Марк Солонин "Июнь 1941: окончательный диагноз"

М.С.) ... - По меньшей мере с августа 1940 года (возможно, было и раньше, но документы выявленные показывают нам - с августа 1940 года) шла высшего .. в генеральном штабе операция, но вообще в высшем военно-политическом руководстве Советского Союза шла подготовка, шло планирование широкомасштабной наступательной операции к западу от советских границ. Ну к западу от советских границ на тот момент, т.е. на территории, контролируемой Германией: Польша, Словакия, ну Венгрия, там косвенно контролируемая Румыния. Это операция готовилась очень настойчиво. На сей момент выявлено порядка 12 документов, которые отражают все этапы изменения, развития, дополнения, совершенствования этого плана вторжения на уровне всей Красной Армии. А также директивы, которые Нарком обороны давал соответствующим командующим западным военным округам, которым предстояло стать фронтами, в рамках которых этот общий план детализировался уже применительно к каждому будущему фронту. Т.е. у нас есть полная картина советского военного планирования вторжения в Европу.

Документов, которые могли бы однозначно показать, когда, какого числа операция должна была быть начата, не обнаружено. Я вполне допускаю, что таких документов даже и не было. Т.е. чтобы было понятнее, приведем параллель с Гитлером: если бы Гитлер ну скажем, 1 августа 1939 года умер от инсульта (хорошая, кстати, идея), вот если бы Гитлер умер от инсульта, то сейчас бы историки очень долго спорили бы: а собирался ли он напасть на Польшу.

(А.З.)

- Хотел бы Марк, тебя перебить: вот ты отметил по поводу документов: а каков характер всех этих документов? Ты сказал, директивы существуют, т.е. вот выявлено было 12 документов....

(М.С.)

- Понятно. Документы, о которых мы говорим, это рукописные, как правил, написанные рукой Василевского (на тот момент заместителя начальника Оперативного управления Генштаба). Документы с грифом "Особой важности", "Совершенно секретно", "Экземпляр единственный", "Только лично". Адресованы они были (хотя написано: "Только лично"), двум людям: Сталину и Молотову. Т.е. это рукописи, составленные еще раз повторяю, заместителем начальника Оперативного управления Генштаба с рукописной же правкой, внесенной Ватутиным и Жуковым - соответственно, заместителем и начальником Генерального штаба. К этим док... запискам приложены многочисленные карты, которые тоже сохранились, они у меня представлены на сайте, они пойдут иллюстрацией к той книге, которую сейчас заканчиваю, т.е. самые натуральные оперативные карты, на которых нанесены многочисленные стрелочки, которые тянутся к Кракову, Катовице, Варшаве: все как положено. И соответственно документы есть (это документы уровня округов), которые опять же "Особой важности", "Совершенно секретно" обычно два или три экземпляра: один в округе, один в Генеральном штабе. Оригиналы документов также с приложенными картами. Причем, карт много. Карт на самом деле даже еще больше сохранилось, чем текстовых документов.

Что же касается даты запланированного вторжения, то вероятно этой даты просто не существовало. Дело в том, что определение этого момента фактически происходит тоже очень близко к моменту собственно говоря вторжения. Но вспомню как это было у Гитлера: после большого ... э-э-э.. Дата вторжения во Францию в мае (которое произошла 10 мая 1940 года) переносилась что-то более 9 раз. В случае вторжения в Польшу - так ведь оно же должно было начаться 25 августа и даже уже некоторые диверсионные части перешли польскую границу и в самый последний момент эта дата "25" превратилась в дату "1 сентября", которая сейчас известна всем как "1 сентября 1939 года" - дата начала Второй мировой войны.

(А.З.) 

- А вот еще как раз ...

(М.С.)

- Секундочку ... и если посмотреть, когда появилась дата "22 июня" у немцев, то появилась она в начале мая. До сведения командующих армиями была доведена только 10 июня, т.е. буквально за 12 дней до начала войны.

(А.З.)

