ ХОЧЕТ ничего знать.

Зато он хорошо знает, где и как урвать денег, кто из такой же приезжей массы и в каком родстве состоит, и как в случае чего это родство использовать. И если одессит не знает чего-то о своем городе, он спрашивает у окружающих его своих, и развивает дискуссию, и находит ответ. А приезжий равнодушно признается, что не знает, и спешит себе дальше. Потому что чужой.

Да, и  еще  по одежке. Как бы тщательно рагули не подбирали вещи «по моде», всегда есть что-то, что заставит одессита принаморщить нос. Не то, чтобы одесситы очень хорошо одеваются. Но ни за какие деньги нельзя купить тот небрежный шик и чувство меры в одежде, которые присущи настоящему одесситу. Надеть тельняшку, отделанную кружевами или бантом для одесситки вещь невозможная, Тельняшка – рабочая одежда моряка. Приезжие считают, что таковая тельняшка, наоборот, подтверждает  их одесскость. Как и сувенирные капитанские фуражки, которые носят только приезжие. Как и длинный рукав под шорты, и вьетнамки под длинную юбку. И спортивные штаны под туфли, и вечернее  платье на рынок, и рубашка с запонками под джинсы. И беспородные дети, проводящие лето в деревне, которых  привозят к осени и лупят как приблудных собачат, одевают либо чересчур помпезно, либо совсем убого… И не в этом вообще все дело.

 Можно приехать сюда и сразу полюбить этот город, и принять его жителей, и ВПИТАТЬ  СРАЗУ ЕГО АТМОСФЕРУ И СТАТЬ СВОИМ. А МОЖНО НЕНАВИДЕТЬ ТЕХ, КТО ЗДЕСЬ ЖИВЕТ , И УБИВАТЬ ИХ ЗА ТО, ЧТО ОНИ не такие. И В ЭТОМ СОСТОИТ РАЗНИЦА МЕЖДУ чужим и своим.

Можно жадно запихиваться южной экзотикой, которую одессит воспринимает, как обыденность, и выдавать себя даже этим. Можно пренебрегать историей города, в котором живешь, гордиться тем, что тебе это не нужно и презирать воспитанных детей за то, что они это знают. Можно спрашивать у студентов вуза, в который ты пихаешь чадо , «приличное» ли это заведение  и не знать, каких великих людей воспитал этот вуз. Можно гадить на пляже, потому что тебе лень вынести мусор наверх в мусорный контейнер.

Потому что це Укра1на, и це наша земля, а кацапы, которых пона1хало  много лет назад,  пусть уезжают в Россию , а не хотят уезжать, значит, будем убивать  безоружных мирных одесситов за то, что они не такие, как мы, и думают по-другому.

Рагули любят кислотные цвета – бирюзовый, розовый, салатовый, одеваются по своим модным понятиям, плодятся и размножаются, и старательно набивают животы ранее не виданной едой, делая из нее культ и всячески демонстрируя, насколько привыкли они к этим деликатесам. Для людей, чьи предки на рождество лепили вареники с калиной (а больше не с чем было) и мясо ели по праздникам, если кто-то в селе колол свинью. Они удивительно быстро начинают разбираться в благах цивилизации. Но цивилизованности так и не приобретают. Только хитрая селянская смекалка подсказывает им, как избежать нежелательной работы.

Как объяснить свое нежелание служить в армии не природной трусостью, а  тем, что «мирных, неподготовленных людей бросают против хорошо обученных боевиков ядерной державы».С виду, они, конечно, похожи на людей . Но, судя по тому, что они с нами делают, они вряд ли люди. Они больше похожи на пришельцев с другой планеты. НА ЧУЖИХ.

Разве можем мы, такие разные, такие непохожие, ужиться в одном государстве? Мы ЗНАЕМ, что нет. И они ЗНАЮТ. Но вместо того, чтобы расстаться с нами полюбовно, они начали нас убивать.

Как в голливудском блокбастере  -  повсюду оказались ЧУЖИЕ.

Они нам СОВСЕМ ЧУЖИЕ.

Разве мы уживемся с ними в одном доме? МЫ знаем, что НЕТ. И они ЗНАЮТ.

И это, увы, не кино.  Это страшная  война. Тут уж либо мы, либо нас. И за то, чтобы «мы», стоит бороться.

Виктор Гром