Вечернее заседание.ч.2.

Вечернее заседание военного совета 1 июня 1937 года можно смело разбить на несколько частей.

Основная тема разумеется был раскрытый антисоветский заговор в РККА.Нарком Ворошилов произнес длинную речь,изобиловав фактами измены.

Самому Ворошилову относительно повезло.Он признался в близорукости(т.е.некомпетентности) и был прощен....

Не будь Ворошилов соратником Сталина и членом Политбюро его скорее всего ждало бы снятие с поста и арест.....но он был членом Политбюро и соратником Сталина.

Теперь он председательствовал на военном совете и приводил факты преступлений своих подчиненных,которые он сам не выявил.

Ворошилов в первой часи заседания мало говорил о своем выдвиженце Якире--но теперь ему пришлось поведать о том что происходило.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ВЕЧЕРНЕГО ЗАСЕДАНИЯ

Ворошилов продолжил военный совет новыми свидетельствами:

"Я в двух словах хочу остановиться на показаниях не военного, а бывшего военного, бывшего зам. начальника Артиллерийского управления Наркомата оборонной промышленности Артамонова.

Он вместе с Тухачевским, вместе с работниками Тухачевского, когда он был начальником вооружений, проделал очень большую вредительскую работу.

Очень большую! Я думаю, нет надобности зачитывать вам вот этот большой том показаний, потому что, кроме тяжестей и кроме неприятностей, ничего другого они у вас не могут вызвать.

Я думаю, что вы мне поверите на слово, что этот мерзавец был приказчиком своих хозяев-контрреволюционеров. Делали они все, чтобы срывать заказы по артиллерии, делали все, чтобы наши заказы готовить из недоброкачественной продукции и тем самым ослаблять артиллерийскую мощь нашей Красной армии.

И, наконец, в заключение, товарищи, эти господа были, помимо всего прочего, еще и прямыми шпионами. Они были связаны, как я уже говорил, с иностранными разведками и генеральными штабами. Тухачевский, Лапин, Василенко об этом говорят совершенно недвусмысленно и прямо. Вот что они показывают.

Вопрос:

«Когда вы установили связь с германской разведкой?»

Вопрос задается Тухачевскому. Тухачевский отвечает:

«Когда я находился на учении и на маневрах в Германии в 1925 г.»

В 1925 г. этот человек уже был связан с контрреволюционной сволочью.

Сталин.

" С какой?"

Ворошилов.

"С германской."

Сталин.

"Шпионами?"

Ворошилов.

"Шпионами."

Сталин.

"Так и надо говорить."

Ворошилов.

"Я так и говорил."

Сталин.

"Имел связь со шпионами, завербовался шпионом."

Ворошилов. Вот что он говорит:

«Меня тогда все время на этих маневрах сопровождал генерал фон... (читает) ...через него я передал немецкой разведке... в 1936 г., когда я с ним встретился, я передал ему дислокацию войск... и данные о сроках сосредоточения».

Дальше он показывает следующее:

«Примерно к 1925 г. относится и мое знакомство с польским шпионом Домбалем...» (читает).

Сталин.

"И у поляков работал."

Ворошилов.

"Чтобы не обижались ближние соседи, он и им служил."

Буденный.

"Он всем служил."

Ворошилов.

"Затем он показывает дальше, как он себе представлял оказание непосредственной помощи тем хозяевам, которым он служил:

«Между тем на Украинском фронте картина должна сложиться совершенно обратная. Армия вторжения, прорвавшись до Львова...»

Ну, это не так важно. Вот что он дальше говорит:

«В этих условиях, — говорит Тухачевский, — вредительская сдача участниками заговора Летичевского укрепленного района создала бы положение...» (читает).

А вот что показывает по части шпионажа Лапин:

«Как мне рассказал Путна, шпионские связи с японцами были установлены в бытность его военным атташе в Германии в 1927—28 г...» (читает).

Вот что говорит Василенко. Ему задается вопрос:

«Какие шпионские сведения были вами переданы для японской разведки?»

Он отвечает:

«Через некоторое время после разговора с Фильдгельсом мне позвонили домой...» (читает).

И, наконец, для того чтобы показать вам, насколько люди могут пасть, я хочу зачитать показания Карахана. Можно здесь зачитать эти показания?

