О термине "великоросс" и триединстве Отечества

Одно из наиболее авторитетных энциклопедических изданий Российской империи, Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (том 18А, 1896 год), описывал великороссов следующим образом:

«Термин «великорусы» представляет географическое, антропологическое, этнографическое и историческое значение, смотря по тому, какие признаки имеются в виду или чему придаётся большее значение. В географическом отношении имя «Великой России» должно признаваться равнозначительным с древней «Московией» иностранцев, например, — как это предлагал Надеждин, — в пределах великого княжества Московского в 1462 г., при смерти Василия Васильевича Темного, когда оно простиралось уже от Ельца до Устюга и от Калуги до Вятки, причём необходимо пополнить эту территорию тогдашним великим княжеством Тверским, областью Пскова, пятинами Новгородскими, восточною частью древнего Смоленского княжества, Северскими уделами по Оке, между Десною и Доном, и великим княжеством Рязанским.»

Первым в известной нам истории, термином «великороссы» воспользовался лексикограф, поэт, переводчик религиозной литературы, один из первых восточнославянских типографов в землях Руси Памва Берында в своём «Лексиконе славеноросского языка». В послесловии к «Триоди постной» он писал, что она издана «для Великороссов, Болгаров, Сербов и прочих подобных нам в православии»

  На протяжении XVII—XVIII веков термины русские и великороссы применялись бессистемно.

Например, Татищев отождествлял великороссов с новгородцами и псковичами. Этноним «великороссы» в значении жителей Московского государства встречается в одном из сочинений Иоанна Вишенского  —  православного монаха Речи Посполитой, влиятельного западнорусский духовный писателя, ревнителя православия и «единства многоименитого русского рода».

  Понятия Русь Изначальная и великороссы сильно взаимосвязаны. Ростово-Суздальское княжество, Владимиро-Суздальское княжество, Великое княжество Владимирское являются истоками великороссийского этноса. Одним из первых великороссов был Андрей Боголюбский — именно он положил начало формированию российской государственности в пределах Северо-Восточной Руси, которую можно смело назвать Сердцем Земли Русской. И если когда-нибудь возникнет вопрос: какой город является столицей великороссов, то выбирать придется, безусловно, из трех городов: Ростов Великий, Суздаль или Владимир.

 Во второй половине XIX века к исконным землям великороссов отнесли Русский Север. Тогда же на роль типичного «великоросса» и наиболее яркого выразителя «русскости» исследователи начали предлагать региональные группы населения этого края.

   Начало формирования Великорусского государства положил Иван III Великий, который, возглавив Московское княжество, сумел объединить под своей властью русские земли Центральной и Северо-Восточной Руси. Создание Иваном III Великорусского государства на основе изменившегося внешнего положения сильного Московского княжества и на фоне усложнившихся внешнеполитических задач заложило основу дальнейшего развития России, как национального государства русских.  

Сплочение великороссов и закрепление за ними своеобразного духовного и политического лидерства в русском народе происходит уже во времена Московского княжества: формирование великороссийского русского сознания ознаменовалось победой  в Куликовской битве в 1380 году Дмитрия Донского, благословенного Преподобным Сергием Радонежским.  Именно ему принадлежит национальная великорусская идея. Мрачным ветхозаветным историям, которыми упивался Ватикан, проповедуя крестовые походы и уничтожение еретиков, Преподобный противопоставил христианство как религию любви, а православие – как призыв к мирному преображению земного мира, провозгласив идеал православия – любовь на земле по образу небесной любви Ипостасей Святой Троицы: «Дабы воззрением на Святую Троицу побеждался страх розни мира сего» (преп. Сергий Радонежский).

     Русская идея Сергия Радонежского проникнута здравым реализмом и признанием самоценности этой жизни. Она предлагает отказ от созерцательного отношения к окружающему миру, активное воздействие на него, но не по-католически  –  огнём и мечом, а бережно и созидательно. Отдавая, а не присваивая. Преумножая, а не деля.  Монастырская колонизация, позволившая освоить огромные просторы русского Севера была бы невозможна без соблюдения нравственных критериев и моральных устоев, заданных преподобным. Потомки Радонежского, к сожалению, оказались сильно мельче своего предшественника, поэтому государство великороссов и православную церковь накрыло всеми возможными из земных страстей и пороков. Но праведное зерно было посеяно, нравственные критерии установлены и, в сравнении с западными странами, Россия всегда была образцом гуманизма и человеколюбия, позволив построить самую большую страну в мире, не уничтожив ни один, входящий в нее народ, не испепелив ни одной, даже самой недружественной великороссам религии.