- Хотел перебить. Вот ты как раз отметил "1 сентября 1939 года" - дату, которую многие люди в России до сих пор просто не знают или игнорируют, потому что естественно, как говорится, история пишется с националистических позиций. "22 июня 1941 года" - историческая дата. Но если мы возьмем нормальное, как говорится, принятое всеми историками "1 сентября 1939 года" - начало Второй мировой войны, а не можем ли мы просто сам факт заключения договора уже тоже приложить как документ, который свидетельствует о желании советского руководства идти на Запад. Потому что ну ты знаешь, Марк, историю пишут победители, да. И получилось что...

(М.С.)

- Да...

(А.З.)

- Советский Союз, который неделей позже вторгнулся в Польшу, уходит на задний план, потому что он был победителем. Остается фашистская Германия. Мы же имеем, все-таки, заинтересованность двигаться на Запад. Как в этом ...

(М.С.)

- Дело в том, что в этой чрезвычайно дискуссионной теме я лично стараюсь избегать любых косвенных основанных на логике на умозаключениях выводов. О том, чего хотел Сталин, заключая договор с Гитлером в августе 1939 года можно спорить. А вот когда передо мной лежит карта 15 мая подписанная Василевским с его собственноручной подписью. Или еще одна карта от 6 апреля 1941 года с собственноручной подписью товарища Анисова - еще одного заместителя начальника Генштаба и когда на этих картах совершенно четко нарисованы стрелочки, которые тянутся с советской территории на Запад, и стрелочек много и корпусов там много и рядом же написаны таблички состава группировки там более 200 дивизий, вот после этого спорить становится совершенно не о чем.

Что же касается темы 1939 года, то на мой взгляд она уже настолько понятна, что вопрос заключается не в предмете научной дискуссии, о том готово или не готово российское общество нынешнее принять эти факты. Но понятно, что заключив Договор о дружбе и границе с Гитлером 28 сентября 1939 года Сталин совершенно четко обозначил на чьей стороне он находится. О чем тут можно спорить?

(А.З.)

- Да, да...

(М.С.)

- Если с трибуны Верховного Совета товарищ Молотов тогда Глава правительства говорил о том, что идеологию гитлеризма можно любить или не любить - это дело вкусов, но преступно вести против него войну, прикрываемую фальшивым жупелом защиты демократии, ну что дальше после этого надо спорить. Надо или иметь смелость признавать факты или упорно, с упорством религиозного фанатика отстаивать идею о том, что Земля - это плоская тарелка, которая лежит на трех слонах. Ну что тут делать.

(А.З.)

- Да, теперь такой вопрос: я преподаю историю, новейшую историю России в университете и меня студенты часто спрашивают: скажите пожалуйста, был подготовлен Советский Союз к войне или нет? Я читал твои книги и ты знаешь, я просто ..

(М.С.)

- Не только ... тебя спрашивают.

(А.З.)

- Удивился, что ты пишешь, что Советский Союз имел даже больше танков, самолетов, и все эти такие как говорится технологические новшества очень были доступны. Потому что я, родившийся в Советском Союзе, читаю вот такую обычную литературу был под таким впечатлением, что у Советского Союза недостаточно было и потом после войны естественно это была официальная концепция что мы были не подготовлены вынести такой предательский удар, слабые были. Ну поэтому мы и, как говорится, терпели поражения. Вот скажи про это.

(М.С.)

- Андрей, я не перестаю удивляться тому, что здесь есть тема для удивлений. Я на самом деле не перестаю этому удивляться. Потому что есть темы, вопросы, проблемы, которые можно и нужно обсуждать. И в ходе обсуждений могут появляться противоречивые концепции, трактовки. А есть просто факты, которые надо знать, один раз выучить и больше к этому не возвращаться. Ну, взрослые люди, они не спорят о том, сколько будет "5-ью пять" Этот факт выясняется в возрасте 7-8 лет, некоторые еще раньше узнают, что это "25". И на этом дискуссия навсегда заканчивается. Состав группировки советской армии известен по самым натуральным первичным документам. Количество танков по каждому мехкорпусу, по каждой дивизии, в некоторых случаях по каждому полку с подробнейшей росписью их марок, времени производства, технического состояния на момент составления определенного отчета, расписанного по 5 категориям технического состояния. Все это из-вест-но. Все это отражено в документах. Этих документов реально много. И все это введено в так называемый "научный оборот" (я говорю: "так называемый", потому что при отсутствии в Советском Союзе, в России какой-то историографической школы честной, порядочной, объективной трудно говорить о том, что оно введено) но в любом случае все эти документы доступны. С ними можно ознакомиться сейчас даже в Интернете. Любой желающий человек, который потратит на это полдня.

