Дух древних хеттов живёт в России

На модерации Отложенный

За свои долгие годы людей я повидала немало. И скажу, что не все жители России, воспитанные на русской литературе имеют, что называется, русский характер и русский менталитет. Вот сейчас приходится удивляться той ненависти, злобе и агрессии, что копилась на Западной Украине. Правда, не у всех. Там есть русины, которые её ни мало не разделяют. Загадка: почему? Почему среди русинов нет бандеровцев, и они одни на Западной Украине помнят о своих русских корнях? Почему их соседям, историческим потомкам Червоной Руси, милее относить себя к Польской окраине, чем к России? В чеченских войнах и при нападениии Грузии на Ю.Осетию также поражала запредельная жестокость кавказцев. Меня удивляла моя знакомая из Северной Осетии, женщина среди друзей мягкая и доброжелательная, но с гипертрофированной мстительностью к тем, кого считала врагами. Сама мысль об их возможных мучениях доставляла ей садистскую радость. А ведь и она, и грузины - христиане, православные. Сейчас нет атеистической пропаганды, Церкви цветут и пахнут... И вот результат... В телерепортажах с Украины сами священники - пусть униаты или автокефалы, но христиане! - идут в первых рядах нацистов, благословляют на погромы и убийства.
Про Ислам здесь не говорю, хотя в их священных текстах имеются прямые призывы к убийству "неверных". Но вот Библия, Ветхий Завет, "святые" Моисей, Исус Навин, царь Давид и прочие... Ведь мало того, что пришли с войной на чужие земли, так и убивали всех подчистую, даже маленьких детей. Расправились и с дружественным племенем мадианитян, у которых Моисей перенял религию, устройство переносной скинии, облачения священников и всю прочую утварь и правила богослужения. Всему этому научил его тесть Иофор, веривший в одного с ним бога. Он принял и накормил израильтян, бежавших из Египта, а в благодарность - повеление: "враждуйте с мадианитянами и поражайте их" - за что? Оказывается, за то, что "некто из сынов израилевых" привёл в стан к соплеменникам свою новую жену - дочь мадиамского вождя. Немедленно, по приказу Моисея, его внучатый племянник вошёл с копьём вслед за ними "в спальню и пронзил обоих их, израильтянина и женщину в чрево её". В дальнейшем и всё племя мадианитян было истреблено, а тридцать две девочки-девственницы заколоты и сожжены вместе со скотом, как "дань, возношение Господу". Традицию продолжал царь Давид, добавив своё ноу-хау: всех жителей Раввы Аммонитской "вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи"... И христиане со священным трепетом вычитывают кафисмы, составленные из его псалмов с проклятиями: "Постави на него грешника, и диавол да станет одеснУю его. ВнегдА судитися ему, да изыдет осуждЕн, и молитва его да будет в грех. Да будут днИе его мАли, и епископство его да приИмет ин; да будут сЫнове его сИри, и жена его вдова; двИжущеся да преселЯтся сЫнове его и воспрОсят, да изгнАни будут из домов своих. Да взыщет заимодАвец вся, елИка суть его, и да восхИтят чуждИи труды его. Да будут чада его в погублЕние, в рОде едином да потребИтся (исчезнет) имя его. Да воспомянЕтся беззаконие отЕц его пред Гоподем, и грех мАтере его да не очИстится. Да будут пред Господем вЫну (всегда) и потребИтся от земли память их".
Вот так мыслят и чувствуют люди иных народов. Но не всех. Хетты жили ещё раньше, чем древние израильтяне, и были они индоевропейцами, нашими родственниками. Уже в те времена их этика и социальные отношения резко отличались от многих других. Привожу текст из книги "История Древнего Мира".