 «Троица» Андрея Рублева зримо выразила этот идеал и реальное возрастание чувства соборности в русском народе – духовного национального единения после веков раздора и расчленения. «Для русских людей конца XIV – начала XV вв. идея триединого божества была важна не только сама по себе, но и как символ всеобъемлющего единства и единения: небесного и земного, духовного и материального, Бога и человека, наконец и прежде всего – людей между собой; как символ уничтожения всяческой вражды и раздора, как воплощение идеала бесконечной, всепрощающей и всепобеждающей любви.

Не случайно икона была написана в память Сергия Радонежского – неутомимого борца с «ненавистной раздельностью мира» (Епифаний), одного из главных вдохновителей и инициаторов объединения русских земель вокруг Москвы в единое государство, живого воплощения глубочайшей духовности и нравственной чистоты… С удивительной ясностью воплощен в иконе идеал человека Древней Руси – мудрого, добродетельного, нравственно совершенного, готового к самопожертвованию ради ближнего своего, духовно и физически прекрасного; выражена мечта русского человека о всеобъемлющей любви»  (С.С.Бычков). Идеал государственного деятеля и духовного лидера. Достижимый или нет – зависит только от ныне живущих.

«Троица» выразила молитвенный умысел обоих святых – преподобного Сергия Радонежского и преподобного Андрея Рублева. «А молитвенным умыслом их было то, что именуется в нашей литургической молитве «соединением всех» под знаком «Нераздельной Троицы»… Так некогда икона стала  победой над «ненавистной враждой мира сего», утешением для тех, чьё сердце вправду горит жаждой «соединения всех», указанием пути к той цели, которая названа в т.н. Первосвященнической молитве Самого Иисуса Христа: «Да будут все едино» (Ин 17:21)» (С.С. Аверинцев).

Такое большое отступление, посвященное «Троице», её смыслу и предназначению, сделал для понимания, что имели в виду наши предки, провозглашая триединство русского народа – великороссов, малороссов и белорусов. Неразрывность и неотделимость. Единство в разнообразии, где языковые и ментальные отличия не являются непреодолимой стеной, а наоборот – взаимодополняют и взаимообогащают, делают сильнее и защищённее… Считаю обязательным отметить это прежде, чем перейду к более подробному описанию, выявляющему особенности и подчеркивающие самобытность.

      Психология великоросса по В.О.Ключевскому.

    «Народные приметы великоросса своенравны, как своенравна отразившаяся в них  природа Великороссии. Она часто смеётся над самыми осторожными расчётами  человека; своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его  ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчётливый великоросс любит, подчас  очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадёжное и нерасчётливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта  наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский авось. В одном уверен великоросс - что надобно дорожить ясным летним рабочим днём,  что природа отпускает ему мало удобного времени для земледельческого труда,  и что короткое великорусское лето умеет ещё укорачиваться безвременным  нежданным ненастьем. Это заставляет великорусского крестьянина спешить,  усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и в пору убраться с  поля, а затем оставаться без дела осень и зиму. Так великоросс приучался к  чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро,  лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего и  зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению  труда на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в  Европе, кажется, не найдём такой непривычки к ровному, умеренному и  размеренному постоянному труду, как в той же Великороссии. С  другой стороны, свойствами края определился порядок расселения  великороссов. Жизнь удалёнными друг от друга, уединёнными деpeвнями  при  недостатке общения, естественно, не могла приучать великоросса действовать  большими союзами, дружными массами. Великоросс работал не на открытом поле,  на глазах у всех, подобно обитателю южной Руси, он боролся с природой в  одиночку, в глуши леса с топором в руке. То была молчаливая чёрная работа  над внешней природой, над лесом или диким полем, а не над собой и обществом,  не над своими чувствами и отношениями к людям.