Сталин.

"Почему нельзя?"

Ворошилов.

"Карахан являлся участником группы, которая была организована бывшим главой Народного комиссариата внутренних дел Ягодой. Он о своем шпионаже дает развернутые, если можно так выразиться, показания:

«При каких обстоятельствах вы были завербованы в германскую разведку и какую вы вели шпионскую работу?» — задает следователь вопрос этому подлецу. Вот что он отвечает:

«В 1927 г. я в Москве был завербован негласным германским военным атташе в СССР Нидермайлом и с тех пор являюсь агентом разведки рейхсвера»

Далее он сообщает:

«Программой контрреволюционного заговора являлся захват власти любыми средствами. Поэтому установление контакта с германскими правительственными кругами имело своей целью выяснить, на какую помощь со стороны Германии могут рассчитывать заговорщики...» (читает).

Далее следователь спрашивает:

«С кем из представителей правительственных кругов Германии вы связаны как участник заговора?»

Ответ:

«Генерал Мильх является весьма близким к Герингу лицом и, как он мне заявил, вел свои переговоры от имени Геринга и Гитлера по их прямому поручению...» (читает).

Сталин.

"Это все Карахан?"

Ворошилов

" Карахан с Ягодой."

Сталин.

"Здорово!"

Ворошилов.

"(Продолжает зачитывать показания Карахана.) На этом первая беседа была закончена. Затем состоялась вторая встреча. Ваш земляк, т. Хаханьян. «Состоялась ли ваша вторая встреча с Мильхом?» Какие сволочи! «Да, я имел с ним встречу в этом же 1936 г. тоже в Будапеште...» (читает, кончая словами: «чтобы прийти на помощь СССР»),

То есть, другими словами, речь шла о том, чтобы пойти по проторенной дорожке, чтобы этот опыт, который весьма удачно проходит в Испании, применить и в отношении нашей с вами страны. «При переговорах поднимался вопрос перед Мильхом о финансовой поддержке заговора со стороны Германии...» (читает, кончая словами: «особенно об истребителях»), И тут не забыл получить от него шпионскую весточку.

Сталин.

"От...получал и от него хочет получить."

Ворошилов.

"(Зачитывает показания Карахана, кончая словами: «о вооружениях нашей армии» и т.д.). Конечно, в какой связи неважно, но Мильх был полностью осведомлен о том, что делается в нашей Рабоче-крестьянской Красной армии и, так сказать, очень хорошо оперировал этими данными, в противном случае он, может быть, не стал бы разговаривать с этим дураком.

Эти господа, как видите, мечтали об очень многом. Многое выглядит тут смешным, — и этот «дворцовый переворот», о котором они здесь болтали, и организация восстания, и быстрая победа в этом восстании, и затем смычка с контрреволюционными силами фашистской Германии, — все это кажется как будто бы смешным, абсурдным и диким.

Но если принять во внимание, что эти господа имели свою агентуру во всех порах нашего государственного аппарата, когда у них сидел в свое время на посту народного комиссара внутренних дел Ягода, когда на посту зам. народного комиссара иностранных дел сидел господин Карахан, в армии сидели не только рядом со мной люди, но и в округах, — управлявшие округами, связанные между собой едиными контрреволюционными целями и задачами, — приходится, товарищи, думать, что положение было все-таки довольно неприятным.

И если все это сейчас вскрыто, если вся эта контрреволюционная гидра была вовремя поймана и задушена, то только благодаря тому, что мощь, сила нашей партии, нашего великого народа, рабочего класса так велики, что эта сволочь только между собой болтала, разговаривала, шушукалась и готовилась к чему-то, не смея по-настоящему двинуться.

Она двинулась один раз, в 1934 г.: 1 декабря они убили члена Политбюро и секретаря Центрального Комитета, секретаря Ленинградского областного комитета партии товарища Кирова.

Они бросили пробный шар, они думали на этом прощупать силу сопротивляемости партии и силу ненависти народа к себе. Они знали, что народ такую сволочь будет уничтожать, они знали, что рабочекрестьянские массы не могут им сочувствовать, не пойдут никогда.

Они тем не менее хотели прощупать кровью и прощупали, получив очень основательный удар по рукам.

