Первый поэт. "Пастернака он называл Монастырев"
Михаил Ардов
Первый поэт."Пастернака он называл Монастырев"
http://www.metronews.ru/kolumnisty/mihail-ardov-pervyj-poet/Tpombg---Dgm3UbVyGs3A/
10 февраля интеллигентская Россия отметила очередной день рождения Бориса Пастернака, а я хочу поделиться своими воспоминаниями о нем...
В нашей столовой много людей... За столом в некотором обособлении сидит седой красивый человек, он читает рукопись, аккуратно переворачивая страницы...
Мы с братом Борисом стоим в прихожей и смотрим на все это через раскрытую дверь... И вдруг слышим такое:
Водилась крыса в погребке,
Питалась ветчиною,
Как Лютер с салом на брюшке
В два пальца толщиною.
Подсыпали ей мышьяку,
И впала тут она в тоску,
Как от любви несчастной...
Мы с Борей начинаем безудержно хохотать. Взрослые оборачиваются и шикают на нас. Чтение прерывается, и человек за столом говорит:
– Это очень хорошо, что дети смеются... Сцена в погребке Ауэрбаха и должна быть смешной.
Борис Леонидович Пастернак читает у нас на Ордынке свой перевод «Фауста». Это одно из первых моих воспоминаний, связанных с великим поэтом.
Мой младший брат Борис в детстве презабавно перевирал слова. Например, «булочную» он называл – «хлебушная». Часто произносимая в доме фамилия «Пастернак» тоже далась Боре не сразу. Поначалу он говорил – «Монастырев». Об этом рассказали самому Борису Леонидовичу. Реакция была такая:
– Да, да... Это так понятно. Па-стер-нак. Мо-на-стырь.
Вот еще одна история, связанная с ним, которая бытовала в доме моих родителей. До переезда на Ордынку наша семья два года жила в Лаврушинском переулке, в писательском доме и в том же подъезде, что и Борис Леонидович.
Когда я был грудным младенцем, примерно в таком же возрасте был сын Пастернака Леня. У моих родителей были специальные весы для взвешивания маленьких детей, и Борис Леонидович регулярно одалживал их, чтобы проверить вес Лени. На этой почве между поэтом и моим отцом произошло некоторое сближение, и как-то Пастернак попросил у Ардова почитать какую-нибудь его книгу. Отец подарил соседу сборник своих юмористических рассказов. В следующий свой приход за весами Борис Леонидович сказал:
– Вы знаете, мне очень понравилось... Я думаю, вы могли бы в гораздо большей степени навязать себя эпохе.
Вспоминаются мне и мимолетные с ним встречи. Я иду по Замоскворецкому переулку, а навстречу мне движется величественная и несколько отстраненная от уличной суеты фигура. Это Пастернак. Мне всегда казалось, что он движется на вершок от земли...
– Здравствуйте, Борис Леонидович.
– А-а-а, – он некоторое время узнает меня, как бы спускается с неба на землю. – Здравствуйте, здравствуйте... Что дома? Как Анна Андреевна? Как мама? Кланяйтесь, кланяйтесь им от меня!
И опять он двинулся, опять воспарил в заоблачные выси.
И еще такое. Я на лестничной площадке перед дверью квартиры Пастернака. Долго звоню, не открывают. У меня в руке небольшой сверток, в нем книжица. Ахматова просила передать ее Борису Леонидовичу. Наконец я слышу шаги. Дверь распахивается – передо мною хозяин, по пояс голый и мокрый. Очевидно, я прервал его мытье...
– А-а-а, спасибо, спасибо, – говорит он, принимая сверток влажной рукой, – простите, заставил вас ждать. Я был в ванной. Поклон Анне Андреевне и маме.
Дверь закрывается, и я опять на лестнице один. А пока шел до Лаврушинского, заглянул в книжицу. Там рукою Ахматовой было написано: «To our first poet Boris Pasternak» («Нашему первому поэту Борису Пастернаку». – Прим. ред.).
Комментарии