Для меня нет темы бога и религии. Интервью для фильма «Православие в законе», 01.02.2014

- Здравствуйте, Александр Глебович. Сегодня Михаил Баранов (он же монах Григорий) решился на такую клерикальнейшую дерзость – подарить Вам такую православнейшую настольную игру, она называется «Монастыри». Стоит почти три тысячи рублей, т.е. для состоятельного православного человека. Ею молодая особь – а у Вас же, получается, растет наследник Александр Александрович – может попрактиковаться в клерикальном освоении святой Руси методом игры. Причем, согласно описанию, для этого не нужно быть верующим: все подчинено логике. Для построения монастыря необходимы компоненты.

- Я думаю, что Александр Александрович все это быстро перекрасит.

- Но игра от восьми с плюсом, для того, как он станет постарше.

- Я думаю все-таки, что он перерисует: один станет Арагорном, второй станет каким-нибудь Леголасом, третий станет Горлумом; будут внесены корректировочные надписи. Вообще, он не любитель настольных игр. Думаю, что он проигнорирует.

- Антипод православному воспитанию детей: что Вы посоветуете? Он будет расти свободным человеком. И вдруг у него заведутся православные друзья. Будут объяснять ему на его уровне, как это все здорово и хорошо. Часто пишут в интернет-комментариях: «После того, что происходит, я увидел(а), что в школе моему ребенку пропагандируются основы православия, но вот теперь я ему дома буду осуществлять контрпроповедь». Что Вы можете посоветовать?

- У меня, я так полагаю, такой необходимости не будет, потому что мальчишка вместе с хорошим представлением, что такое попы и их роль в истории, в его судьбе и вообще в судьбе людей. Он еще и получает множество знаний, ведь я уже давно и настойчиво говорю, что верующий и атеист – это не какие-то разные люди, это не люди, разным образом одаренные, это не люди, разным образом вдохновленные, это просто разный уровень развития. И когда есть достаточно высокий уровень естественнонаучного знания, когда человеку не приходится подменять понимание относительно точное понимание тех процессов или явлений, их поэтическим или мифологическим, или каким-либо иным религиозным образом, то, в общем, нет и опасности возникновения религиозной веры. К тому же не забывайте, что такой вот атаки на православие с моей стороны ведь нету. Для меня же все культы абсолютно едины. Для меня едины все австралийские черепки, русские иконы, для меня един культ Вуду и католицизм, и русское православие. Я не вижу разницы между различными культами. Их очень много, они все конкурируют, и вопрос ведь не в том, что есть православие. Я, к тому же, давно отношусь к православию, так скажем, весьма спокойно. Если Россия ни на что не пригодна, кроме как быть рассадником и питательной средой, таким мясопептонным агаром, для выращивания бацилл православия, ну что ж, значит, тогда мне придется внутренне проститься с Россией и сохранить с ней, до поры до времени, какие-то формальные отношения, не более того. Знаете, когда вы оказываетесь  где-нибудь в восточной Африке у племени мурси;  у племени мурси есть обычай вставлять себе в нижнюю губу тарелочку; они считают это основой своей идентичности, своим проявлением духовности и своей главной духовной скрепой; и они за это судорожно держатся. И при попытке их этого лишить, они начинают вести себя агрессивно и возмущаться. В конце концов, оставим мурси право на тарелочку.

- У Вас надежда на какую-то внутреннюю, а может, и внешнюю эмиграцию. И что Вы все-таки посоветуете именно со ступеньками его психологии, его развития – детской человеческой особи – в плане светского воспитания, как разумно и рационально рассказать ребенку о православной религиозности, чтобы он прошел мимо?

- Не надо выделять православную религиозность. Она ничем не заслужила быть выделенной из огромного числа религиозных культов.

- Но я регулярно посещаю праздники православные и крупные мероприятия, вижу людей со счастливыми глазами, которые получают очень хорошие ощущения, судя по их внешнему виду. Они звонят в колокол на Пасху (всего лишь ограниченное время пускают на колокольню раз в год) и прочее. Эти психологические эффекты от православного некрофетишизма, от прикладывания к кусочкам трупов – святым мощам.

- Не вижу в этом опасности.

- Или пусть играется?

