Не родной «родной» украинский язык

То, что называется «Сучасна українська мова», является на самом деле малоосмысленным конъюнктурным набором букв – непонятным нормальным украинцам.


Моя бабушка по материнской линии носила фамилию Шевченко. Её семья была родом из-под Миргорода, а в начале прошлого века переселилась с Полтавщины в район нынешнего Гуляйполя. В советское время Гуляйпольский район Запорожской области – это было стопроцентно украинизированное место. Радио – только по-украински (правда, по нему только время сверяли), местная районная газета – тоже только на украинском, школа всегда была украиноязычная. То есть никаких следов русификации, о которой навзрыд рассказывают украинские националисты, даже не наблюдалось. Единственное, что было русским в доме моей бабушки, – это мой дедушка.


Но к чему я сделал подобное вступление? На заре независимости, когда я приезжал к бабушке в деревню, она меня просила смотреть с ней украинские новости, чтобы… переводить. Поскольку новости делали на том, учебник чего называется сейчас «Сучасна українська мова». А уроженка Полтавщины, прожившая всю жизнь в украинском селе, не понимала таких слов, как «щелепа» (челюсть), «пазуры» (когти), «смолоскып» (факел), «шкарпэткы» (носки), «шпалэры» (обои), «пэнзлык» (кисточка), «экзыл» (изгнание), «амбосада» (посольство), «мапа» (карта), «фах» (специальность) и десятки других слов. Просто я учился в городской школе, где, естественно, изучал предмет «Українська мова» и значение этих слов знал.


Ещё тогда я удивлялся – как же так? Язык вроде называется украинским, а сами что ни на есть украинцы многое из него не понимают. Причём это касалось не только моей бабушки, это касалось всех жителей села. А там были уроженцы практически всех регионов Украины – и с Житомирщины, и с Волыни, и из Черкащины. А спросишь, что такое «краватка» (галстук), – «Тю, – скажут, – та це ж крОвать, тилькы маленька». Когда скажешь, что это галстук, – тот, что на шее, – удивлённо глянут на тебя и спросят: «А це по якому?» Сказать, что по-украински, – обидятся. Подумают – зло шучу.


Поэтому уже в то время у меня зарождались сомнения относительно того, что нам навязывается как «Сучасна українська мова». К языку, на котором общается население Украины (в том числе и сельское), оно имеет весьма приблизительное отношение. И именно в этом главная проблема провала украинизации.


Ведь те люди, которые в конце XIX века создавали «українську мову», исходили из весьма благородного посыла – максимально распространить грамотность на юго-западе России. А ради этого нужно не массово безграмотный народ подтягивать к литературному русскому языку, а язык и знания на нём опустить до уровня народа. В русском языке много грамматических правил? Значит, научим людей буквам, а дальше введём фонетическую систему. Пусть пишут, как слышат. Лишь бы смысл доходил. Надо – будем писать слова, употребляемые в местном наречии.


Но вскоре эту просветительскую идею подхватили нечистоплотные политиканы, которые стали пропагандировать тезис максимального «развода» русского и украинского языков. Поэтому и полился в украинский язык мутный поток заимствований из польского и немецкого. Иногда слова просто банально придумывались: например, Лариса Косач (Леся Украинка), придумала слово «мрия» (мечта). Вводились новые буквы наподобие «Ї», «апострофа», «Г с крышечкой».


Конечно, украинский язык всё сильнее отдалялся от русского языка. Но при этом – становясь всё неудобней для общения, чтения и писания. Становясь всё менее родным для тех, для кого он якобы и был создан.


Вот возьмём самый яркий пример – Виктор Ющенко. Уроженец слобожанского села. Человек, в чьём украинском происхождении не сомневаются даже недоброжелатели. Но вы послушайте его: «Мы по листнеци взбыраемось на этажи». Ага, а как же «мовна» «дробына» (лестница) и «поверхы» (этажи)? «Слидуючый рик» – хотя правильно «наступный рик». «Усэ, точка!» – а как же быть с «мовной» «крапкой»? И таких примеров сотни, и это только с одного Ющенко.


