О русском движении на Украине - 07.04.13

Николай Кучеров

Александр Васильев известен в Украине как Председатель идеологического отдела партии «Родина», кандидат исторических наук, политический обозреватель телеканала АТВ, соавтор политической программы «Наблюдатель», ведущий колонки на сайте «Однако. Украина». В 2008 году принимал участие в организации сборов и доставки гуманитарной помощи в Южную Осетию. С 2010 года является депутатом Одесского городского совета. КАВПОЛИТ выяснял у активиста русского движения Украины, какие изменения в общество принес майдан, дискриминируют ли русских в его стране и почему новые власти так боятся идей федерализации.

- Русские сегодня в Украине – это национальное меньшинство или что-то другое?

- Интересный вопрос. Если бы мы с вами были этнографами и под русскими понимали бы в узком смысле потомков великороссов, выходцев из соответствующих регионов современной РФ, то да, можно было бы принять это определение. Если же мы говорим о людях, которые являются носителями русской культуры и русского языка как ключевого структурного элемента этой культуры, то таковых, на мой взгляд, у нас большинство. Ну и наконец, есть третье измерение, главное для меня. Это русский как политическая самоидентификация. Так вот, это все три разных реальности, которые лишь отчасти пересекаются между собой.

​​Александр Васильев

- А какая из этих трех реальностей сейчас наиболее востребована в сознании украинского общества?

- Мне трудно говорить о сознании украинского общества, это скорее вопрос к социологам. Мне иногда кажется, что это общество вообще находится в измененном состоянии сознания. Но с точки зрения текущего политического момента, конечно, наиболее актуальна третья реальность. Т.е. это те люди, которые, опираясь на свою этническую или культурную идентичность, готовы бороться с новой киевской властью за свои права. За свои гуманитарные, политические и экономические права.

- Как на Украине строится «русское движение», из кого состоят русские организации, насколько широкую поддержку разных слоев населения страны они имеют?

- То движение, которое уже получило название «Русская весна», строится во многом стихийно. У нас существовала масса общественных организаций, несколько политических партий, отдельные активисты, но все мы, по сути, оказались не готовы ни к тому, что произошло на майдане, ни к тому, что потом, начиная с 23-го февраля, стало происходить в наших городах. Когда тысячи и даже десятки тысяч людей стали выходить на улицы под триколорами и скандировать «Россия! Россия!».

По моим впечатлениям, это движение в подлинном смысле народное. Оно, с одной стороны, отражает срез нашего общества, социальную и половозрастную структуру, а с другой — это движение существует практически параллельно с элитой Юго-Востока. Среди лидеров «Русской весны» нет депутатов Верховной Рады, очень мало депутатов местных советов, нет представителей крупного бизнеса.

- Мы говорим о ситуации сегодняшнего дня. А до майдана 20 лет, можно утверждать, велась плановая работа по представлению, если можно так выразиться, "русской Украины" в различных сферах жизни страны и общества?

- Нет, конечно. Такой работы не велось. Об этом можно много говорить, но мне кажется, что то печальное положение, к которому мы пришли, говорит красноречивей тысячи слов.

- Насколько в Украине соблюдались права русских? Вы сами чувствовали притеснения или, наоборот, поддержку со стороны властей?

- На эту тему очень много спекуляций с обеих сторон. Дискуссия ведется примерно в таком ключе: «Вам никто не мешает говорить по-русски, в магазинах книги в основном на русском языке, а в киосках в основном русские газеты и журналы». В ответ на это: «Бандеровцы и фашисты убивают нас за русский язык». Это очень примитивный уровень понимания ситуации.

Фундаментальный вопрос состоит в том, чем является государство Украина? Является ли оно государством этнических украинцев, как, например, Польша или Франция, соответственно. Либо это государство, в котором есть две основных культурных общины, как, например, Бельгия. Государства эти к тому же не представляют собой монолита и различаются от региона к региону. Вот от этого и нужно отталкиваться. У нас все эти годы работал первый вариант. И государство с помощью различных «социальных машин» просто механически, иногда говорят «насильственно», меняло культурный ландшафт.

Существует очень любопытная книга — сборник законодательных актов и различных ведомственных документов, которые прямо или косвенно ограничивают права на свободное применение русского языка. Я назову самые фундаментальные моменты — образование, от детского сада до университета, телевидение и кинематограф, административная сфера и судопроизводство. Т.е. проблема языка не является ключевой, она просто наиболее наглядно отражает дискриминацию.