- Во-первых, если захочет играться – пусть играется. Во-вторых, не вижу опасности, потому что если человек хорошо понимает существующий конфликт между знанием и религиозной верой, если он сделал свой выбор в пользу знания, в пользу свободомыслия, и понимает прелесть этого свободомыслия, то, в общем, беспокоиться не о чем. Это во-первых. Во-вторых, действительно, кардинально грубой ошибкой является выделение православия из всех остальных религиозных практик, потому что мы знаем, что принципиальной разницы не существует, что все сделано примерно из одних и тех же запчастей – любая религия. Но просто эти запчасти немножко по-разному отформованы, собраны, покрашены и отполированы. Никаких вот таких вот существенных различий мы найти не сможем, потому что принцип любой религии – идентичный принцип у любой другой религии. Что касается воспитания, у меня оно очень специфические взгляды, по этому поводу на меня не надо равняться. Я, например, считаю необходимым, вероятно, отграничивать от какой-то художественной литературы – не насильно, но в той степени, в какой это от меня зависит, потому что есть, грубо говоря, «Властелин колец» – замечательная книжка, которая как в растворе содержит в себе эти бесконечные Буссенаров, Дюма, Майн Ридов, мифологику и т.д. и экономит массу времени, которое можно, ознакомившись с ней, уже не тратить на всю остальную художественную литературу. Помнить, что вообще в метафизике (а литература метафизична по своей природе, и, вообще, культура метафизична по своей природе) основные корни вот этого конфликта со знанием, конфликта с наукой. Он просто должен изначально сделать выбор, на чьей он стороне, на какой он стороне баррикады: на стороне ли он знания, науки и, скажем так, трезвости – или он будет искать варианты различного опьянения, а тут отрегулировать невозможно.

- Мы с Вами записывали передачу в день «конца Света», который почему-то прошел. Вы сказали, что мы остались в своих окопах – т.е. атеисты или Вы в своем индивидуальном окопе. За прошедший год как мониторить ситуацию? Может, в наступление пора переходить или в школу выживания?

- Нет. Я думаю, что ни школа выживания, ни наступление нам не светит, к сожалению. Ни то, ни другое. Мне очень нравится ситуация, потому что по-настоящему здорово атеистическая ария звучит только вот в декорации из абсолютного мракобесия. Мы наблюдаем, что у православного Христа лицо то Милонова, то Чаплина. Но в руках у Него появилась полицейская дубинка, и книга открыта на странице с известной статьей уголовного кодекса «Об оскорблении чувств верующих». Понятно, что у такого Бога никаких конкурентных преимуществ на, в общем, очень оживленном рынке богов и религиозных услуг уже нет и не будет. Понятно, что любые разговоры (то, что очень любят приводить по поводу религиозной самоидентификации) – они тоже начинают потрескивать и обрушиваться, потому что поднимает голову славянское язычество, которое гораздо более естественно в качестве национальной религии. И у славянского язычества есть огромный плюс – оно долго лежало в стеклянном гробу и не успело насовершать всех тех глупостей, которые насовершали все остальные религии, то есть, у него репутация значительно получше. Меня нельзя заподозрить не только в национализме, меня вообще нельзя заподозрить ни в каких национальных чувствах, потому что не признаю понятие национальности и даже расы; есть географические группы, которые там, внешность была детерминирована разными условиями, но национальность, понятие культуры религиозной социальное, а не биологическое. И вот, чем больше приходят познания о христианстве, тем больше приходит понимание, что, на самом деле, штука эта глубоко еврейская. Конечно, целиком основанная и замешанная только на древнееврейских культах и неразрывная с ними, и подчиняющаяся им, и детерминированная ими от начала до конца, уже не говоря про профессию Основателя этой религии, Который был просто обычным раввином (я имею в виду Иисуса). Россия, конечно, должна этот фиал, эту чашу мракобесия испить до дна. Она должна отравиться. Ей показалось, что вот та сказка, которая была нарисована славянофилами, кинославянофилами, философами, психологами, различными метафизиками – сказка о России, которую мы якобы потеряли – что, действительно, та страна что-то действительно собой представляла и ее имеет смысл обожествлять. Надо сейчас, чтобы люди ощутили, что вспоминать с нежностью в той старой России нечего.

- Вы говорили, что священнослужители – это для Вас спорт. А можно ли сказать о Вас, как увлекающемся человеке, что у Вас это увлечение подходит к концу? Скажем, я все сказал в деле, когда был журналистом или увлекался лошадьми.