Хеттская литература и этика
 Среди сохранившихся произведений хеттской литературы весьма интересны назидательные рассказы, а также подробные царские анналы и автобиографии, составлявшиеся, вероятно, писцами, но несущие на себе явный отпечаток личности заказчика-царя. Интересно, что хеттская литература практически не занимается человеком самим по себе, его внутренним миром. Отдельный человек интересует ее почти исключительно как субъект межчеловеческих коммуникаций, своего рода мельчайшая суверенная держава, определенным образом выстраивающая свои взаимоотношения с другими такими же «державами». Здесь хеттов занимает прежде всего направленный поступок, т. е. добро и зло, которое один человек может сознательно причинить другому, и проблема ответа, воздаяния за них со стороны этого другого. От того, какое место занимает человек в этом так сказать «взаимообмене» добра и зла, и зависят его восприятие и оценка.
Эта тема поднимается в самых различных текстах хеттов – от назидательных рассказов и авантюрных повестей до царских анналов и переписки. В совокупности эти тексты исследуют практически все варианты отношений людей в рамках системы «поступок – воздаяние». Особый интерес у хеттов вызывало причинение неспровоцированного зла и ответ на него. Они выработали специфическую этическую концепцию: делом особой доблести, возвышающим человека, считался в этом случае отказ от мести.
Хаттусили I писал о своей мятежной дочери, схваченной и помилованной им: «Пусть она ест и пьет! Вы же ей зла не делайте! Она делала зло. Я же в ответ ей зла не делаю! Но она меня не назвала отцом, и я ее не называю дочерью своей». Царь Телепину заявлял о своих врагах, покушавшихся его убить: «Пусть идут они себе, и да будут они жить, и пусть едят и пьют. Зла же им никакого не причиняет Телепину. И так я постоянно говорю: мне сделали зло, я же тем зла не делаю!» Хаттусили III, свергнув своего племянника Урхитессоба, пощадил его и сделал удельным царьком; даже в ответ на новый акт враждебности Урхитессоба – попытку бежать за границу – Хаттусили ограничился ссылкой.
Если в конце концов обиженный все же предпринимал справедливую расправу над обидчиком, считалось хорошим тоном подчеркивать свое долготерпение, выразившееся в том, что он долго сносил обиды, не желая воздавать злом за зло, но поневоле исчерпал все пределы миролюбия. Хаттусили III пишет об Урхитессобе: «Он мне позавидовал и стал чинить мне зло. …Семь лет я все терпел. Но он всячески стремился меня погубить. И он отнял у меня Хакписсу и Нерик (последние владения Хаттусили. – А. Н.). Тогда я уже больше не стерпел и стал с ним воевать». Эта концепция не имеет ничего общего с более привычным для нас христианским «всепрощением». У хеттов великодушие к поверженному врагу диктовалось не столько состраданием к нему, сколько стремлением превознестись над ним в доблести; из трех корней знакомого нам христианского прощения – обычного человеческого милосердия, смирения и общности с ближним («братством во Христе») хеттское прощение имеет только первый, а два других его корня христианским прямо противоположны: это гордость и индивидуализм. Это хорошо видно из текста об осаде вражеского города:
«Царь тогда сказал: “…будьте осмотрительны! Не то [вражеский] город будет полностью разрушен, и произойдет грех и [неоправданное] опустошение. Если же будешь осмотрителен, город не будет разрушен…” Они отвечали царю: “Мы будем внимательны и избежим греха опустошения города”. Тогда царь сказал им: “Если город совсем погибнет, это будет грех, будет преступление!” И тогда они отвечали так: “Восемь раз мы шли на штурм, и теперь город хотя и будет разрушен [в ходе столь ожесточенной осады], но греха мы не совершим [так как ожесточенность сопротивления делает разрушение оправданнымъ”. И царь был доволен их ответами».
(Пер. В. В. Иванова)
Итак, великодушие царя диктовалось вовсе не жалостью к жителям города (он доволен тем, что ему удастся истребить их как можно больше без ущерба для своей чести!), а стремлением не осквернить себя самого, свою честь неоправданной жестокостью.

Поэтому прощение ни в какой степени не считалось обязательным: оно было доблестью сверх нормы, а нормально достойным ответом на зло была как раз полномасштабная месть (тот же Хаттусили I заявлял: «На вражду я отвечаю враждой!»). Правда, если обидчик успевал сам отдаться в руки обиженного, признать свою вину и просить о милости, прощение считалось почти обязательным. Такого прощения просит – собственно, почти требует, Мурсили II у богов в своей «Молитве во время чумы»:
«Этот грех я признал воистину перед богом грозы города Хаттусаса, моим господином, и перед богами, моими господами: это именно так, мы это совершили. Но после того, как я признал грех… да смягчится душа бога грозы, моего господина, и богов, моих господ. <…> Птица возвращается в клетку, и клетка спасает ей жизнь. Или если рабу почему-либо становится тяжело, он к хозяину своему обращается с мольбой. И хозяин его услышит его и будет к нему благосклонен: то, что было ему тяжело, хозяин делает легким. Или же если раб совершит какой-либо проступок, но проступок этот перед хозяином своим признает, то тогда что с ним хочет хозяин сделать, то пусть и сделает. Но после того, как он перед хозяином проступок свой признает, душа хозяина его смягчится, и хозяин этого раба не накажет».
(Пер. В. В. Иванова)
По смыслу этот пассаж близок русской пословице «Повинную голову меч не сечет». Сам Мурсили II не только просил, но и с охотой давал такого рода прощение капитулирующим врагам, всячески подчеркивая это в своих летописях и договорах.
С этой же концепцией связано типичное для хеттов противопоставление «плохих» и «хороших» людей, причем первые при прочих равных оказываются сильнее: «Если хорошие люди одни не живут, а плохие люди с ними вместе оказываются, то плохие люди начинают нападать на тех, кто понимает добро, и те погибают». Это и понятно: «хорошие» люди, никогда не нападающие первыми, долготерпеливые, соблюдающие обычаи «правой вражды», склонные к прощению врага и считающие такое прощение почти обязательным в случае признания им своей вины (пусть даже вынужденного), окажутся в неизбежном и систематическом проигрыше перед «плохими» людьми, никакими правилами себя не сковывающими.
Компенсировать открывающуюся «разность потенциалов» у хеттов должна была власть бога и царя. Характерно, что именно такую задачу возлагают подданные на Тудхалию IV, упрекая его – как повествует он сам – в следующих выражениях: «Солнце, наш господин! Ты истинный воин! Но по суду ты ничего рассудить не успел. Смотри, из-за этого плохие люди хороших людей совсем уже прикончили!