Потому великоросс лучше  работает один, когда на него никто не смотрит, и с трудом привыкает к  дружному действию общими силами. Он вообще замкнут и осторожен, даже робок,  вечно себе на уме, необщителен, лучше сам с собой, чем на людях, лучше в  начале дела, когда ещё не уверен в себе и в успехе, и хуже в конце, когда  уже добьётся некоторого успеха и привлечёт внимание: неуверенность в себе  возбуждает его силы, а успех роняет их. Ему легче одолеть препятствие,  опасность, неудачу, чем с тактом и достоинством выдержать успех; легче  сделать великое, чем освоиться с мыслью о своем величии. Он принадлежит к  тому типу умных людей, которые глупеют от признания своего ума. Словом,  великоросс лучше великорусского общества. […] Выучился больше замечать следствия, чем ставить цели, воспитал в себе умение  подводить итоги насчёт искусства составлять сметы. Это умение и есть то, что  мы называем задним умом. Поговорка «русский человек задним умом крепок» вполне  принадлежит великороссу. Но задний ум не то же, что задняя мысль. Своей  привычкой колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями  жизни великоросс часто производит впечатление непрямоты, неискренности.  Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идёт к  прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но идёт, оглядываясь по  сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Ведь «лбом  стены не nрошибёшь», и «только вороны прямо летают», говорят великорусские  пословицы. Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить  на прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит и действует, как ходит.  Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского просёлка?  Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и  выйдете на ту же извилистую тропу. Так сказалось действие природы Великороссии на хозяйственном быте и  племенном характере великоросса». (Ключевский В.О., О русской истории, М., «Просвещение», 1993 г., с. 105-106.)

  Лично я не считаю правильным определять национальную принадлежность по внешним признакам. Считаю её исключительно вопросом самоидентификации личности. Точно такого же принципа поддерживались и наши предки, поэтому стали возможными в отечественной истории великие русские мореплаватели – этнические немцы Крузенштерн и Беллинсгаузен, великие русские полководцы – шотландец Барклай де Толли и грузин Багратион, великие русские писатели, художники, учёные, иногда даже не знающие русского языка, но считающие себя русскими. Самый свежий пример – спортсмен Монсон, заявивший на чистейшем английском языке, что он – русский и гордится этим.

 Однако ради полноты сведений сообщу, что в популярных на рубеже XIX и XX веков книжках серии «Природа и люди России» составитель В.Воробьев описывал типовую внешность великороссов, утверждая, что они роста среднего или выше среднего, широки в плечах и коренасты, волосы у них русые, мягкие и нередко волнистые, глаза – серые или серо-голубые, нередко и светло-карие. Темные волосы и глаза встречаются крайне редко. Лицо у великороссов широкое, но довольно длинное, нос слегка вздернутый, на кончике приплюснут. Воробьев указывал, что «даже если человек будет молчать», по нему сразу видно, что перед вами – великоросс.

   Насколько это описание соответствует действительности? Мне кажется – не совсем. Во всяком случае ни я, ни мои предки по отцу, крестьяне, исконно жившие в Демянском уезде Новгородской губернии,  в прокрустово ложе Воробьёва не помещаются.

  Ключевский посвящает несколько проникновенных страниц тому, как суровая природа — морозы, ливни, леса, болота — отразилась на хозяйственном быте великоросса, как она разбросала его по мелким поселкам и затрудняла общественную жизнь, как приучала к одиночеству и замкнутости и как развила привычку к терпеливой борьбе с невзгодами и лишениями. «В Европе нет народа менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от природы и более выносливого». «Великоросс боролся с природой в одиночку, в глуши леса, с топором в руке». Жизнь в уединенных деревушках не могла приучить его действовать большими союзами, дружными массами, и «великоросс лучше великорусского общества». Надо знать тамошнюю природу и тамошних людей, чтобы оценить ум, блещущий на этих страницах Ключевского, исполненных той настоящей любви к родине, которая не хочет высказываться, а невольно сквозит между строк.

Так сложилось и объединилось вокруг Москвы великорусское племя. С московского князя спали частновладельческие черты мелкого удельного правителя: он осознал себя главой национального государства, а народ почуял свое государственное единство. Какая же национальная идея жила в этом народе? Чаяния какой народности воплощал в себе этот государь? Великорусской? Кто знает русскую жизнь, улыбнется при этом предположении. Великорусской идеи, чувства великорусского — таких целей и задач нет и никогда не существовало. Было бы странно говорить, например, о великорусском патриотизме. Национальное чувство, воодушевлявшее Московскую Русь, было не великорусское, а русское, и государь ее был государем русским. Официальный московский язык знал выражение «Великая Русь», но как противоположение другим русским областям — Руси Белой и Малой.

