ФОТО СО ЗВЕЗДОЙ

Темнело… Время издевательски тянулось, словно жевательная резинка, потерявшая вкус… Мороз свирепел, но толпа озверелых фанатов у чёрного входа в ХАТОБ, вопреки погоде и тягости ожиданий, не только не редела, но с каждой минутой (похожей на год) становилась всё плотней и гуще… Скоро это будет сплошная живая стена из рук и голов, мощным кольцом стремительно и неумолимо сдвигающаяся к заветным дверям в раболепном чаянии, что те вот-вот распахнутся – и окоченевшим, голодным и уставшим смердам предстанет во всём великолепии и ослепительном сиянии их царица, их смысл существования, их Божество – Лолита!

Но она всё не выходила. Тоскливо и бездарно в небытие уплывали часы и часы… Двери изредка всё же распахивались, выпуская на свет Божий шофёра, музыкантов, каких-то безликих особей с увесистыми чемоданами, коробками, тюками – и прочую челядь августейшей знаменитости, уже давно отработавшей свой концерт и, скорее всего, безмятежно отдыхавшей в гримёрке, пока охранник у чёрного входа, неутомимо, с усердием сторожевого пса отгонявший народ, обеспечивал ей покой и безопасность.

«Что я тут забыла? Зачем сюда припёрлась и здесь стою, зря теряю время и мёрзну?» – досадовала Катя, сдавленная с обеих сторон и сзади чьими-то боками, локтями, больно воткнувшимися ей в рёбра; то и дело хлестаемая чьими-то сумками по заледеневшим ногам, а спереди безжалостно отталкиваемая тем самым доблестным стражем с глазами бультерьера, который в слепой заботе о своей госпоже не видел разницы, кого ему отпихивать прочь, словно какую-то мразь. Как будто хрупкая Катя – киллер, который того и гляди незаметно извлечёт из бокового кармана миниатюрный, изящный пистолетик (тридцатилетняя дама вдруг искренне пожалела о его отсутствии и о своём неумении с ним обращаться) – и в упор, без всякого сострадания, расстреляет всеми любимую звезду. О, с каким наслаждением Катя бы сейчас это сделала!

Вообще-то она ничего не имела против Лолиты, считала её довольно неплохой певицей… Но возводить на пьедестал! Нет, сердцем Екатерины владели другие: Патриция Каас, Элтон Джон, покойный Фред Меркури. Из наших – Юрий Шевчук, Вячеслав Бутусов, Земфира… Лолита до этого уровня откровенно не дотягивала… И такой ажиотаж! Такое идолопоклонство! Оно раздражало и бесило! Впрочем, Катя сейчас злилась на всех и вся: на подругу Ольгу, хобби которой было после концерта ловить у чёрного входа артистов и фотографироваться с ними (личность в данном случае была не важна, абы известная – Катя саркастически усмехнулась) за то, что та уговорила с ней сюда пойти в качестве моральной поддержки и технической помощи: кто-то же должен был «сфоткать» с Лолитой двадцатишестилетнюю охотницу за звёздами! (Всё из детства никак не выйдет: уже через четыре года круглая дата, – а туда же, с малолетками хвостом бегать за эстрадными светилами! Сущий ребёнок!). Злилась на себя за то, что пошла у Ольгиной прихоти на поводу и теперь расплачивается за собственную слабость, терпя невыносимый холод, бесконечные толчки со всех сторон и во все места, чувство унижения и даром потерянного времени (что может быть мерзостнее?) и наблюдая гнуснейшее зрелище: осатанелых людишек, орущих, дерущихся, лезущих друг на друга; не знающих ни усталости, ни гордости, ни самоуважения, – одержимых лишь всепоглощающим желанием узреть, наконец, своего кумира и вымолить у него какую-то подачку: автограф, совместный снимок, – там, глядишь, и лоскуток от одежды как-нибудь, изловчившись, исподтишка оторвать, – а потом, дома, наедине с собой, покрывать нескончаемыми поцелуями и слезами обожания; носить на шее в качестве кулончика или, как пепел Клааса, у самого сердца… Или ещё того похлеще: над кроватью в изголовье повесить вожделенный лоскуток либо фото, будто икону… может быть, даже, вознося молитвы… Только на свой лад: вместо «Отче наш!» – «Лолита, иже еси на небеси», например!