- После смены властей в Киеве ситуация изменилась в худшую сторону?

- После смены власти в Киеве ситуация прояснилась до предела. Уже с самого начала майдана много говорили и писали о том, что он представляет собой национальную революцию. Были и другие, которые утверждали, что это гражданское восстание против авторитарного коррумпированного режима. И вот когда этот режим пал, то что произошло дальше?

Всем ключевым функционерам этого режима, начиная с Януковича, дали собрать вещички и уйти. Зато переформатированная Рада первым делом отменила очень умеренный, компромиссный языковой закон Кивалова-Колесниченко, который наделял русский язык статусом регионального в соответствии с известной европейской Хартией. А в регионах начался "ленинопад" — так националисты закрепляли свою символическую победу, потому что десоветизация — это важная часть любой национальной революции на пространстве бывшего Соцлагеря. А дальше стало еще интересней, и вот тут мы подходим к ключевому моменту.

После того, как началось встречное восстание «Русская весна», которое попыталось смести старые элиты Юго-Востока, которые пошли на сделку с Временным Правительством, оказалось, что то, что можно делать в рамках украинской национальной революции, русским делать совершенно нельзя.

Люди, которые пришли к власти в результате массовых беспорядков и захвата административных зданий, теперь сажают лидеров протестов в Донецке, Луганске, Харькове и Одессе. При этом инкриминируя им именно эти статьи уголовного кодекса — сопротивление сотрудникам милиции, захват админзданий и т.п. Вот тут и проявилась та самая фундаментальная политическая дискриминация, о которой я говорил.

- Как майдан в целом повлиял на политическую жизнь, отношения внутри общества, межнациональную обстановку в Украине?

- Социальные последствия майдана огромны. Фактически это не просто раскол по какому-то одному параметру. Раскол проходит не по карте, он идет по семьям, между братьями, родственниками, между друзьями и коллегами. Это гражданская война, в ней уже больше сотни погибших. И география насильственных смертей не ограничивается только Киевом — это и Львов, и Харьков, и Херсон.

На этом фоне особенно выделяется история с Крымом. По моим наблюдениям, очень многие люди, которые не определились со своей позицией, были аполитичны или просто сдержанны в оценках майдана как негативных, так и позитивных. Восприняли все произошедшее здесь в Крыму как нападение России на Украину. Как мне кажется, ключевую роль тут, конечно, сыграли СМИ и соцсети. Давили на самое святое, говорили, что враг у ворот и нужно встать на защиту Родины.

А реальной информации о том, что происходило и происходит в Крыму в эти дни, не было. Не было альтернативы. И в обществе взорвалась военная истерия, аналогом которой в истории я могу назвать только настроения, охватившие Европу накануне и в самом начале Первой Мировой, т.е. ровно 100 лет тому назад.

- Сегодня вы находитесь не в родной Одессе, а в Крыму. Расскажите, как и почему вы сюда попали?

- Я депутат городского совета Одессы. С первого же дня я принимал участие в акциях протеста, выступал на митингах, принял некоторое участие в организационных моментах. Этого стало достаточно для того, чтобы стать фигурантом уголовного дела по статье «Сепаратизм». Давление со стороны силовых структур и активистов майдана мы испытали практически сразу. Но я до последнего не хотел покидать Одессу.

После того, как киевским спецназом был арестован Антон Давидченко, лидер уличных акций «Русской весны» в Одессе, я получил информацию, что со следующего допроса в СБУ, который был назначен как раз на утро, я могу домой и не вернуться.

После этого я принял решение уехать в Крым, здесь у меня много знакомых и друзей, активистов русского движения. Среди них есть и те, кто сегодня вошел в новую крымскую власть. Именно благодаря им я и мои товарищи нашли возможность здесь обосноваться.

- Много среди ваших знакомых активистов, которые подверглись преследованиям новой власти? О каких масштабах и степени репрессий можно говорить?

- Перечень фигурантов уголовного дела о «сепаратизме» в Одессе показателен сам по себе. Во-первых, это уже упомянутый Антон Давидченко. Выпускник одесского истфака. Человек, который в организационном плане сделал для протестного движения в Одессе больше всех. В своей деятельности всегда совмещал социальную и гуманитарную проблематику. В 2010 году баллотировался в одесский горсовет от партии «Родина» Игоря Маркова.

