Тот свет. Конспект ненаписанного романа

От автора
Почти все мои сюжеты стартуют из сновидений.
Ведь что есть сновидение? «Небывалые комбинации бывалых впечатлений!» — если верить формулировке одного из персонажей Стругацких (Стасу Попову из «Малыша»). Т.е. сновидения правдивы, но очень по-своему...
Вот я и хочу предложить вам одно из моих сновидений, так и не сумевшее оформиться во внятный сюжет.

* * *

     Мне предстояло исследовать тот свет, поскольку он до сих пор никем как следует недоисследован.
     Заведение оказалось большое, лабиринтообразное, запущенное, давно не ремонтировавшееся, с почти никогда не менявшимся штатом сотрудников, но уже снабжённое компьютерами и другой чиновничьей оргтехникой. Коридоры, кабинеты, лестницы, очереди, суетливые клерки, значительнолицые кураторы для вновь прибывающих.
     Вновь прибывающие прибывают группами через пропускники в разных входах заведения. В моей группе оказалось человек тридцать, и почти ни с кем я не был знаком, кроме одной особы, которую я даже не сразу узнал и не уверен, узнал ли. Давно это было. Даже не помню, переспали мы с ней или нет. Кажется, нет... Ну, да это неважно, сие упущение мы, если захотим, наверстаем: впереди вечность.
     Этим делом вновь прибывающие начинают заниматься очень скоро после прибытия — как правило, от скуки и от безнадёжности. (Между прочим, прибывают сюда в телах вполне узнаваемых и соответственно возрасту изношенных, но весьма исправных...). Тут ведь какая хитрость? Куратор нам объявил, что все мы, вся наша группа, оказались тут по недоразумению и только временно. Поскольку, мол, возникли в жизни каждого из нас некие неясности, каковые надо прояснить: написать несколько заявлений, подписать несколько свидетельств — и подите вон обратно, доживать до вам положенного срока. Ну все и рады, и давай очереди занимать в указанные куратором кабинеты.
     С другими группами мы странным образом не пересекались, но очень скоро в нашей группе поползли шепотки, что «так объявляют всем»...
     А на время пребывания выдали каждому из нас по 2 000 виртуальных рублей — на чём-то вроде кредитной карточки. Буфеты и мелочные лавки были тут же, в коридорах. Тамошние цены: два раза сытно поесть — копейка, сухпаёк на три дня — две копейки, рюмка виски — две с половиной копейки, простынка с подушкой (если вдруг поспать захочется где-то в коридоре или на лестничной площадке) — четыре копейки... Уже эти цены в соотнесении с выданной суммой могли бы насторожить (две тысячи рублей — сухпаёк на восемьсот лет с гаком, или восемь тысяч бутылок виски!), но никого из нас почему-то не насторожили...

     Потолкался я в очередях и в кабинетах несколько дней, сожрал два сухпайка и два обеда, купил уже вторую простынку (подушку менять не стал). Виски оказался препоганым, один раз попробовал, и ну его, вернусь на землю — наверстаю. Пятнадцать копеек из двух тысяч рублей истратил... Подписал за всё это время две бумажки, а сколько их всего в толстенной канцелярской папке, даже считать не стал.
     Моя полузнакомая на меня уже с некоторой сексуальной надеждой поглядывает, а я чувствую — драпать отсюда надо. Но как? Выпустят ли, и вообще?
     Пошёл прогуляться по коридорам-лестницам, вижу: моя полузнакомая за мной чешет. Ладно, вместе так вместе. Подождал, пока догнала, пошли дальше. Разведка боем, так сказать.
     Да сколько же тут этажей? Чёрт знает сколько!
     Отоварились в попутном буфетике на две недели вперёд (больше пяти трёхдневных сухпайков на руки нигде не давали), дошли до лестничной площадки, свернули вниз. Кажется, скоро должен быть выход из заведения — незнакомыми запахами потянуло. Гнилью какой-то растительной, мочой на морозе... Ан нет, не выход — окно на лестничной площадке выбито, а сколько этажей донизу — неизвестно, за выбитым окном — серая мгла... Ладно. Привал.
     Тут, кстати, и деревянный топчанчик оказался. Одна ножка шатается, но мы его этой ножкой — к стеночке с облупленной краской. Зато — широкий, почти полутораспальный.
     Застилаю его своей новой простынкой. Смотрю: моя полузнакомая сверху свою простынку стелет и раздевается с явными намерениями.
     — Э, нет! — говорю. — Давай-ка просто поспим, потому что утречком сразу изо всех сил вниз и только вниз!
     — Зачем? — спрашивает. — Мы же тут навсегда! — и чуть не плачет.
     — Хренушки! — отвечаю. — Никакого навсегда нигде не бывает! — а у самого левая коленка начинает подрагивать, потому что вру и знаю: да, навсегда.
     Знаю, но не хочу. Ложусь к стеночке, утыкаю нос в облупленную краску, думаю. Она обиженно возится, за моей спиной укладываясь, а я думаю.
     Где-то же это заведение стоит, думаю. На какой-то почве. Растения там какие-то растут, а потом гниют, ссыт кто-то в сугробы... Значит, туда можно выбраться. Вот мы туда и выберемся, а дальше видно будет.
     На том я и уснул. То есть проснулся...
     А впрочем, какая разница?