Вспомнились кадры из юности: сумасшедшие поклонницы «На-на», с животным сладострастием разрывавшие рубашки на мускулистых ребятах с гунявыми мордами прямо на сцене… К горлу подкатила тошнота… Вновь, как тогда, пятнадцать лет назад, передёрнуло от ужаса и отвращения…

А здесь стоят (и всё далее подтягиваются и подтягиваются) такие же: потерявшие собственную личность и бесследно растворившиеся в личности чужой; оживлённые её мощью и силой… Ослеплённые её лучами и греющиеся в её лучах… Не имеющие своей жизни – живущие жизнью чужой… Бесславные – осиянные чужой славой! Никчёмные, ничего не стоящие, самоутверждающиеся за счёт фотографий с признанными и достигшими вершин. Ибо что ещё могут явить миру при отсутствии личных талантов, достоинств и заслуг? И вот теперь всем скопищем дружно верещат и беснуются – ни дать ни взять толпа умалишённых, совершивших массовый побег из психиатрической больницы, готовых разнести всё вокруг во имя одной-единственной идеи, безраздельно владеющей их душами и сердцами, колом застрявшей в их воспалённых мозгах (почему «мозгах»? Это был уже один общий мозг без извилин, для удобства или же глумления ради размещённый кем-то свыше во множество разных голов); ставшей целью и смыслом их существования, не отпускающей их ни на мгновение... Как это называется – «паранойя»?

И особенно ненавистна была Лолита как причина всего происходящего безобразия и столпотворения... За то, что упивается звериной любовью фанатов, принимая, как королева, преданность и страсть живущих ею рабов, милостиво бросая им, словно кость бродячим собакам, совместные фотки, автографы, прикосновенья руки, поцелуйчики в щёчку – и они счастливы этим, ибо своего счастья у них нет... И тут же «добрая» госпожа натравливает на поклонников свирепых охранников-псов, толкающих беспардонно людей, будто перед ними – груда движущегося мяса или бездушные манекены. Хотя... где-то можно понять: ведь так, глядишь, раздерут обожатели в любовном экстазе на мелкие клочки и её саму – и потом начнут делить, да не поделят, звёздные ошмётки: кому поменьше достался, кому побольше...

Сзади пронзительные девичьи голоса истерично в унисон завопили:

Оле!Оле!Оле!Оле!

Лолита

Чемпион!

Хотелось обернуться и крикнуть оголтелому стаду обезьян: «Да заткнитесь вы, наконец, придурки! Противно!»

Вместо этого Катя лишь иронично улыбнулась и попыталась пожать плечами (в условиях всё возрастающей давки, к сожалению, безуспешно).

А если подумать, такая ли уж радость от всего этого Лолите? Катя мысленно поставила себя на её место – и гнев в душе сменился искренним сочувствием. Человек отпахал несколько часов концерта (плюс ещё «бис»); выдохся, выморился, возможно, даже голос сорвал. И всем существом своим жаждет лишь одного – добраться поскорее домой, свалиться в кровать и заснуть мертвецким сном. И чтоб ни одна скотина до утра не трогала! Ан нет! Изволь первым делом, как только выползешь на свежий воздух, ублажить сгрудившихся у дверей оборзевших идиотов. А их «тьмы, и тьмы, и тьмы...» Да снилось такое сто лет в гробу, в белых тапочках и на чёрной подушке!!!

«Блин! Ну когда она уже выйдет?! – возмущённо взревел невесть откуда вынырнувший горбоносый парень в дермантиновой куртке. – Сколько можно ждать?»

И тут Екатерина утратила остатки самоконтроля. Нарочито форсируя голос, с самыми ядовитыми интонациями, на которые только способна, она выдала следующее:

«Молодой человек, да она только Вас одного и ждёт, и всю жизнь ждала, когда ж Вы, наконец, объявитесь. Сейчас Вы её с ножом к горлу требуете – и она тотчас, сию секунду, по щучьему велению, предстанет пред Ваши светлы очи. Ведь это мечта всей её жизни – запечатлеть свой блистательный фейс рядом с Вашим экзотическим профилем на Вашей дешёвой камере или что-то черкнуть Вам на память своей белой ручкой. Ей это больше всех надо, ей, а не Вам, верно?»

«Она сама выбрала себе эту судьбу, – не унимался странный тип, – как только начала петь! Она должна понимать, что её будут ждать люди! Уже давно закончился концерт. Весь состав вышел! Где она???!!!»

«Надо полагать, в гримёрке. Снимает сценический грим, снова наводит марафет, дабы показаться лично перед Вами во всеоружии. Такие, знаете ли, мелочи, которые для вас, мужчин, быть может, и не важны, но для женщин очень существенны.