Понимал он эту Великую Русь (Великороссию) не иначе как частью единой, целой России: «Божией милостью Великий Государь, Царь и Великий Князь всея Великия, Малыя и Белыя Руси Самодержец» — так сформулирована эта мысль в титуле московских царей. Сам термин «великоросс» древняя Москва вряд ли знала. Это искусственное, книжное слово зародилось, вероятно, по присоединении Малороссии — как противовес названию ее населения. В широкий обиход оно проникло только в новейшей истории. Костромской крестьянин до сих пор также мало подозревал, что он великоросс, как екатеринославский,  что он украинец, и на вопрос, кто он, отвечал «я - костромич» или «я - русский».

  До ХХ века все люди всех русских говоров считали себя русскими - это был единый русский народ с множеством говоров. Именно множество говоров создало огромное разнообразие русских понятий. Неудивительно, что Михаил Васильевич Ломоносов, когда никакого разделения русского народа на нации не было, богатство русского языка выразил так: «великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того сильная в изображениях краткость греческого и латинского языка».

В советское время был  непонятен  восторг Н.В.Гоголя, считавшегося украинским писателем: «Слава Богу, что мы русские!»  А ведь автор первой грамматики русского языка - Мелетий Смотрицкий, то ли белорус, то ли малоросс. По его учебнику преподавали русский язык на берегах Днепра, Западной Двины,  Северной Двины и Волги. И на Урале и в Сибири. Между прочим, и Михаил Ломоносов и Григорий Сковорода учили русский язык по этому учебнику. Вот бы и Смотрицкий, и Сковорода, и Ломоносов  изрядно удивились, узнав, что они русские люди трёх разных национальностей!..

В XIX веке в интересах «мировой закулисы» началось внушение о том, что нет единого русского народа, а есть разные народы.  При этом в отношении понятий «малоросс» и «великоросс» стали формировать отрицательное мнение.

В отношении понятия «великоросс» стали внушать, что оно возвеличивающее и во всю  обливать помоями. В публицистике замелькало унизительное и оскорбительное - «русопят».  В отношении понятия «малоросс» стали внушать, что оно унижающее и заменили его на ещё более унизительное и неопределённое - «украинец».

Кстати, в Германии тоже разные говоры. В начале ХХ века говор немцев Баварии отличался от говора немца Померании или Силезии  намного сильнее, чем великоросса от малоросса или белоруса. Однако никто немцев по говорам не делит.

А вот русских разделили.

Вытеснение концепции русского триединства в пользу положения о существовании трёх отдельных народов с ускоренным развитием украинского и белорусского национальных движений, с подавлением любых проявлений русского национального самосознания, являлось краеугольным камнем советской национальной политикой. Главным разъединительным элементом  сделали язык. Неожиданно отдельные сельские диалекты приобрели статус особо защищенного привилегированного национального символа, статус священной коровы, ставшей вдруг жутко необходимой во всех сферах жизни индустриального общества, где их отродясь не было.

    В 1926 году понятие «малоросс» вообще исключили, заменив на «украинец». Для переписчиков были разработаны разъяснительные «циркуляры»,  требовавшие уточнить, «чтобы лица, называющие при переписи «русский», точно определяли, к какой именно народности они себя причисляют; записи «русский» и «великоросс» считаются тождественными» (Циркуляр № 14). Т. IX. РСФСР. М.: 1928. С. 201-209. Т.XVII СССР. М.: 1929. С. 97-105.

Но вот достичь этой «точности определения» при переписи было совершенно невозможно,
потому что на вопрос переписчика многие отвечали, по житейски «да все мы - русские!».

Раз люди по своей ментальности чувствовали себя русскими, то многие с малороссийским «говором» и записывали себя - как РУССКИЕ. Им и в голову не приходило, что русский народ хотят разделить!..

Почти сто пятьдесят лет непрекращающейся борьбы Запада и отечественных  западопоклонников за разделение триединого народа на чуждые друг другу и даже враждующие нации, принесло ощутимые плоды, наблюдаемые сегодня  на полях сражений. «Наши западные партнеры» не успокаиваются. Рисуют новые карты, разрезая на части  историческую Великороссию.  А на нас смотрит в храме нестареющая икона преподобного Андрея Рублёва о триединстве, как единственной надежде на спасение.