Причём борьба с «русификацией» мовы перешла линию добра и зла. Например, в «Сучасній українській мові» ликвидировали слово «творог» и стали обозначать его словом «сыр». То есть в украинском языке и то, что по-русски называется «творог», и то, что по-русски называется «сыр», обозначается одним словом. Но это же два разных продукта! Очень весело тем, кто читает книгу рецептов на украинском языке и всякий раз задаётся хорошим вопросом, а какого «сыра» 200 граммов? Того, который «сыр-сыр», или того, который «сыр-творог»? То же самое со словом «прыгода», которое в украинском языке означает и «приключение» и «происшествие». И со словом «кит» – этим словом обозначается и тот, что на заборе сидит и мурлычет, и тот, что в океане плавает.


Но не надо клеветать, что у украинских филологов плохо с фантазией и они не в состоянии придумать слова для обозначений каких-то явлений или предметов. Там, где не надо, фантазия работает выше всяких похвал. Взять, например, русское слово «вертолёт»: тут в украинской мове мы находим множество слов, обозначающих этот механизм. Это и «гвынтокрыл», и «гэликоптер», и просто «вертолит». Или взять слово «весы», которые по-украински переводятся и как «вагы», и как «терезы». И таких примеров в «сучастной украинской мове» множество.


В желании подальше растащить русский и украинский языки друг от друга и под маркой борьбы с «русификацией мовы» дошли до филологического абсурда.


Причём эти «перегибы» признал даже такой филологический авторитет, как Виталий Русанивський. В предисловии к «Історії української літературної мови» он, в частности, пишет: «Тут же попередньо слід згадати про таке: звичайно, русифікація полягала не в тому, що українські слова замінювалися російськими (хоч було й це). Ліс лишався лісом, поле полем, хата хатою, граблі граблями і т. д. Не слід вбачати русифікацію і в тому, що арабське з походження слово «майдан» заступилося слов’янським «площа», або занесене з жаргону німецьких слюсарів слово «мутра» замінило слово «гайка».

Но то, что простили Русанивському, покусившемуся на святое слово «майдан», другим не прощается. Любой человек, пытающийся проанализировать ситуацию с нашей «державной мовой» вне ракурса её извечной «соловьиности и калиновости», вполне может напороться на неадекватную реакцию со стороны «профессиональных украинцев», которые спешат навесить на таких исследователей ярлыки типа «шовинист», «антиукраинец», «украинофоб». В результате «профессиональные украинцы» начинают творить то, что известный украинский писатель Иван Нечуй-Левицкий когда-то называл «чертовщиной якобы под украинским соусом».


Современные паны-«словозаменители», в очередной раз распиная украинский язык, абсолютно не интересуются тем, как будут восприняты их «филологические навороты» населением, ради которого якобы и пишутся все новейшие словари или учебники. Особенно в этом смысле досталось профессиональной терминологии.


Возьмем, например, «Російсько-український медичний словник з іншомовними назвами», изданный в Киеве в 2000 году «Благодійним фондом «Третє Тисячоліття» тиражом 20 тысяч экземпляров (автор – С. Нечай).


Вот какие медицинские термины там предлагаются: акушер-гинеколог – пологожінківник, амбулатория – прихідня, аммиак – смородець, бактерициды – паличковбівники, биолог – живознавець, бинт – повій, бюллетень – обіжник. Это только на букву А и Б, на остальные буквы в словаре филологических шедевров также хватает!


В другом медицинском словаре, изданном в Киеве государственным издательством «Здоровье», находим совсем другие термины. Там гинеколог уже стал «жінкознавцем» или «бабичем» (а как же «пологожінківник» Нечая?), рвоту обозначили как «блювання», а «зуд» стал «сверблячкой». Серьёзно пострадали и термины греческого происхождения: адермия превратилась в «безшкіря», гирсутизм в «волохатість», акушерку назвали «пупорізкою», осмидроз – «смердячий піт», а эризипелоид – «бешиха свиняча».