– парировала Катя. – А ещё ей надо минералочки выпить или чего покрепче – горлышко промочить: она же в течение нескольких часов рот не закрывала. И как-то встреча с Вашей великой персоной, догадываюсь, в её планы не входила.»

«Морду умыть и накрасить и попить воды можно успеть за десять минут», – констатировал чудила, не поняв или намеренно проигнорировав отпущенную Катей колкость в его адрес.

«Что же, значит, у неё своё расписание, которое она с Вами согласовать забыла!», – отрубила Катя и отвернулась в сторону, тем самым давая понять, что разговор исчерпан.

И вот свершилось... Долгожданный миг настал!.. Растворились тяжёлые двери – и та, которую высматривали сотни, если не тысячи жадных глаз, которую алкали более, чем хлеба и воды неистовые фанаты, которую восхваляли, ради которой стоически переносили такие физические и моральные мучения люди, собравшиеся здесь, – нет, она не выплыла величественно в ослепительном сиянии, подобно царственной монархине или всевластной богине, навстречу смертным, глядящим на неё с восторгом и благоговением... но пулей вылетела из ХАТОБА, словно Золушка из королевского дворца, стремительно убегавшая от беспощадного времени... Сразу засверкали вспышки, защёлкали камеры. Лолита подняла черноволосую голову, обратила к публике лицо, бледное и прекрасное. Катя была поражена: производившая впечатление невероятно высокой дамы на экране, певица в действительности оказалась женщиной среднего роста. Но главное: Катя и предположить не могла, что в реальности Лолита так потрясающе, просто дьявольски красива: роскошные, чёрные, как ночь, необычайно густые пряди, разметавшиеся по плечам (видно, что свои, а не парик, не шиньон); смоляные дуги бровей; пышные, чёрные, длинные ресницы (и всё это естественные краски – не тушь, или какие-либо другие косметические ухищрения, придающие нужный цвет, эффект). Кожа, очищенная от пудры, тонального крема и прочих средств так называемого мэйк-апа, носила явные следы усталости, но абсолютно не была тронута временем, при том, что возраст-то уже солидный (а фору артистка даст двадцатилетним!). Прелестно очерченные, чувственные губы, не покрытые даже гигиенической помадой, и не нуждались ни в какой коррекции извне: пленяли природной яркостью и волнующей жадностью. Но было в её облике и нечто, не поддающееся словесному описанию – нечто властно зовущее, притягательное, завораживающее... какое-то уже не внешнее, а, скорее, внутреннее качество, ещё более усиливающее физическую привлекательность и придающее наружности неповторимое очарование...

«Секс-эпил? Обаяние? – тщетно пыталась Катя подобрать определение. – Нет. Не то... Близко, но не то...»

«Лолита, можно с Вами сфотографироваться?» – патетически вопросила подруга.

«Можно», – и в низком, прокуренном голосе Лолиты послышалась Кате некая доброта и сердечность, тщательно скрываемая от мира внутренняя мягкость, являющаяся, очевидно, истинным свойством этого человека. Эта женщина спрятала свою подлинную сущность за семью замками, надев маску величавой небожительницы. И права. Наш скотский, гнусный народ мягкость и доброту почему-то принимает за слабость, а чуткость и деликатность – за глупость или бесхарактерность. Так зачем открывать свою душу быдлу? Зачем давать себя на растерзание хамам?

«Какая там королева? Она такая же, как я, как обычные люди – простая, родная, настоящая. Известность и слава не наградили её высокомерием и чванством, присущим, увы, многим знаменитостям. Живя на виду, она научилась ограждать от посторонних глаз и чьих-то беспардонных вмешательств свой хрупкий мир, но не очерствела, не превратилась в заносчивую пустышку, глядящую на окружающих, как на мусор или не стоящих внимания насекомых...»

Так думала Катя, фотографируя на мобильный оглупевшую от восторга Ольгу, крепко державшуюся за руки с Лолитой. «Сколько же ты, Оля, руки мыть потом не будешь?» – просился на язык ехидненький вопрос. Катя воздержалась от злоядной фразочки, решив, что лучше порадоваться за подругу, сейчас находящуюся в состоянии парения над Землёй, за её – пусть и детское – Счастье!

