Одиночество и общение

В своей статье об одиночестве Винникотт утверждает, что способность к одиночеству, в позитивном смысле, является одним из основных критериев, показателей эмоциональной, психологической зрелости.

Естественно, речь идет не о дефицитарном одиночестве, когда человек лишен чьего-то соприсутствия, — либо лишен внешнего соприсутствия, либо в силу каких-то невротических заморочек не способен на контакт. Речь идет о так называемом бытийном, подлинном одиночестве, то есть о том, когда человек сам с собой, и при этом у него все в порядке, с ним все в порядке, и он может даже наслаждаться или быть удовлетворенным этим одиночеством.
Соответственно, отсюда вытекает представление о том, что и совместность или взаимодействие тоже может быть бытийным, а может быть функциональным. Функциональной можно назвать любую совместность, которая осуществляется под давлением каких-то потребностей, то есть когда одному человеку от другого, людям друг от друга чего-то нужно.

Можно выделить две основные формы этой нужности. Одна, которую наиболее интенсивно изучает психоанализ, — это когда один человек для другого является объектом инстинктивного интереса, то есть людям друг от друга чего-то надо на уровне Зверушек: секса, нянченья и тому подобных вещей. В психоанализе это называется «объектными отношениями», когда Ид нуждается в ком-то, в партнере по какому-то удовлетворению. Такого рода взаимодействия вполне можно отнести к области функциональных.
Реально люди практически не взаимодействуют непосредственно на уровне Зверушек. Это бывает либо в случае очень тяжелой патологии, либо в очень измененных состояниях сознания. В норме люди удовлетворяют свой взаимный инстинктивный интерес, соединяясь на уровне Эго и там, как мы помним по Бёрну, Родитель и Взрослый присматривают за Детьми. Бёрн это описывает, например, в случае сексуальной интимности: Дети резвятся, но при этом в хорошем случае их Взрослые заботятся о безопасности ситуации, а их Родители заботятся о безопасности их взаимодействия.

Во-вторых, люди функционально нужны друг другу на уровне своего Эго в совместной деятельности, например, в кооперации. Совместная деятельность — это один край социума, gesellschaft, а есть другой край, семейный — gemeinschaft, где люди нужны друг другу в так называемой «интераффективности», то есть когда они чем-то являются друг для друга эмоционально. Но это тоже функциональное отношение. Конечно, эти два основных типа включают массу подтипов взаимодействия. На уровне Эго люди взаимодействуют как социально, так и инстинктивно, и, в общем, психоанализ других отношений между людьми не знает.

2.
Способность к бытийному одиночеству предполагает, что человек имеет в себе нечто иное, когда запросы, потребности, беспокойства Эго удовлетворены, или, по крайней мере, успокоены. (Взрослый, психически зрелый человек не всегда удовлетворяет все запросы Зверушки, некоторые откладывает, в некоторых вообще Зверушке своей отказывает). Так вот, когда запросы и беспокойства Эго отставлены в сторону, человек остается один сам с собой и, повторю еще раз, по Винникотту способность к этому является признаком эмоциональной психической зрелости.

Вместе с тем и тут возможна совместность, то есть совместность на уровне творческого «Я». Это отражено в стоической концепция дружбы. В отличие от теперешних, обыденных представлений типа «друг в беде не бросит» и т. д., стоики считали, что настоящая дружба возможна только тогда, когда людям друг от друга на уровне Эго ничего не нужно. Истинный стоик на уровне Эго самодостаточен, и дружба, как утверждали стоики, возможна только между достойными людьми. А потребности людей, эгоистические потребности — это не про то.

Тут возникает сложный для современного человека вопрос: зачем нужны люди друг другу, если не по потребности, не для того, чтобы подпереть, помочь в беде, не для того, чтобы вместе что-то сделать, не для того, чтобы получить совместное инстинктивное удовлетворение?

Вопрос это сложный и каверзный, потому что, с одной стороны, мало-мальски осмысленные люди понимают и чувствуют, что нужны, но, с другой стороны, весь аппарат рефлексии, описаний, представлений у современного человека настроен в основном на Эго. И тут люди начинают что-нибудь выдумывать, выдумывать себе какую-нибудь нужность по, якобы, какому-нибудь делу. А между тем бывает и такое, что совместность организуется не на уровне Эго, не по функциональной необходимости, а на уровне творческого «Я». Винникотт назвал бы это «совместной игрой». Кстати, о дружбе он тоже упоминает не раз.

Но для того, чтобы такая незаинтересованная совместность была возможна, люди должны в этот момент, или в этом отношении оставлять друг друга свободными, то есть необходимым условием оказывается состояние, когда людям друг от друга ничего не нужно. Тогда возможна творческая совместность. То есть творческая совместность предполагает способность к одиночеству, способность затихнуть и не нуждаться.

Нужда в других помимо функциональной бывает еще невротической. Люди эмоционально, психически не зрелые, не обладающие способностью быть в одиночестве, нуждаются друг в друге даже не функционально, а именно по принципу своей неспособности. И поэтому они цепляются друг за друга, чтобы не быть вынужденными остаться в одиночестве и признаться в своей неспособности.

3.
Бытийная совместность нуждается в способности к бытийному одиночеству, а, кроме того, в способности, умении, этике не «дергать» других, то есть быть в совместности, сохраняя потенциальность к одиночеству.
Винникотт называет это «одиночеством в присутствии другого», и генетически возводит к ситуации, когда несколько подросший ребенок способен быть одиноким, то есть позволяет себе заниматься своим делом, своими игрушками в присутствии матери, на которую он иногда оглядывается, потом о ней забывает, потом опять оглядывается.

Это основа способности быть собой и оставаться собой, когда безопасность обеспечивается наличием поблизости заботливого взрослого.
Следующий шаг состоит в том, что сама обстановка безопасного существования присваивается даже раньше и в большей степени, чем собственно интериоризируются отношения с матерью. То есть отдельно и позже присваивается мать как внутренний «объект», а отдельно осваивается, усваивается обстановка безопасного существования в одиночестве.
Винникотт, поскольку он мыслит в традиции Кляйн, приписывает это очень раннему возрасту. Но в последующих теориях стали считать, что в возрасте до года это вообще невозможно. По этому поводу есть разные мнения: от самого начала до двух-трех лет.

4.
Естественно, практически у всех у нас возникает вопрос: что нам делать, если у нас в анамнезе нет опыта «достаточно хорошей матери»? А у многих из нас его нет. И даже наоборот, есть опыт «достаточно нехорошей матери», то есть такой, которая не обеспечивает безопасность, которая не отзывается эмпатически, которая, наоборот, от ребенка чего-то требует, и т. д. Это очень ощутимо, в таких случаях у человека нет опыта внутреннего состояния покоя. Как это у Гурджиева называется: «тихое место в себе». Что делать, если такого «тихого места» сходу не обнаруживается, и, наоборот, в том месте, где оно должно было бы быть, есть опыт тревоги?
В этом случае, такое место надо построить, создать, вырастить, и это одна из основных задач психотерапевтической работы.
Начнем с того, что, в общем-то, у всех у нас такие состояния бывают. То есть мы не постоянно находимся в состоянии тревоги, а бываем в состоянии покоя, когда Внутренний Ребенок успокаивается.

Читать далее Одиночество и общение