Второй арестованный — Юрий Танклевский. Ветеран Афганистана, известный спортсмен, инструктор каратэ. Один из организаторов официальной самообороны ОГА зимой 2014-го. Он попался на провокацию СБУ, агенты которой выдали себя за эмиссаров Аксенова.

Пока как свидетели по делу о «сепаратизме» проходят депутат областного совета Алексей Албу и Ростислав Барда. Оба они были в разное время за непримиримую позицию исключены из Компартии. У Албу дома уже был обыск, который ожидаемо не дал никаких результатов. Еще один обыск был на днях дома у священника отца Олега Мокряка, настоятеля храма святой мученицы Татьяны при юридической академии Кивалова. Сегодня он вынужден скрываться. Ну и ваш покорный слуга…

Но это только верхушка айсберга. Множество активистов и даже просто людей, которые посещают наши митинги и марши, подвергаются «профилактическим» беседам в милиции. Одним словом, можно сказать, что репрессии, конечно, не массовые, а скорее точечные. Я вам описал детально ситуацию по Одессе, где спокойней всего. На Донбассе, в Харькове, Днепропетровске и Запорожье все жестче. Там есть и похищенные, и опять же арестованные, и люди, к которым суд применил другие меры пресечения. К сожалению, никто даже в России централизованно не собирает эту информацию, не оказывает помощи репрессированным и их семьям.

Счет тех, кто вынужден покинуть Украину, идет уже на десятки. Это не только активисты, но и сочувствующие нашему движению журналисты, например, Алексанр Чаленко из Киева.

- Насколько все происходящее вообще можно называть репрессиями. Может, действительно, правоохранительные органы пресекают посягательства на территориальную целостность страны? В конце концов, для этого они и существуют.

- Основное обвинение в наш адрес — сепаратизм. Вот все мы знаем классические сепаратистские движения, ИРА, например. Мы знаем, что они ясно декларируют свои цели, имеют давнюю историю, длительный путь борьбы и т.п. А кто слышал на Украине о сепаратистах до конца февраля этого года? Так не бывает. Просто сепаратизм или борьба со шпионами — это классический, проверенный веками способ легализовать собственную диктатуру, что мы и видим сейчас на Украине. Это лучший способ переключить фокус общественного внимания во вне, подальше от действий правительства, от кадровых назначений, особенно на местах.

- Почему все предыдущие годы и даже сегодня вы не обращаетесь в международные правозащитные организации, особенно европейские и американские? Они ведь должны быть чувствительны к нарушению прав человека и дискриминации на национальной и политической почве.

- Мы никогда не рассчитывали на внешнюю помощь, даже, по большому счету, со стороны России. Я вот, например, даже не знаю, как и куда обращаться. Думаю, что в наших рядах никогда не было доверия к западным правозащитным структурам. Может, это и ложный стереотип.

Знаю, что вчера в Одессе была мониторинговая миссия ОБСЕ, вот и посмотрим, что они там намониторят. Тем более, что я вам довольно подробно объяснил, в чем основная проблема политической дискриминации. Вы не найдете ни одного нормативного акта, изданного за 20 лет украинским государством, в котором прямо сказано, что захват областной администрации во Львове — это патриотизм, а в Донецке — преступление. И тем не менее это так. Как и кому на это жаловаться, я не очень понимаю.

- С российскими правозащитными организациями та же ситуация?

- Мне мало что известно о таких организациях. Если говорить о профессиональных правозащитниках типа Новодворской или Алексеевой, то понятно, что эти люди нам не друзья. А если говорить о тех, кто борется за интересы русских в самой России, то мне кажется, у них и без нас масса своих проблем. Я же говорю — проблема не столько гуманитарная, сколько политическая. А потому с ней нужно бороться политическими методами.

- Что делала официальная Россия для поддержки русских и ориентированных на Россию политических и общественных движений в Украине в годы ее независимости?

- Мне кажется, что ничего не делала. Кто-то пилил какие-то скромные бюджеты, кто-то играл на балалайке, вот и все.

- Так категорично?

- Я бы рад узнать о других примерах, но мне об этом ничего не известно. А результат этой деятельности, вернее ее отсутствия, мы все можем легко увидеть.

- Как в это время влияли на ситуацию внутри Украины Евросоюз и США? О примерах «руки Брюсселя» или «руки Вашингтона» вам известно?