- Что касается лошадей, я просто дошел до определенного логического финала, выяснив все, что мне было необходимо выяснить по этому вопросу. Что касается попов, то, наверно, все-таки нет, потому что есть конфликт, и этот конфликт не локальный, это глобальный общечеловеческий конфликт, это конфликт знаний невежества, злобы, агрессивности – и знания в подлинном смысле этого слова и свободы, и свободолюбия. Вот тут уже выбирать сторону не приходится, поскольку конфликт разогревается помимо нашего с вами желания. Мы видим даже по тому, как он делит Россию на равные и неравные части, как он восстанавливает друг против друга не только людей, но и целые социальные группы. Уклониться от участия в этом конфликте очень сложно. К тому же – с моей-то любовью к великим теням Гольбаха и Ламетри.

- Почему, не смотря на атеистическую мощь пропагандического Советского Союза, этот реванш происходит, этот ренессанс религиозности православной или языческой?

- Во-первых, смотри: им удалось существенно повысить процент верующих, всего-навсего отменив уроки астрономии. Если бы им удалось отменить еще уроки биологии, физики и химии, вероятно, процент подошел бы к 99. К тому же то, что я всегда говорил и не устану говорить: вот вам, ребятки, если мы нарисуем градусник с определенным количеством делений, то, по мере поднимания ртутного или спиртового столбика, мы будем иметь повышение значений. И здесь такая же история. Ведь верующий или неверующий – это не какие-то люди с разных планет, это просто люди с разным уровнем развития. Опусти любому человеку уровень развития – и он окажется вот здесь, в области верующего. Подними ему этот уровень развития – и он в любом случае выйдет, для начала, из привычных религиозных обозначений и определений. Начинают говорить: «А Ньютон был верующим».

- Даже есть такой штамп: верующий ученый.

- Да. К тому же ведь неважно, был ученый верующим или нет. важно, что он сделал. Порой, очень многие ученые несознательно разрушали эту веру, оставаясь при этом формально верующими. Кстати говоря, я объяснял, что у меня ведь мой атеизм, такой уже твердый атеизм сознательный, начался с очень верующего ученого, с Алексея Алексеевича Ухтомского. Потому что ведь оспорить набожность Ухтомского совершенно невозможно. Он был не просто верующим, он был великолепным верующим. Он был храбрым верующим. Он великолепно вел себя на допросах в ОГПУ, храбро и смело рассказывая о своих христианских взглядах.  Он был тайным епископом. Он был вообще всем тем, что мы обычно говорим как бы с уважением, применяя те уважительные формулировки, которые могут возникнуть. Вместе с тем, когда открываешь книги Ухтомского, в которых вроде бы рассматриваются те вопросы, которые должны рассматриваться, прежде всего, с позиции теологии, то есть, вопросы человека, мышления, разума, доминации; мы видим, что там никаким богом не пахнет. То есть, Ухтомский, будучи великим русским физиологом, понимал, что с этими картонными отмычками в замки настоящей науки, настоящего знания лезть совершенно бесполезно. Он первый мне объяснил, что да, действительно, есть эта некая декоративная вера, которая может быть бифуркационна у разделившегося в себе самом человека в каких-то внешних проявлениях, но она в серьезные вопросы никогда не переходит. Тот же самый Толкиен, который был неплохим католиком, ходил, глотал облатки периодически, но обратим внимание, что в главном его труде нигде не найдем не только отпечатков этого католичества или вообще какого-то христианства, но и мы видим модель мира, полностью лишенную какого-то ни было Бога и полностью лишенную какой бы то ни было Метафизики.

- Один из Ваших подписчиков, зрителей в YouTube, спрашивает: Вы можете для России рекомендовать хоть какую-то религиозно-политическую модель?