 

Царь и подданные у хеттов
 Новохеттская держава – типичная абсолютная монархия Ближнего Востока – дает возможность понять, что же на самом деле кроется за расхожим выражением «восточная деспотия». Царь Хатти – абсолютный правитель в том смысле, что его деятельность не могла быть обжалована ни в какой «земной» инстанции, а его компетенция никаких конкретных ограничений со стороны какой-либо формальной нормы не получала. Однако, в отличие от позднейших теоретиков персидской и эллинистических империй, хетты не считали, что «все, что идет от царя, должно почитаться справедливым». Царь – высший исполнитель нормы, но никоим образом не ее источник. Поэтому хеттский подданный (независимо от ранга) мог не соглашаться с царем, осуждать его решение, предлагать свои поправки или высказывать претензии. Это считалось естественным и не ставило такого подданного в антагонистическое положение по отношению к царю и возглавляемому им режиму, не делало его «отщепенцем».
Подобные эпизоды включаются даже в царские анналы: Мурсили II сообщает, как военачальники отговорили его от похода, затеянного им в неподходящее для военных действий время, к Тудхалии IV подданные обращаются с претензией по поводу его недостаточного внимания к судебным делам – и он исправляет положение, не видя ничего странного в том, что подданные указывают ему, что делать.
В подлинной, хотя бы той же эллинистической, деспотии царь стоит выше любой этической оценки (не он должен пребывать «в страхе перед людскими законами и укорами, а ему подобает стать для людей законом и мерилом справедливого», как передает этот принцип Плутарх). У хеттов, напротив, царей постоянно и нормативно оценивают, и сами они считают нужным оправдывать свои действия перед лицом подданных, доказывая, что те соответствуют принципам обычной морали. Обширное самооправдание узурпатора Хаттусили III было рассчитано именно на условия этической, хотя и не политической подотчетности царя подданным. Характерно, что хеттские цари пространно разъясняли народу те или иные предпринятые ими реформы, рационально оправдывая их интересами всего общества.
Еще более существенное отличие новохеттской державы от восточной деспотии – возможность настоящего антагонистического, мятежного выступления против царя. В настоящей деспотии такое выступление заведомо стоит за пределами любой нормы. Напротив, в Хатти есть четкое представление о «плохих царях», прямое выступление против которых вполне оправданно. Разумеется, речь идет о чрезвычайной ситуации, которая не может быть заранее формально описана и для разрешения которой нет регулярных механизмов. Однако само ее появление вполне предусмотрено, и хеттские цари-узурпаторы (Телепину и Хаттусили III) официально оправдывают свою узурпацию тем, что свергнутые ими предшественники собирались несправедливо и безвинно их погубить – это считалось достаточным основанием для мятежа, иными словами, речь идет фактически о концепции необходимой самообороны против царя при определенных условиях! Еще ярче сказано в указе Телепину: «Какой царь будет делать зло своим братьям и сестрам, тот отвечает своей царской головой. Тогда созовите совет, пусть он своей головой искупит зло. Тайно же его пусть не убивают!» Этот пример – уникальный; в Новохеттский период подобный закон не действовал и был бы даже немыслим, но сам указ по-прежнему старательно копировался в царских архивах, иными словами, если не данный конкретный закон, то общий подход к царской власти, выраженный в нем, вполне отвечал новохеттским представлениям.
Итак, мы имеем дело с особой моделью монархии, при которой, с одной стороны, царь наделяется властью, не ограниченной никакими заранее определенными, заранее предусмотренными по формальным признакам нормами, но тот факт, что сами эти нормы есть, признается всеми (их только нельзя формально и заранее определить). При этом царская власть считается вторичной, функциональной, оправданной тем, что она необходима самим людям, образующим управляемую им страну.
Норма общежития, носителем которой является все общество, рассматривается как стоящая над царем. Он подлежит сознательной оценке подданных относительно этой нормы и может оказаться преступным. В этом случае оправданы действия против него (обличение, низвержение). Царь и сам признает высший авторитет этой нормы, он стремится доказать обществу, что остается ей верен, и оправдать свои действия перед подданными.
Для подобной власти есть точная и последовательная аналогия: это власть главнокомандующего на войне (он также наделен неограниченными полномочиями, но и он, и его подчиненные твердо знают, что сделано это исключительно ради самих подчиненных и их дела – не армия для командующего, а он для армии), но это никоим образом не власть «деспота».
Нам ближе по духу хетты, чем древние израильтяне, не правда ли? (О средневековых составителях Талмуда лучше промолчу).