Вот через полдня любой желающий человек, появившийся в Интернете, найдет подробнейшие документы по всем этим вопросам. Поэтому сколько было танков, самолетов, какого они были технического уровня, где они находились, еще кстати, детализация до уровня отдельно дивизии и отдельного авиационного полка (иногда до отдельной авиационной эскадрильи). Все это есть. Все это известно по крайней мере с конца 80-х годов. Ничего нового я здесь сказать не мог. А все тоже самое, вообще говоря, до меня писали, ну, в частности, например, обращаю Ваше внимание на книгу Мельтюхова Михаила Ивановича вполне официального (он сейчас доктор наук) вполне статусного историка "Упущенный шанс Сталина". Книга вышла в начале нулевых годов.

Вероятно, вся сенсация и скандальность (как это пишут журналисты) моих книг заключается в том, что я не только привожу эти цифры, но и вслух произношу некоторые очевидные вещи. Например, я пишу вот на полосе Юго-Западного фронта у немцев было 720 танков, а у Юго-Западного фронта было 4000 танков. Имейте в виду, товарища читатели, "4000" значительно больше чем "700". Именно с этого места начинается скандал, крик, шум, обвинение в фальсификации истории, желание опошлить и опорочить великий подвиг советского народа и т.д.

Я просто подчеркиваю и обращаю внимание, число "4000" больше чем, число "700".

(А.З.)

- Ясно. Так значит, мы больше здесь должны говорить о моральном факторе, о том, что вот как раз сдается мы должны обратить внимание тех студентов, которые имеют поверхностное впечатление об этом, что в общем-то не сама техника важна, а люди, которые на этой технике сидят. И видимо, тут-то было определенное отсутствие инициативы в первую очередь, фактов внезапности, о которых все будут говорить и постоянно говорить.

(М.С.)

- Ну коль скоро ты упомянул мою книгу "23 июня", то прямо эпиграфом к ней вынесено статья из ус.. извиняюсь, параграфа Устава, Полевого устава 39-го года сейчас я боюсь ошибиться 6-й или 7-й параграф. В котором именно то, о чем ты сейчас говоришь, написано большими черными буквами: техника мертва, сама по себе она не воюет, только люди, овладевшие техникой, превращают ее в грозное оружие.

Этот факт был понятен всегда. И едва ли кто-то его мог отрицать. Всем понятно, что танк - это просто огромная железка. Тяжелая и плохо транспортабельная. А чтобы это стало оружием, должен быть мало того, что экипаж, должна быть танковая дивизия - т.е. сложный механизм, организм, где есть командир, который всем руководит, где есть разведка, которая определяет что и как надо делать, есть артиллерия, которая поддерживает огнем. И т.д.

Вопрос-то в другом: по удивительной причине товарищ Сталин и его генералы пребывали в заблуждении, в иллюзии о том, что танки могут быть чуть лучше, или чуть хуже (советские танки), но советский-то танкист, конечно же рвется в бой. В том самом параграфе устава, который я упомянул, к сожалению, у меня сейчас нет текста под рукой, но там примерно сказано, что именно человек сталинской эпохи, вот рвущийся в бой боец Красной Армии - он и превращает эту гору мертвой техники в грозное оружие.