- Нет, потому что я не занимаюсь такими рекомендациями. Во-вторых, вопросы в развитости и в неразвитости. Опять возвращаемся к этому. Потому что религиозность – это совершенно нормальное естественное следствие неразвитости естественнонаучной, физической. Это не знакомство с главными магистралями, теориями, на которых стоит сейчас наука, с общей синтетической теорией относительности, с биогенезом, с эволюцией, с теорией условных рефлексов, с ретикулярной формацией, которая, в общем, любому вменяемому человеку, который знаком с этими теориями, объясняет природу происхождения мира и не оставляет в этом мире место для Бога. Я ведь против Него ничего не имею, вашего Бога. Я бы не стал от Него прятаться, если бы я где-нибудь Его обнаружил. Но нигде вот, с момента образования кварк-глюонной плазмы, нигде с момента образования первых моделей центральной нервной системы у каких-то евриптерид, а мы уже хорошо знаем, как выглядит эта нервная система, потому что недавно даже китайцы взяли и совершенно спокойно проделали через рентгено-спектральный томограф и через флюоресцентную микроскопию сканирование какого-то  евриптерида (это типо рака, скорпиона). И мы увидели знакомое очертание, увидели очень хороший спинной мозг, увидели очень хорошие подглоточный и надглоточный ганглий, от этого мы уже спокойно можем натянуть ниточки  что к вам, что ко мне, потому что это уже вопрос развития нервной системы. То есть, мы на всем этом огромном участке нигде никакого Бога обнаружить не сможем при всем желании. Не только Бога, но даже Его запаха. У нас даже нет никаких оснований предполагать и никакой необходимости, никаких оснований предполагать наличие чего-то, что вмешивалось бы в процесс. Если мы вернемся к самому началу процесса, то, зная роль дезоксирибонуклеиновой кислоты, той самой ДНК, которая позже и формировала белок, позже формировала клетки, позже формировала вокруг себя жизнь, мы опять-таки (словами замечательного Бернала) скажем, что мы не можем представить себе и не должны себе представлять какое-то древнее божество, которое сидит и с помощью некой духовной химии изобретает первую молекулу дезоксирибонуклеиновой кислоты. Глупо, да? А вот то, что было до Большого взрыва, то, что было до образования кварк-глюонной плазмы, то, что было до первой секунды – да, мы не очень представляем себе, что там происходило и по какой причине, и как это было. Но отчасти есть надежда на квантовую теорию, которая все-таки рано или поздно нас проведет через этот барьер и объяснит нам, что было там. Либо надежда не только на квантовую теорию, еще и на Хокинга, который рано или поздно сформулирует.

- Есть ли надежда, что кто-то в нашей стране будет пытаться открыть что-то, чтобы дальше что-то объяснить? Эти последние события с Академией Наук, с реформами в системе образования – кто в этом всем виноват?

- Пойми, пойми, монах Баранов драгоценный! Пойми: Пастер Вам объяснил: наука не имеет отечества. Это не играет роли, где она образуется. Совершенно неважно, где будут сделаны какие-то кардинальные уточнения квантовой теории. Когда мы, прицепившись к этому виртуальному до-элементу, мы сможем вместе с ним (если действительно существует некий вектор у части этих частиц, некий вектор туда, за границу этого Взрыва в самое первое начало, для чего и строятся все эти безумные коллайдеры, все эти генераторы кварк-глюонной плазмы), если мы, прицепившись к нему, сможем все-таки пройти этот барьер, посмотреть, что было там. Неважно, где это будет, сделают ли это  китайцы, сделают японцы – наука не имеет национальности. У России сейчас очень мало шансов для науки.

- Почему? Кто ж виноват?

- Да никто не виноват. В  этом особой трагедии-то нет, потому что то, что не сделают в России, сделают в Венгрии или США. Павлов гениален и невероятен, у него есть блистательные русские черты, равно как они есть у Тимирязева, есть у Циолковского, как они есть у Вернадского или есть у Орбели. Но Павлова не было бы без Клода Бернара, без Андреаса Везалиуса – это одна компания, абсолютно интернациональная, которая всегда разберется со своими знаниями. Она не нуждается ни в России, ни во Франции, ни в Японии – ни в ком. Вздыхать о трагедии науки в России можно, но давайте не будем терять на это времени. Науке по барабану, в каком состоянии Россия.

- Ваши подписчики спрашивают: Александр Глебович умышленно ли не имеет обратной связи со зрителями? Может, эта традиция из «600 секунд» тянется?

- Понимаете, мне для этого надо вообще все перекроить. Для этого нужно стать интернет-человеком, а мне уже скоро 90 лет – и мне уже поздновато. К тому же, я замечательно живу без всякого соприкосновения с интернетом уже много-много-много лет и, знаете, не испытываю никакой тяги. А где-то еще формировать обратную связь? У меня множество друзей связано с этой темой – Вы, епископ Григорий. Есть масса и православных, и атеистичествующих друзей, товарищей, которые доносят до меня всякие последние новости и сплетни – шевеление этого мира. Сам бы я охотно этим всем не занимался. И вообще, для меня нет темы Бога и религии, поймите раз и навсегда.

- Так «охотно бы не занимался» – или все же спорт, который приносит некоторое удовлетворение?