Для тех же, кто посчитает и эти словари слишком уж «промоскальскими», специально переиздали другой, вышедший еще в 1920 году под редакцией некоего доктора медицины Галина. Согласно этому словарю анус рекомендуют называть «відхідником», ангину – «задавлячкою», выкидыш – «сплавней» или «виливком», а экстирпатор – «дряпаком».


Зачем, спрашивается, общепринятую международную терминологию заменять местечковым «новоязом»?


Впрочем, ничто не ново под луной, и «реформаторы» от языка в своих потугах тоже не оригинальны. Ещё в начале прошлого века раздавались голоса уважаемых в кругу украинофилов людей, главным лейтмотивом которых было: «Да что ж вы делаете с украинским языком?» Среди таких был и классик украинской литературы Иван Семёнович Нечуй-Левицкий, автор хрестоматийных «Кайдашевой семьи» и «Маруси Богуславки». Кроме литературных произведений, у Ивана Семёновича имелись и литературно-полемические произведения, в которых он ставил проблемы, перекликающиеся со многими нынешними проблемами украинского языка: и обилие полонизмов и германизмов, и ориентация исключительно на Галичину как носителя «единственно правильного» украинского языка, и использование некорректной терминологии.


Обо всём этом идёт речь в работе «Криве дзеркало украiнськоі мови», изданной в виде брошюры в Киеве в 1912 году. Нечуй-Левицкий «пропесочил» в этой работе таких деятелей, как Михаила Грушевского (будущий глава Центральной Рады), Симона (Семёна) Петлюру (член Центральной Рады, впоследствии – глава Украинской Директории), Дмитрия Дорошенко (министр в правительстве гетмана Скоропадского).


Вот что писал Иван Семёнович практически век тому назад (текст подаётся в оригинальной орфографии, поскольку Нечуй-Левицкий не признавал таких букв, как «ї» и «апостроф», считая их надуманными и ненужными для украинского языка): «Галицька книжня научня мова важка й нечиста через те, що вона склалася по синтактиці мови латинськоi або польськоi, бо книжня вчена польська мова складалась на зразець важкоi латинськоi, а не польськоi народньоі, легкоi й жвавоi мови, яку ми бачимо в польських белльлетрістів та поетів. Галицькі вчені ще й додали до неi, як складову частку, остачу староi киiвськоi мови ХVIII віку, нагадуючу в москвофільських пісьмеників староi і новоi партії мову Ломоносова. І вийшло щось таке важке, шо його ні однісінький украiнець не зможе читати, як він ни силкувався б».


И ещё: «Врешті треба щиро признатись, що украiнська література в наш час знаходиться в великі небезпешності. Галицька агітація не дрімає й шкодить нам гірше од староі цензури, бо викопує під нашою літературою таку яму, в котрі можна поховать і занапастить, може й надовго, усю украiнську літературу; вона висмикує спід наших ніг самий грунт, це б то народню мову».


Но предостережения писателя и лингвиста не были услышаны в «революционных вихрях» той эпохи, а столь же «революционные новоязы» нынешней заставляют любую научную работу сначала писать со словарём (и не одним), а потом также со словарями и читать. В принципе, такая же ситуация с художественной литературой и СМИ, поскольку людей, свободно владеющих словесными выкрутасами современных украинских филологов, у нас в стране можно пересчитать по пальцам. В этом и кроется отсутствие спроса на украиноязычные газеты и журналы, а не в происках Москвы и «пятой колонны».


Конечно же, если отказаться от тезиса, что нашим очень талантливым гуманитариям не повезло с народом, то надо признать, что сейчас официальный украинский язык семимильными шагами удаляется от языка народа, который должен на этом языке разговаривать. Но, может быть, отечественным филологам пора перестать считать, что народ – это раб, которому какую бы лингвистическую глупость ни спустили «сверху», должен её безропотно принимать. Ведь человек – существо общественное. Не в последнюю очередь потому, что осуществляет общение и общаться хочет на понятном для себя языке.