Не ожидал товарищ Сталин и его генералы с маршалами, что человек сталинской эпохи - это просто обыкновенный человек. Вот и все. Я не собираюсь дальше как-то усугублять или принижать этот тезис. Это просто обычный человек, обычный колхозник, крестьянин, мелкий городской клерк, низкоквалифицированный рабочий городского завода, потому что высококвалифицированный имел бронь освобождения от призыва в армию. Этот человек никогда не собирался быть самураем. Он никогда не собирался закончить свою жизнь как викинги с мечом в руках. Он пытался выжить в условиях сталинской империи. Этот человек с рождения и до смерти пытался выжить и обеспечить выживание своих детей. Больших амбиций у него не было. А те люди, которые имели больше амбиций, долго в Советском Союзе не жили. И вот этого человека хватают, выдергивают из семьи, из родного колхоза, из бухгалтерии, где он работал счетоводом и сообщают ему, что теперь вот его единственная жизнь должна прекратиться, потому что надо совершить какие-то подвиги для того, чтобы очередной кусок Европы оказался внутри политических границ Советского Союза.

Реакция этого человека была нормальная. Я не говорю про слово "трусость". И уж тем более я не говорю про какой-то антисталинский мятеж. Его реакция была совершенно нормальная. Я даже готов добавить к этому что реакция итальянского или румынского человека была примерно такая же. Мы, пока еще мы, люди, выросшие в Советском Союзе и знающие хотя бы немного советскую историю, помним, как воевали итальянцы и румыны под Сталинградом. Ну вот точно так же воевал и советский колхозник, которого мобилизовали в июне, в июле 1941 года. Он решал одну задачу: задачу личного выживания и как мог, так ее и решал.

(А.З.)

- Хорошо, когда мы готовились к этому интервью, я помню, мы говорили немного об историографии этого вопроса. Я тогда заметил, что вот, к сожалению, на Западе мнения вот о существующем споре по первым годам войны во многом определяются работами израильского историка Габриэля Городецкого, который в общем-то опровергает Виктора Суворова и косвенно тебя и тех историков, которые с тобой согласны. На чем его позиция основана, когда он дискутирует? Или не на чем не основана? Потому что, ты-то заметил, что он избегает прямых споров, да? Вот что мы можем сказать по этому поводу?

(М.С.)

- Да, действительно, все попытки привлечь господина Городецкого (они на самом деле предпринимались) к личному очному спору или к спору заочному. Пока они действительно ни к чему не привели.

Если я правильно понимаю, господин Городецкий в общем-то и не трогал тему начала советско-германской войны, ее первых месяцев, т.е. то, что является предметом моих исследований. Господин Городецкий опровергал версию, впервые высказанную Суворовым, потом развитую действительно многими другими авторами, включая и меня о том, что Сталин планировал вторжение, планировал наступательную операцию к западу от советских границ и по очень многим косвенным, к сожалению косвенным приметам можно предположить с вероятностью 99% - просто нету точного документа с датой, поэтому я говорю про "99%", а не про "100%", или про "146%", как считает у нас .. [чело..- не расслышано].

Это господин Городецкий оспаривает. Насколько мне известно, если говорить очень коротко: основная логика линии его дискуссии заключается в том же самом, в чем и заключается логика линии дискуссии всех остальных оппонентов: игнорирование документов, игнорирование фактов, игнорирование аргументов оппонентов. Вот это на мой взгляд просто сразу выводит подобную позицию за рамки научной дискуссии. Т.е. оппонент научной дискуссии имеет право опровергать выводы, мнения, интерпретации своего визави. Он может высказывать сомнения в достоверности документов - даже это совершенно нормальный клинический источник, это совершенно нормальная часть историографического процесса. Но вызывающее (я позволю себе слово: "нагло") игнорировать выявленный за последние 15 лет массив документов - это вне рамок истории, это вне рамок науки, это чистая пропаганда: не видим, не хотим знать, не хотим смотреть на эти документы, не хотим смотреть на эти карты, даже когда их фотокор подносит к носу. Это позиция пропагандиста, что заставляет господина Городецкого, да и многих других господ, в т.ч. и в Америке занимать позицию пропагандистов старого советского разлива. Это вопрос, который мне чрезвычайно интересен, но он скорее не ко мне, он наверно скорее к тебе.

(А.З.)

- Я хотел спросить, Марк, тебя еще об одном, когда я позвонил и мы с тобой говорили, ты случайно заметил, что сейчас ты работаешь над новой книгой.

(М.С.)

- Да.

(А.З.)