- Сейчас, чувствуя себя наследником, в известной степени, тех вольнодумцев, которые формировали меня и которые мне так много дали, чувствую некие обязательства, потому что точно так же, как Павлов и Клод Бернар, или Бериташвили и Шеррингтон – совершенно люди разделенные временем, тем не менее, образовывают собой такие единые констелляции; так же и мы, вероятно, публицисты сегодняшние – Дмитрий Иванович Писарев и Жульен Офре деЛаметри – тоже как бы достаточно жестко и остро чувствуем эти интернациональные вневременные констелляции-объединения, когда я понимаю, что два мои товарища умерли и погибли, но какое-то дело за них должен доделать я.

- Остроумно заметили в статье, где за предательство тех личностей, которых Вы только что перечислили, Российская Академия Наук (дословно Ваши слова) огребает теперь по-полной.

- И пусть огребает.

- Какая-то мистическая связь, может, в этом есть, когда священники допущены к освящению лабораторий, не говоря уже о кафедрах теологии?

- Это, кстати, очень хорошая иллюстрация того, на что вообще способна религия, до какой степени она хамовата, к сожалению, до какой степени она бесцеремонна, насколько они хамоватей и бесцеремонней, чем, например, те же самые кошмарные кровавые большевики. Ведь кровавым кошмарным большевикам, или товарищам из обкома партии, в голову бы никогда не пришло в один прекрасный день появиться в Ленинградской Духовной Академии и на водном канале и сказать: «Знаете, а вот для повышения общего уровня давайте-ка мы с завтрашнего дня тут у вас введем курс эволюционистики. И для начала рассмотрим, по Ивану Ивановичу Шмальгаузену или по Сиверсу, морфологию круглоротых и, соответственно, эволюцию их к человеку». Большевикам в голову такого не пришло, такого хамства! Православие намного оказалось хамоватей, чем большевизм. Они вошли, пользуясь своими властными возможностями, и в ВУЗы, и в МИФИ, и в школы, хотя на сопоставлении этих двух фактов того, что они сделали, уверяю вас, если бы там в духовных Академиях ввели бы курс эволюционизма, попики учили бы и издавали. Как миленькие. Куда бы они делись?

- В бытность свою семинаристом я вспоминаю, что деловая этика, экономика прихода – раньше таких специальностей не было в дореволюционных семинариях. Не говоря о светских, не всем нравилась философия или риторика – они же к духовности не имеют отношения. Это совершенно справедливо. Иногда это даже очень профессиональным религиозным православным людям, по которым я специалист, это очень мешает.

- Может быть. Ну вот я вам привел простой пример. Потом мы видим, что те минимальные силы, которые они сумели приобрести после т.н. религиозного возрождения, то небольшое количество возможностей, которое у них появилось, они тут же употребили на организацию процессов о ведьмах, которые им так нравятся и к которым они испытывают такую огромную потребность.

История с Pussy Riot – это же не история девочек, которые где-то не так спели и не так помолились, не так поклонились. Это действительно огромная потребность христиан устраивать процессы ведьм.

- А можно сказать, что они без нас, атеистов, не могут, им будет неинтересно жить? Православным активистам с чем тогда бороться?

- У них есть возможность уничтожать друг друга, потому что, как вы помните, Аммиан Марцеллин начал с этого. Он говорит, что нет существ, которые были бы злобнее друг к другу, чем христиане, потому что христианство – ведь такая очень многогранная штука, очень многообточенная, многооформленная и многосложная, там достаточно не соответствовать какому-то маленькому кусочку маленького канона, чтобы немедленно вызвать безумную ярость. Мы же видим, с какой охотой дробилось христианство на взаимоненавидящие кусочки. Вот эта возможность дробления будет всегда. Плюс, у них же есть возможность ненавидеть других верующих, которые верят немножко больше, чем они. Есть возможность ненавидеть верующих, которые веруют немножко меньше, которые верят чуть-чуть правее или левее, я уж не говорю про сказочное поле ненависти к протестантам или к другим вообще конфессиям какой-то религии. Им всегда будет кого ненавидеть. Мы у них на закуску, мы у них, скажем так, экзотическое блюдо, потому что на самом деле атеистов-то очень мало. И они не чувствуют до тех пор, пока они знают, что  у них за спиной – вся мощь человеческого невежества. А это невежество колоссально! Это невежество победоносно до тех пор, пока они знают, что они всегда предлагают самый простой вариант объяснения этого мира. Они всегда готовы предложить самую примитивную, а следовательно – самую востребованную схему того, как этот мир сделан, устроен и по каким законам развивается. Они не чувствуют в атеистах опасности. Они предполагают, что атеисты – это вот некие одиночные экзоты, которые для них опасности не представляют. Представьте себе, вот даже спятивший Бернал, спятивший Павлов, пришедший в церковь к обедне, будет что-то объяснять про то, что жизнь зародилась из первичных газовых бульонов и диаминокислот, которые мы можем посмотреть на хроматографической установке, определить, понять, как эти кислоты позже образовались и организовывались в первые молекулы первых клеток и т.д. Нет, конечно, никто их слушать не будет.