Собственно говоря, кровью нашего замечательного товарища, чудесного человека Сергея Мироновича Кирова мы купили эту возможность, получили возможность обнаружить всю эту гадость. Если бы они не просчитались, мы могли бы в войну въехать со всей этой сволочью, мы могли бы прийти к войне со всеми этими господами, и тогда было бы очень трудно.

Но вот этот ложный шаг врага, он дал возможность нам сперва распутать весь тот узел мерзости, гадости, преступлений, которые царили в самом Наркомате внутренних дел. Только благодаря этому Политбюро и лично т. Сталин вмешались, стали распутывать.

Послали туда одного из лучших наших работников, т. Ежова, который начал распутывать дело по преступлениям, совершенным в Ленинграде, и ниточка за ниточкой добрались до господчиков, которые сидели и организовывали эти преступления, а затем через них уже и до других господ, до этих самых субъектов, о которых здесь мы ведем речь.

Товарищи, как могло все это произойти? Как могло случиться, что мы — работники Рабоче-крестьянской Красной армии — проморгали у себя такое огромное количество врагов?

Как могло случиться, что мы, — большевики, честные революционеры, люди, которые призваны были, держа в руках глаза, смотреть кругом себя по-настоящему, по-большевистски, — проморгали все эти мерзости?

Как это все произошло? Вот вчера, вы знаете, застрелился мой первый заместитель. Почему он застрелился, он не сказал. Его отстранили от должности за тесную и чрезмерно близкую связь с группой Якира.

Когда Якир был арестован и когда он был изобличен в своих подлых преступлениях, нельзя было больше терпеть такого положения, что человек, обличенный таким огромным доверием, как должность начальника Политического управления и зам. народного комиссара обороны, нельзя было терпеть.

Его сняли с должности. Он, получив приказ, тут же, не задумываясь, застрелился. Что это значит? Это наводит — у нас нет пока данных, — но это наводит на очень печальные размышления.

Сталин.

"Осепян показывает, что его завербовал в 1932 г. Гамарник. У нас показания есть."

Ворошилов.

"Ну, я этого еще не знаю. Вы теперь можете себе представить положение, когда у меня один и другой зам. — враги народа, когда у нас в армии один, другой, третий, четвертый — без конца, их очень трудно даже сосчитать: командующие, помощники командующих, — враги, враги народа."

Сталин.

"А какой же был третий?"

Голос.

"А Каменев?"

Ворошилов.

"Люди так замаскировались, что я должен здесь по-честному признаться, что я не только ничего не видел контрреволюционного в действиях этих людей, но просто мне никогда в голову не приходило.

Я Тухачевского, вы это отлично знаете, не особенно жаловал, не особенно любил. У меня с ним были натянутые отношения. Я Тухачевского не высоко ценил как работника, я знал, что Тухачевский больше болтает, треплет."

Голос.

"А Якира выдвигали."

Сталин.

"Выдвигали, выдвигали, факт."

Ворошилов.

"Вы знаете, Якир на Украине. Вот здесь сидит начальник штаба, пусть скажет, масса людей знают, пусть они скажут: выдвигал?

Сказал о Якире кто-нибудь? Никогда ничего не говорили."

Голос.

"В 1930 г. говорили вам и т. Сталину о Якире и Тухачевском. Точным именем называл и Якира, и Уборевича, и Тухачевского."

Сталин.

"Что у них группа была?"

Голос.

"Нет, не группа. Я тогда называл Тухачевского сволочью. Лично ему в глаза говорил."

Сталин.

"Настроение было веселое?"

Голос.

"Нет, я покажу, что было достаточно фактов, чтобы его изобличить."

Ворошилов.

"Относительно группы, о том, что эти люди Тухачевский, Якир..."

Голос.

"Уборевич..."

Ворошилов.

"Уборевич и ряд других людей были между собою близки. Это мы знали, это не было секретом. Но от близости, от такой групповой близости до контрреволюции очень далеко."

Голос.

"Этого никто не знал."

Ворошилов.

"Мы не так давно, когда было совещание Политбюро..."

Голос.

"В ноябре или декабре."

Ворошилов. ...

"Совещание, когда мы Тухачевского поставили..."

Голос.

"7 мая."

Ворошилов.

"Нет, в прошлом году, 8 месяцев тому назад. Это было после 1 мая, примерно, в июле-августе месяце.