- И в общем-то трудно было выкроить время для интервью, потому что сейчас ты должен ее сдать, рукопись в издательство. Это издательство "Яуза" и после такого массива работ, которые ты выпустил, что нового будет в этой книге? Как она называется? И еще раз: когда она выходит конкретно? Каков тезис или это будет подтверждение тезиса уже с чистого листа? Скажи нам.

(М.С.)

- Коротко. Книга по плану должна появиться на прилавках в сентябре 2013 года. Выпускает ее издательство "Яуза-Эксмо". Это единый блок. На сей момент крупнейшее в России издательство вообще. Было одно из двух, теперь они просто крупнейшее издательство. Книга должна называться: "Июнь 1941 года. Окончательный диагноз". Название во всех своих пунктах не случайно. Именно "июнь". Т.е. а что такое "июнь"? "Июнь" (1941 г.) делится датой "22 июня" на то, что было до начала войны и на то, что началось после ее начала. Поэтому там с одной стороны собраны вот эти все те документы, о которых мы упоминали. Т.е. там представлено ну наверно максимально возможное на сей момент виде та выявленная документальная база, которая позволяет восстановить этапы, содержание и цели советского военного планирования. Но это примерно 1/4 книги.

Кстати, книга должна получиться очень толстой, думаю, страниц на 700. А весь основной ее массив - это предметное рассмотрение боевых действий буквально первых семи-восьми-десяти дней войны. Она и заканчивается в рамках июня, может быть, первых чисел июля.

А задача моя была вот в чем: я действительно, начиная с первой своей книги, которая называлась "Бочка и обручи", высказываю тот тезис, что основной причиной развала, катастрофического поражения, катастрофического разгрома Красной Армии в первые недели войны был человеческий фактор. Т.е. нерасчленимое соединение неумения и нежелания. Личный состав армии начиная от рядового и заканчивая генералами в равной мере и не умел воевать, и не хотел воевать.

Моя задача: выявить те объективные, поддающиеся измерению выражения в числах критерии, которые позволяют вот эту очень зыбкую непонятную категорию неумения нежелания как это все можно измерить все таки выявить не на уровне рассуждений, не на уровне какой-то логики. И уж тем более не на уровне цитирования высказываний тех или иных людей.

Такими критериями может быть: соотношение потерь противоборствующих сторон, структура потерь Красной Армии (убитые, раненые, пропавшие без вести), темп, скорость потерь военной техники, структура потерь военной техники. До некоторой степени критерием является и сам темп продвижения противника. Вот эти основные параметры я и пытаюсь установить на основании первичных документов.

Т.е. данная книга полностью игнорирует весь массив советской или несоветской исторической литературы. Она полностью игнорирует весь массив мемуарной литературы, написанной после войны с той и с другой стороны. Единственным приемлемым источником в этой книге является только первичный документ: приказы, оперативные сводки, боевые донесения, журналы боевых действий, составленные непосредственно во время боевых действий, ну может быть с отрывом в одну-две недели. Вот на основании этих первичных документов как из советских архивов, так и из немецкого военного архива во Фрайбурге. Их очень много. Документов этих было исследовано десятки тысяч страниц - это не преувеличение. В книге будет более 500 ссылок на архивы.

И вот буквально мы идем по каждому эпизоду, по каждому бою, по каждой дивизии. Вот ее действия в документах из советских архивов. Вот действия ее противника, как они отражены в боевых донесениях немецких частей. Это чрезвычайно трудоемко. Наверно, даже читать достаточно трудоемко. Но в результате мы получаем окончательный диагноз. Т.е. мы получаем не рассуждения, не чьи-то оценочные суждения, ни какую-то логику, как должны были бы себя вести эти люди. Нет, мы получаем конкретные ответы. Т.е. мы видим, что происходит там столкновение советской дивизии и немецкой дивизии. Немецкая дивизия теряет 50 человек из 16 000, а советская дивизия теряет 10 000 из 11 000. Т.е. одна почти не понесла потерь, другая просто исчезла. Это происходит за один-два дня. Суммарное соотношение потерь танков, допустим, Юго-Западного фронта (вот именно там, где было советских 4000 и немецких 700). Соотношение потерь танков 1 к 50. За то время, что немцы условно говоря, теряют 10 танков, противоборствующий советский мехкорпус теряет 1000 танков.

