Злой купидон

Когда мне было лет 18 мимо меня пролетел злой купидон, это был не просто купидон – это был купидон-тролль. Он расстрелял в меня весь свой колчан ядовитых стрел, итог немного предсказуем: я влюбилась окончательно, бесповоротно, безнадёжно. 

Прэдмет моего поклонения звался Димитрием, и вполне понятно, что он был истинно красив, умён, состоятелен … но … Прэдмет был более чем любвеобильный малый … но … Прэдмет обожал коллекционировать глупых барышень в юном возрасте… Этих «но» была не просто куча, их была целая Джомолунгма, да только кому и когда эти «но» мешали трепетно и нежно дружить с граблями по имени «первая любовь». Мне точно не мешали…

В общем всё было прекрасно и ужасно: я мужественно и беспрекословно страдала, прэдмет-Димитрий оказывал мне знаки внимания и временами – в порядке моей очереди барышень в его послужном списке – дружил со мной и моим организмом. Опять же – итог немного предсказуем: к моим любовным страданиям добавилась ревность.

За прэдмет своей малярийно-лихорадочной страсти я была готова убиться сама и растерзать всех, кто стоял на пути к моему сложному счастью. Первыми стоящими на пути, естественно, были барышни списка с позициями выше моих. Вторыми стоящими на пути, естественно, были мои родители, которым на тот момент не было ещё и 40, но для меня это были древние и пещерные люди. Эти древние и пещерные люди считали, что у нас демократичная семья и по любому поводу есть два мнения – одно их, другое неправильное. Для несогласных с главным демократическим принципом нашей семьи (то бишь для меня) были заготовлены ракетно-бомбовые удары словами и действиями. Но опять же – кого и когда это останавливало? Меня точно нет, я игнорировала родительское мнение более чем полностью – они вводили санкции, мне было предельно фиолетово.

Все мои мысли в тот момент занимала конкурентная борьба с барышнями, у которых позиции в списке прэдмета моей страсти были выше моих. Я ревновала сей прэдмет не только к прямым конкуренткам, но и вообще ко всему, что движется на двух ногах, в каблуках, женской юбке и возрасте от 16 до 22 лет. Кстати, мне немного повезло с юностью – в моей юности юбка, каблуки, накладные ногти и ресницы всегда обозначили женщину, поэтому конкурировать с кончитами мне было не нужно. Нонешним барышням уже сложнее – любовные многоугольники всё больше становятся похожими на Евровидение'2014.

Но опять же накачивание красоты путём устройнения организма и регулярного переформатирования внешнего вида не давало мне особых конкурентных преимуществ – мои конкурентки не могли придумать ничего лучше и делали всё тоже самое: уменьшали количество одежды, увеличивали с помощью подручных средств интересные (с мужской точки зрения) выпуклости, учились делать недвусмысленные, но изощренно-надменные авансы и эротично курить длинные коричневые сигарки модификации типа «More». Барышни были не все хорошо обучены английской грамоте (да что там английской – многие и в русском слове ёжик запросто делали по шесть ошибок, не говоря уже о других словах на букву «жо…»), поэтому, как чукчи: что вижу – то пою, с маниакальным упорством называли сигарки «Морэ». Это давало мне мизерное превосходство, в остальном я более продвинутым барышням фатально проигрывала:

• во-первых, семейная демократия регулярно вводила новые санкции, а это означало, что я не могу явиться к прэдмету моей страсти по первому его требованию зову. Прэдмет сие statusquo не устраивало более чем полностью, мой личный рейтинг барышни-подруги был «безнадёжно с тремя минусами»;
• во-вторых, в отличие от многих других барышень я училась в заведении, именуемом высшим учебным, завал сессии означал полную политико-экономическую блокаду в виде домашнего ареста, поэтому мне нужно было оооочень хорошо учиться, чтобы не злить домашних демократических диктаторов и иметь возможность «хоть редко, хоть в неделю раз» видеть прэдмет.

Когда прэдмет был вне зоны моей видимости, меня, как заправского параноика, имеющего в запасе маниакально-депрессивный психоз, посещали дикие видения.