В мае месяце у меня на квартире Тухачевский в присутствии большого количества людей бросил обвинение мне и Буденному в присутствии тт. Сталина, Молотова и других, бросил мне и другим обвинение в том, что я группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с ними веду, направляю всю политику, неправильно эту политику веду и т.д.

Потом, на второй день, он отказался, сказал, что был пьян и т.д. Тов. Сталин сказал, что вы здесь перестаньте препираться, давайте устроим заседание и на заседании вы расскажете, в чем дело.

И вот там мы разбирали эти вопросы и опять-таки пришли к такому выводу. Там был я, Егоров."

Сталин.

"Они отказались."

Ворошилов.

"Да, отказались, хотя группа Якира, Уборевича, она вела себя в отношении меня довольно агрессивно. Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно. Но все это было в рамках обычной склоки и неприятных столкновений людей, которые долго друг с другом работали, могли надоесть. Никто из нас не допускал, что такая вещь есть.

Я, конечно, не могу с себя снимать ответственность. Я знаю, Вячеслав Михайлович(т.е.Молотов), ты все время мне говорил: смотри.

Я смотрел, глаза таращил, приходил, видел, что человек работает честно, также возмущается неполадками, как и я, также работает, чтобы эти неполадки ликвидировать, также предпринимает шаги и меры, чтобы это изжить, и думал, что это так и нужно делать. Тут, конечно, нужно было, чтобы кто-то сигнализировал."

Сталин.

"На работе надо проверять."

Ворошилов.

"Это правильно. На работе Тухачевского я проверял, на работе он всякий раз проваливался и не нужен был на работе. И мы его, и ты его невысоко ценил как практического работника. Мы считали, что он дело знает, делом интересуется, и он может быть хорошим советчиком.

А возьмите Якира, Уборевича.

Там был командный состав высшего сорта и второго сорта, невзирая на то, что те, на которых смотрели сверху вниз, они работали как будто неплохо."

Голос.

"Очковтирательством занимались."

Ворошилов.

"Теперь выяснилось, что очковтирательством занимались."

Голос.

"Они нас называли фельдфебелями, унтер-офицерами."

Ворошилов.

"Одним словом, факт остается фактом. Мы все, я в первую голову, проморгали, прошляпили, оказались малоспособными видеть врага, если он по-настоящему, по-вражески замаскировался.

Но, с другой стороны, я должен прямо еще раз заявить, что от вас, от сидящих здесь, я ни разу не слышал ни одного сигнала. Склоки, недоразумения, недовольства — это я разбирал, улаживал.

Но никто из вас не подсказал, а между тем огромное количество людей, которые вместе с ними работали, не только работали, но и были в близких отношениях. Но я здесь ничего сказать не могу. Такой человек, как Смирнов, он дрался с Уборевичем и я мирил его с Уборевичем. Он приходил и говорил, что это подлец, что это сволочь, что он не большевик. Я сказал:

«Я знаю, что он не большевик, что ему нельзя ни на грош верить, но никто ни разу не сказал, что он — контрреволюционер».

Смирнов принадлежал к разряду людей, которые очень внимательно смотрели на него. Он видел в нем каждый сучок и задоринку, а что он — контрреволюционер, никто мне ни разу не сказал, потому что все, что мне становится известным по этой линии, я немедленно докладываю Политбюро. Но это, конечно, не оправдание.

На будущее время мы обязаны построить свою работу таким образом, чтобы никаких оправданий не было. Мы не имеем право позволять повторений, хотя бы в самой маленькой степени, чтобы что-либо было похожее на то, что у нас произошло. Как это нужно сделать?

Я думаю, что у нас все возможности налицо. Нужно немедленно сейчас очистить окончательно, железной метлой вымести не только всю эту сволочь, но все, что напоминает подобную мерзость, как бы высоко эти господа не забрались. Нужно вычистить армию буквально до самых последних щелочек, армия должна быть чистая, армия должна быть здоровая."

Голоса.

"Правильно."

Ворошилов.

"Это будет урон количественно большой, но качественно будет великое оздоровление."

Голос.

"Молодые подойдут."

Ворошилов.

"Молодые подойдут, пойдут новые поросли и в ближайший год мы, безусловно, выйдем оздоровленными.