Мы видим. Еще мы видим, допустим, в советском корпусе была 1000 танков. Он пошел якобы в наступление. Немецкие документы фиксируют, что они видели 100 танков, из которых подбили 50. Но корпус исчез. В корпусе было 1000, немцы на поле боя увидели 100, а корпус исчез. И вот много, много, много таких фактов. Их действительно очень много. Они позволяют уже потом подойти и просто расписать на бумажечке. И на бумажечке становится понятно, что основная составляющая потерь Красной Армии ("основная" - это значит 9/10) это разбежавшиеся, дезертировавшие, сдавшиеся в плен. 9/10 от потерянной техники - это техника, которую просто бросили, которая ни на какое поле боя даже и не попадала. Ее даже никто и не увидел на этом поле боя. Вот примерно в таком ключе была проделана работа, результаты которой будут представлены в этой действительно очень большой 700-страничной не предназначенной для легкого чтения в метро, но на мой взгляд достаточно содержательной и завершающей эту тему. Завершающей дискуссию по этой теме книге.

(А.З.)

- И последний вопрос: ты вот упомянул как раз будет вопрос об источниках в связи с этим. Ты упомянул, что один блок документов исходит из Фрайбургского архива, исторического архива Германии. А с советской стороны какие архивы тебе удалось посетить? Откуда вот эти блоки документов исходят? С русской стороны.

(М.С.)

- Ой... Это была большая долгая работа. Большая долгая работа. Тем не менее надо сказать, что документов уровня дивизии, корпуса, армии - они по большей части (советских документов). Они по большей части рассекречены. Большое рассекречивание произошло на рубеже годов 80-х - 90-х. Надо сказать правду, что и в начале нулевых годов тоже было довольно много рассекречено. Т.е. на большом массиве документов, которые я исследовал, стоит штампик "рассекречено" в ноль-5-м, в 06-м, в 07-м, иногда в 10-м, иногда в 11-м году. Т.е на самом деле, за те двенадцать лет, что я (выходит на книге), что я работал над этой темой объем документов, доступных исследователю, вырос. Это реальный факт.

Ну конечно, всегда хотелось бы больше. Документов, как и денег всегда не хватает. А вот то, что касается документов высшего уровня руководства военно-политического руководства (здесь Генштаб, Наркомат обороны), документы самого собственно архива Сталина. По большей части они не доступны. В какой-то меньшей части они доступны. Они полудоступны. Это отдельное подразделение Центрального архива министерства обороны. Оно находятся буквально в здании Генерального штаба в Москве не Знаменке. Не просто было туда попасть. Я не очень помню, как я это сделал. Много чего я не помню. Ну в общем удалось кое-что увидеть и даже это "кое-что" позволяет вообще говоря уже вполне предметно воссоздать историю подготовки Советского Союза к войне. Тем не менее по прежнему огромный массив все еще не доступен. Или хуже того, он явно подвергся обработке. Ну поясняю.

Например, вот в этом самом особо секретном подразделении, которое в здании Генштаба, так называемый 15-й отдел Центрального архива. Там есть архивный фонд "Исходящие телеграммы наркома обороны" по июню 1941 г. до 22 июня. Он просто недоступен. Он засекречен. Извиняюсь, "Исходящие телеграммы начальника Генштаба" засекречены. "Исходящие телеграммы наркома обороны" почему-то доступны. Однако, если когда мы берем эти папки, то нашему изумлению не будет предела. 18-е, 19-е, 20-е, 21-е июня (т.е. последние дни перед началом войны) если верить документам, люди заняты обсуждением утилизации ржавой колючей проволоки, которая осталась на линии Маннергейма. Почти вся переписка посвящена расходу цемента. Замену одной марки цемента на другой, расхода арматуры при строительстве ДОТов. Все это важные вещи. Но все-таки едва ли в последние дни до начала войны для наркома обороны СССР основная проблема была: строительство, бетон и цемент. Все это производит неизгладимое впечатление того, что фонды были обработаны. Наиболее значимые документы изъяты. В лучшем случае переложены в какой-то другой недоступный для исследователя архив. В худшем случае просто уничтожены. Практически любой лист архивного документа (если мы говорим о высшем уровне военного руководства) будет иметь один, два или три номера. Т.е. вырывали, подкладывали, вырывали, подкладывали, непрерывно перемешивали вот это архивное дело, пока наконец не прошили, не скрепили сургучной печатью и оно застыло.