Мне всегда казалось, что прэдмет меня уже вычеркнул из своих списков, сдвинул на самую нижнюю позицию и вообще – взял и с бодуна женился. В эти моменты ревность раскрывала мне свои черные широкие объятия, и я ненавидела весь мир и всё человечество, а особенно семейных демократоров. В чудесном состоянии мизантропии я рисовала себе высокохудожественные картины мести. Читала в Педивикии, что годные режиссёры фильмов ужасов – это Хичкок, Полански, два родственника Бава и ещё несколько единиц, безусловно, талантливых людей, способных заставить публику отложить по итогам просмотра с десяток-другой огнеупорных и влагостойких кирпичей. Так вот Педивикия лукавит или преднамеренно замалчивает мои живописные таланты – режиссер и сценаристы «Техасской резни бензопилой» готовы были бы продать всё, вплоть до исподнего, покажи я им один только набросок своего воображения «Конкурентная месть».

… Годам к 22 любовная лихорадка ревности, по силе не меньше чем Эбола, меня отпустила, в 25 лет я диагностировала себе полное излечение… Но тут злой купидон пролетел мимо моего будущего мужа…

Вообще мне думалось, что это только у меня была ревность в терминальной стадии и произошло чудо излечения. Я жестоко ошибалась – у меня была всего лишь продромальная стадия, а вот Володимир (так звали новоявленного мужа) мне натурально объяснил «за ревность» всё и даже больше чем всё.

Я, наивная, думала, что ревность у мужских людей – это миф, социальный протокол, ритуал и вообще животное наследие. Сплясал самец ритуальный танец ревности, показал самке, что, мол, ты моя, заставил других самцов также ритуально делать страх – именно так в 25 лет я представляла себе любовно-ревностную лихорадку у мужчин.

И уж никак не могла предполагать, что у мужских людей в запасе может быть маниакально-депрессивный психоз, осложненный другими столь же милыми симптомами силой в несколько кило-тонн в тротиловом эквиваленте. Нет, справка у Володимира о том, что он не психический в смысле реального наличия душевных болезней была, его даже в армию брали и чем-то там наградили за заслуги. Но наличие справки не гарантировало спокойной семейной жизни.

Ой, врать не буду, поначалу мне, как барышне, резко превратившейся из объекта прогибания в объект поклонения, Володимирова ревность весьма доставляла. Чувство собственной важности стрельнуло куда-то вверх, там и застряло… правда ненадолго … Через месяц меня посетил шикарный «face об table», причём – не просто посетил, остался у гостеприимной барышни на семь лет.

Володимирова ревность росла неконтролируемо как биомасса в чудесном фильме про Нийю. И если я конкурировала только с барышнями, то Володимир пошёл дальше – он конкурировал не только с другими мужскими людьми в возрасте от 18 до 80 и в радиусе 20 тысяч кило-миль, он мне открыл ранее неизвестный мир конкуренции со столбами и мебелью, с киношными героями, с Филиппом Киркоровым и даже со своим полным тёзкой, хотя последнему явно было в тот момент не до меня – он был занят глубоким увлажнением мерзавцев в заведениях модели «watercloset».

Но для Володимира всё не аргумент и ничего не факт. Поэтому, да простят меня мои бывшие мужские коллеги и просто мужские знакомые, в моих семейных разговорах они все были теми ещё дьётами, часть из них (о, ужас) имела нетрадиционный синдром, преследуемый по закону Мизулиной-Милонова. Чтобы Володимир полностью убедился в моей бесконечной верности, я бессовестно врала, что все мои женские коллеги полным штатным составом завидовали моему сложному счастью, а по ночам втайне от мужей мечтали испробовать с Володимиром все 64 позиции, упомянутые одним древним индийским писателем и экспериментатором.

Через семь лет Вселенная меня наградила – Володимир объявил мне, что опять влюбился и уходит к понимающей его Свеклане. Уж сколь лет минуло, а я всё как-то не соберусь пойти поблагодарить Свеклану – человек мне столько добра сделал, а я… А я теперь в курсе, что значит побег из Шоушенка или Алькатраса, и ещё я надеюсь, что Свеклана не сильно обижена на Вселенную, пославшую ей злого купидона.