Я думаю, товарищи, мы сделали в свое время большую ошибку, и командиров я должен на будущее время предупредить, что не только командиры, но и политработники неправильно поняли проведенную реформу о введении единоначалия[, когда было воспринято это так.

Одни думали: я — командир-единоначальник, я — все, а ты — ничего. Другие думали: ты — единоначальник, ты — командир, ты и делай, а я буду смотреть тебе в рот. Это было неправильное понятие, неправильная расценка положения, и это, к сожалению, притупило работу политработников. Это положение не дало возможности на работе в процессе самого дела друг за другом следить.

Политработники самоустранились, присмирели и стали смотреть снизу вверх: командир — это все, я — маленький человек. В том числе неплохие большевики совершенно забросили партийную и политическую работу, стали пренебрегать этим делом, поэтому перестали сами расти по-настоящему, и одновременно не стали работать над подчиненными людьми.

Это много способствовало тому, что эти господа контрреволюционеры под шумок начали свое черное дело и вели его с большим успехом, с большой интенсивностью.

Когда теперь вспоминаешь всех этих Уборевичей и Тухачевских, то стыдно становится, как они себя вели с точки зрения того, что они собой представляли — это были очень грязные, подлые люди."

Буденный.

"Правильно, низкие люди были."

Ворошилов.

"И они свои мерзкие дела творили на глазах у всех. Они творили такие дела, которые не только для коммуниста, а просто для всякого честного человека были делами, с которыми мириться нельзя. Мы с такими вещами мириться не должны и не можем

И если это будет наказуемо не по гражданскому кодексу, а вот именно в нашем представлении, тогда мы от многого можем избавиться, тогда мы избавимся от таких фактов, когда люди... дяют себе всякую мерзость.

При такой гадости, вот при такой грязи люди быстро попадаются на удочку врага. На будущее время мы все это должны выкорчевать и выкорчуем во что бы то ни стало.

Я, как народный комиссар, повинен в том, что на протяжении ряда лет не заметил, что классовый враг ведет свою черную работу.

Откровенно должен сказать, что я не только не замечал работу классового врага, но даже тогда, когда некоторых из них — таких, как Горбачева и Фельдмана

Поймали с поличным, когда их ухватили за руку, то я не хотел этому верить, я не мог допустить измены с их стороны и я их защищал.

Я прямо говорил, что это ошибка, что этого не может быть, что все это скоро выяснится, и эти люди будут скоро освобождены, ибо не может быть, чтобы они были предателями.

Я в этом повинен.

Но я должен сказать, дорогие товарищи, что я ни одного случая, ни одного сигнала не видел с вашей стороны, ни одного сигнала, повторяю. Я не снимаю этим с себя никакой вины, но, как говорится, беру и вас по делу. Вы вместе со мною были поставлены партией и правительством на свои посты.

Я знаю случаи ряда жалоб отдельных работников, когда у них друг с другом была склока, но, повторяю, никто ни разу не сигнализировал ни мне, ни Центральному Комитету о том, что в Рабоче-крестьянской Красной армии существуют контрреволюционные группы, что в Рабоче-крестьянской Красной армии существует конспирация или что-нибудь другое.

Этим я не хочу переложить свою вину на ваши плечи, но я хочу предупредить вас о том, чтобы вы были в сто раз более бдительными, чтобы вы смотрели вокруг себя зорче, чтобы вы политически острее ставили вопросы

Враг пойман за руку. Врагу нужно отсечь вместе с рукой его змеиную, подлую голову. Враг должен и будет сметен с лица земли. Армия социализма должна быть и будет чистой и победной. Впредь мы будем работать по-другому.

Лучше и скорее залечим все раны, нанесенные нашей армии, сделаем ее еще более сильной, славной и страшной для всех врагов нашей великой Родины и социализма."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В итоге преступная деятельность группы Тухачевского была детально разобрана.

Ворошилов снова признался в "близорукости" и в том что ведать не ведал что происходило у него в ведомстве....он не знал и ему ничего не говорили.

Он считал что войска в ркругах в отличной боевой готовности,а оказалось его как младенца дурили Якир и Уборевич.

Так кто же такой К.Ворошилов?....предатель или дурак?

Каждый должен ответить на этот вопрос для себя сам…Но это был ещё не конец вечера.