- Известно, что Запад давно и системно здесь работает по линии гражданского общества, неправительственных организаций и т.п. Особенно это касается формирования специфического медийного климата. Но мне кажется, что в нынешнем майдане, в отличие от 2004 года, роль прямого внешнего воздействия была второстепенной.

- А что стало главным?

- Главным была внутренняя ситуация. Янукович реально довел страну до края пропасти, а у этого края начал выделывать свои внешнеполитические маневры.

- Что, по вашему мнению, официальная Москва должна делать для сохранения Украины в орбите своего влияния?

- Я бы мог содержательно ответить на этот вопрос, если бы он был задан даже год назад. Но сейчас нужно дождаться окончания острой фазы кризиса. И уже тогда будет понятно, кто, в каком виде и в какой орбите окажется. Что касается совета для здесь и сейчас, то я не владею в полной мере информацией по Востоку, но скажу, что Юг в этом смысле довольно сильно от Крыма отличается. Даже Одесса — город с наиболее распространенными пророссийскими настроениями, все равно отличается в этом смысле от Крыма.

Тот раскол, о котором я говорил, очень радикализировал общество. Я не берусь сейчас говорить о цифрах, но антироссийские настроения весьма ощутимы. Потому, на мой взгляд, на сегодня наиболее эффективным является отсутствие прямого внешнего давления со стороны России. На самом деле, режим очень слаб, и я не вижу ресурса для его укрепления. Пока еще они пользуются выстроенной Януковичем жесткой вертикалью, но поддерживать ее в таком отмобилизованном виде эти люди просто не смогут. Экономика еще скажет свое слово.

Это не значит, что нужно просто сидеть сложа руки, но прямолинейные действия, которые дали эффект в Крыму, по крайней мере на Юге, вряд ли будут столь же уместны.

- Вы являетесь одним из идеологов федерализации Украины, в частности такого проекта, как «Новороссия», чьи флаги сегодня появляются на митингах и в социальных сетях. Как вы оцениваете востребованность этих идей в украинском обществе?

- Могу сказать, что идеи федерализма получили распространение полностью либо частично даже у многих из тех, кто поддержал в итоге майдан. Однако история с потерей Крыма вновь актуализировала аргументы наших оппонентов о том, что федерализация приведет к распаду. Хотя рационально легко понять, что это совершенно не так. Но сейчас мало кто готов слышать рациональные аргументы. Все подсознательные массовые страхи, которые только и есть в обществе, выпущены на свободу.

- Русские организации не пытались налаживать связи и координировать свои действия с русинскими национальными движениями в Закарпатье, румынскими в Буковине, лемками в Галичине на общей платформе федерализации Украины?

- Во-первых, хочу сказать, что было бы большой ошибкой ставить знак равенства между федерализмом и стремлением различных национальных общин к защите своих прав. Это принципиально разные вещи. В той же Буковине и Галичине есть местные федералисты, но они украинцы и не имеют отношения к румынам или лемкам. Что касается закарпатских русинов, то это очень интересное движение, с сильными лидерами, такими как отец Дмитрий Сидор, которому «сепаратизм» шили еще при Ющенко, а потом продолжили преследование и при Януковиче.

Русские организации всегда контактировали с русинами, во многом наши цели совпадают. Особенно в вопросах непринятия галицкого национализма. Галицкий национализм и киевская бюрократия — вот главные враги и федералистов и всех национальных общин.

- Сейчас в Донецке, Харькове, Одессе и других городах продолжаются митинги. У протестного движения на Юго-Востоке есть долгосрочная перспектива?

- Поскольку движение стало спонтанными, то трудно что-то говорить о его перспективах. Но уже и так понятно, что за последние годы ничего подобного по массовости у нас не было. Конечно, будут продолжаться репрессии против лидеров, но опыт того же майдана показал, что это не останавливает, а только усиливает протест.

В конечном итоге, я уверен, что мы придем к тому, что в наших городах мы не будем гражданами второго сорта. Не могу обещать, что это будет уже завтра, но в окончательной победе уверен.

Конечно, сегодня не хватает координации, надежного тыла, ресурсов, да много еще чего не хватает. Но это только начало борьбы.

В Одессе протестное движение получило название Куликова поля, по месту, где стоит наш палаточный лагерь. Это самая большая площадь в городе. И это очень символичное название. На Куликовом поле был сделан только первый шаг к освобождению Руси от Ига, а впереди было еще 100 лет борьбы, поражений и побед. Я надеюсь, что нынешнее иго мы скинем куда быстрей.