Причем, застыло оно если посмотреть что там на сургучной печати, а оно застыло в 1948-м, в 1949 году. Это интересные годы. Тогда еще товарищ Жуков-то был еще на большом руководящем посту. Т.е. кроме общеполитической задачи скрыть реальную политику сталинской империи накануне советско-германской войны был еще чисто личный жуковский интерес скрыть его ошибки, просчеты как начальника Генштаба накануне войны. Т.е. на самом деле еще очень многое нам не доступно. Думаю, что еще много открытий дивных ждет нас, когда удастся проникнуть например, в такую вещь, как так называемый "Архив президента". Есть и такое у нас заведение. Находится прямо в комплексе зданий на Старой площади (бывшие здания ЦК КПСС, где сейчас администрация Президента). Строго говоря, мне и там однажды удалось быть. Но там уж все очень строго. Там тебя приводят чуть ли не под конвоем, кладут на стол в пустой комнате некую папку. С ней ознакомился. Ксерокопии снимать нельзя и ушел тоже под конвоем и в сопровождении.

Многое еще я думаю нас интересного там ждет, но я еще раз возвращаюсь: уже тех документов, которые выявлены, совершенно достаточно для того, чтобы понять, что Сталин планировал наступательную войну, что скорее всего наступление должно было начаться в июле, ну, летом: июль-август 1941 года.

И уж тем более предостаточно (избыточно достаточно) документов, для того, чтобы конкретно, на цифрах, фактах установить как развалилась советская армия в первые дни войны. Что это было и как оно происходило. Все это уже вполне видно. Дальше вопрос о готовности или неготовности эти факты принять. Психологически. Морально. Политически принять.

(А.З.)

- Отлично, спасибо! Так! Книга закончена. Работа сделана. Какие планы на будущее? Коротко.

(М.С.)

- Поскольку если бы я писал поэмы или художественные книги, то можно было бы говорить о моих творческих планах. Но я к сожалению или к счастью не умею писать стихов. А то, чем я занят, потребует первичных документов. Вот как аэродинамика невозможна без аэродинамической трубы, а аэродинамическую трубу невозможно сделать у себя дома и поместить на балконе просто по определению. Вот точно так же работа военного историка основывается на массиве архивных документов. Если его нет, то работать не с чем. У меня такое впечатление, что тот массив документов, который можно было выявить в советских архивах, ныне в российских архивах, который доступный, который рассекречен, по большей части я уже изучил.

Возможность дальнейшей работы, дальнейшего продвижения в этом деле определяется только следующими этапами рассекречивания, каковые этапы, как ты понимаешь, связаны с общеполитической ситуацией. Она понятна - в стране идет достаточно очевидная понятная реставрация совка. Очередная по счету рификация прославление товарища Сталина и в рамках этой тенденции надеяться на то, что кто-то сейчас будет открывать тайны сталинской империи, документы соответствующие рассекречивать, не приходится.

Кроме того, считаю уместным заметить, что как любому другому человеку мне надо кушать. А для того, чтобы работать в архивах, тем более во Фрайбурге, нужны определенные затраты, переводы документов с немецкого языка - это определенные затраты. За все годы, что я этим занимаюсь (уже полтора десятка лет), никакая государственная организация, никакая общественная организация, никакой университет, вообще никакая структура никогда мои работы не финансировала. Естественно, мои личные ресурсы и скромные финансовые ресурсы моих личных друзей далеко небезграничны.

Вот, собственно говоря, что я могу ответить на вопрос о моих творческих планах.

(А.З.)

- Спасибо! Удачи!