«А может быть, и мне тоже? А почему бы и нет? Даром я что ли тут коченела, задыхалась в невыносимой давке, терпела этих дебилоидов, прости Господи? Несмотря на то, что мне это было не нужно? Так пусть хотя бы будет фото с хорошей певицей на память. Причём, с потрясающей женщиной... Да ну, глупости! Что я, ребёнок? Или зомбированная дегенератка, наподобие остальных присутствующих? И всё же решусь! Не просто же так мёрзла! В конце концов, я этого хочу! А жизнь так коротка! И так неумолимо мчится к финишу... И за ней не успеть... Не задержать ни одного кадра, ни одного мгновения. Надо ловить каждый миг, хватать каждый дар, который посылает Судьба (а она, между прочим, так скупа на приятные сюрпризы!). Ведь, если его сейчас упустить, его могут уже не дать второй раз!»

И вот уже в обнимку с Лолитой она, Катя, и её обдаёт волной сверхмощной энергетики... Какая-то неведомая сила, сравнимая по своему могуществу разве что с тайфуном, помимо воли, овладевает Катей целиком. Невероятный жар, исходящий от ослепительной звезды, передаётся находящейся в её объятиях обычной женщине, охватывает её всю, отключив разум... Повинуясь нахлынувшему непонятному чувству, Катя пылко целует певицу в щёчку... Именно так их запечатлевает на фотоаппарат Ольга...

Впоследствии подруги долго взахлёб смеялись над получившимися снимками. Ибо, кроме гомерического хохота, чего они ещё заслуживали: у одной на лице блаженно-идиотское выражение, а улыбка до ушей напоминает лошадиный оскал. У другой глаза от вспышки сузились, превратившись в щёлочки, шляпа съехала чуть ли не на нос, нижняя челюсть попала в фокус, увеличившись до безобразия, – и льнёт это монголоидное чудище красногубой пастью с огромными желтоватыми клыками к Лолите – ни дать ни взять вурдалак, который вот-вот вопьётся в щёку своей жертвы, дабы насытиться свежей кровью. Как будто кто-то нарочно поизголялся над двумя симпатяшками, нарисовав на них злобные карикатуры. И только Лолита на обеих кошмарных фотках получилась такой же неотразимой, как и в жизни...

Домой Катя ехала в состоянии не то, что бы эйфории, но какого-то тайного ликования, внутреннего подъёма... Хотелось петь, прыгать, летать. Из самых недр памяти вдруг всплыла чья-то сакраментальная фраза: «Почему люди не летают?» И сейчас этот детски наивный, глупый вопрос показался ей не таким уж и бредом... В этом что-то есть... Необыкновенная лёгкость, невесомость... Ни с чем не сравнимая... Ощущение, что можно хоть сейчас взять и подняться в воздух... Стоит только взять и оттолкнуться ногой от земли... Где-то она и это, похоже, уже слышала... Вновь сложила губы в тонкую, язвительную ухмылку... Нет, привычный скепсис упорно не хотел включаться... Помимо своей воли, Катя чувствовала себя Золушкой, которой неожиданно взяли и подарили роскошное бальное платье, хоть она и не собиралась на бал... Или, скорее, маленькой девочкой, которой добрый волшебник снял с неба заветную звёздочку – самую крупную, самую яркую – и вложил в крохотную ладошку... Нет, всё же Жизнь – такая штука... Полная загадок и сюрпризов, приятных и не очень, самых невероятных неожиданностей, чрезвычайно интересная, непредвиденная, непредсказуемая... И иногда она бывает лучше самой чудесной сказки...

По лестнице неслась и вправду, словно на крыльях... Воздушным мотыльком впорхнула в квартиру, стремительно набрала высоту, закружилась вокруг люстры в некоем безумном танце... И тем больнее было обжечь эфемерные, полупрозрачные крылышки о раскалённую лампу и рухнуть на грубые, острые камни беспощадной действительности: воздух, отравленный стойким перегаром, пьяное чмо, мирно храпящее в грязных ботнках на ещё недавно сверкавшей белизной постели... Волшебство мгновенно улетучилось... Сказка разрушилась... На смену ей пришла неприглядная реальность, боль, тоска и безысходность...

И тут Катя поняла, как благодарна подруге, подарившей ей хоть на какое-то время эту радость, это очарование... вытащившей её из мерзкой, зловонной клоаки в какой-то другой, торжественно-прекрасный мир...избавив от лицезрения очередного безобразного домашнего спектакля, оставив на закуску лишь его эпилог... Впервые к Ольге, к которой относилась всегда покровительственно и слегка пренебрежительно, словно к низшему, обделённому разумом существу, её сердце наполнилось нежностью и теплотой... Быстро набрала Олин номер, и, услышав её голос, вдруг не нашлась, что сказать... Молчала... молчала...