Министр Вооружённой Оппозиции. Рассказ

Генерал и Мемо-Копыто уже ждали их в старой канализационной трубе, выходящей прямо на болото.

Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий,

«Обитаемый остров»

 

К северу простиралось Вонючее болото. Заросли серой пыльной паутины, оплётшей весь мир, свисали с редких чахлых сосёнок аж до самой ржавой и канцерогенной воды.

На юге зияло, почти благоухая, чёрное полутораметровое жерло канализационной трубы.

Где-то на востоке, не очень близко, но ощутимо громыхали тачками урановые рудники.

Между жерлом и болотом, чуть позападнее, под широкой кроной развесистой клюквы, обосновались Демодок со товарищи. Товарищей было один: гражданин Демократической Империи Прыщеватый (без определённых занятий, нигде не прописан, имя-отчество сам забыл). Все остальные соратники рассредоточились по Вонючему болоту и ждали условленного сигнала.

На низеньком недоотполированном столике под клюквой поблёскивали бутыль самогона и дюжина тёмного «Гиннеса», лежали горкой солёные огурцы на газете и стояла не очень крупная салатница с оливками. Мягкое кресло, обитое красным с золотом бархатом, напротив табуретки, занятой Демодоком, пустовало. Прыщеватый сидел на прогнившей насквозь колоде и ёрзал, опасаясь провалиться. Министр Вооружённой Оппозиции Демодок хорошо подготовился к встрече с Кровавой Пусечкой.

— Думаешь, придёт? — шепнул, почтительно склонившись к уху Демодока, Прыщеватый.

— Не думаю, а знаю... — раздумчиво проговорил Демодок, даже не пытаясь изобразить шёпот.

— Значит, распускать ребят по домам? — деловито и тоже в голос осведомился Прыщеватый.

— Сначала надо выслушать начальство, а потом вякать, — отрезал Демодок. И когда Прыщеватый виновато потупился, продолжил, повторив: — Не думаю, а знаю, что не придёт. Пришлёт почтальонов. Иначе на фига мне вы?

— Ага! — сообразил наконец Прыщеватый. — То-то я думаю...

— А вот это зря, — оборвал Демодок. — Тебе не положено.

— Поня́л, — шепнул Прыщеватый и опять сосредоточил свой пристальный взгляд на жерле. Вовремя сосредоточил. — Лезут! — заорал он, увидев то, что Демодок уже видел.

— Цыть, — сказал Демодок. — Всё по плану, ни пол-шпации в сторону, поня́л?

Щёки! Только щёки, поня́л? Если это мочители, они сами себя замочат, а если нет, то и шут с ними! Мне нужны почтальоны, прочие голуби пусть хоть летают, хоть дохнут.

Прыщеватый был очень понятливым гражданином Демократической Империи. Он незамедлительно зажал в зубах свой командный ультразвуковой свисток и, отвернувшись от жерла, принялся жевать глазами своё начальство, часто моргая.

Демодок колебался. А вдруг это просто свита?

«Нет, — решил он в конце концов. — Слишком пятниста одежда, а респираторы есть респираторы!» — и дал отмашку Прыщеватому.

Прыщеватый свистнул.

Со стороны болота, из зарослей лохматой серой паутины полетели стальные писчие пёрышки «Звёздочка» и «Пионер», оперённые бумажками из тетрадей в клеточку. Каждое из пёрышек впивалось в щёки «почтальонов», надёжно (им так думалось) укрытые резиной респираторов, вспарывая и разгерметизируя оные. «Почтальоны» падали, не успев со вкусом выматериться. Их мгновенно убивал боевой газ, ими же самими запущенный в канализационную трубу.

— Полный капец! — с восторгом рявкнул Прыщеватый. — Теперь мы в Думе, да?

— Думать буду я, — возразил Демодок. — Я долго буду думать. Может, месяц, а может, и больше.

— Не, ну а мы-то? — изумился Прыщеватый.

— А вы будете ждать... Жалко ребят, — вдруг сказал он почти откровенно. — Ах, если бы они пришли без масок!

— Не поня́л! — затруднился Прыщеватый.

Демодок снизошёл до объяснения:

— Они оказались почтальонами, а  не свитой, о мой прыщеватый друг! Их жизнь была бы моим прошением об отставке. А их смерть есть всего лишь напоминание Кровавой Пусечке о том, что я — единственный достойный кандидат на пост министра Вооружённой оппозиции!

 

Но времени для сантиментов не оставалось.

— Вы — все! — туда! — приказал Демодок, простирая руку на восток, в сторону урановых рудников. — А я затаюсь в Париже и буду ждать, пока Пусечка не поумнеет и не поймёт, что ей без меня — никуда.

* * *

«Как и мне без неё, — грустно подумал он, хрустя круассанами на Монмартре. — Власти нужна оппозиция, но оппозиции ещё нужнее власть...».