- Пользователь Сергей спрашивает…

- Пользователь кого?

- Интернет-пользователь, Ваш зритель.

- Хорошее уточнение.

- «В Вашей замечательной программе «Уроки атеизма» Вы, как правило, говорите о православном христианстве, но не касаетесь других религий. Догадываюсь о возможной реакции мусульман. Остановлю свое внимание на буддизме. Эта религия в последнее время получает одобрение не только многих атеистов, но и поддержку власти. Обращаясь среди некоторых современных буддистов, я пришел к выводу, что православие – далеко не единственная религия, закручивающая гайки людям и лишающая их здравомыслия. Хотелось бы узнать Ваше мнение о буддизме в России».

- Тысячу раз говорил, что я не делаю никакой разницы между культами. Просто так получилось, что православие я хорошо знаю. Я плохо знаю Суры Корана. Я плохо знаю Бхагавад Гиту. Я плохо знаю многие памятники религиозной мысли, поэтому мне сложно о них говорить. Я говорю о том, что я знаю хорошо. Люди абсолютно вправе то, что я говорю о православии, транслировать на любую религию. Это касается чего угодно, начиная от культа Вуду до культов племени мурси, до культа черепахи Абуль, до митраизма, православия, мусульманства – это имеет отношение ко всем абсолютно религиям. Я не делаю никакого различия между ними. Я просто говорю на том примере, который мне хорошо известен.

- Ваш интернет-подписчик Ян спрашивает: «Александр Глебович, здравствуйте! Мой папа всегда был человеком увлекающимся. И в последние дни его увлечения уже совершенно выносят мозг всей семье. Там намешано всего: жидомасоны, иллюминаты, всемирный заговор, рептилоиды. При этом он очень любит посещать различные курсы, где духовно растет и начинает видеть ауру. Еще он стал все продукты, лекарства исследовать маятником, на основании чего принимается решение о целесообразности их употребления либо о необходимости воздержаться от оного, ибо хотят отравить нас приспешники лукавого. Хотел бы услышать Ваш комментарий относительно подобных проявлений веры, если Вы сочтете это уместным».

- Да нет, я бы счел это уместным, но я растерян, потому что в таких случаях я могу посоветовать этому замечательному Яну бежать и забыть папины имена в ближайшее время, потому что безумие и откровенная шизофрения, по-моему, избавляет все-таки от обязательств в отношении шизофреника. Бороться с этим бесполезно, потому что, на самом деле, все то, что беспокоит папу, все те вопросы, которые естественным образом занимают (что есть что, что есть добро, что есть зло, откуда взялось то, откуда взялось это), имеют свои простые проверяемые ответы. Но для этого нужно на 5-6 лет сесть за книжки, пойти учиться, делать самому модельные опыты, препарировать. Папа поймет, как устроен мир – и у папы маразм закончится. Но это – тяжелый труд. Проще купить три брошюрки эзотерических или какого-нибудь другого религиозного дерьма и зомбироваться таким образом. А уже непосредственно репертуар, который выкладывает зомбируемый, зависит от его темперамента.

- Наркотическая зависимость, алкогольная и религиозная – какая может быть профилактика этому, чтобы в это не вдариться, чтобы не впасть в такое искушение?

- Монах Григорий, милый, здесь нет искушения. То, что я многократно уже (я извиняюсь за то, что сам вынужден себя цитировать) – вот покажем эту зажигалочку китайцу 15 века. Сделаем так… (зажигает) Китаец 15 века будет абсолютно убежден, что там сидит дракончик, дракончику прижат хвост, он от боли изрыгнул пламя. И китаец 15 века, у которого нет понимания того, что это пластмасса, пьеза, сжиженный газ; он вынужден будет держаться своего объяснения, поскольку ему какое-то объяснение того, что он увидел, необходимо. Но тому, кто знает, как эта штука устроена, не нужны сказки про дракончика. Религия может быть отброшена только в том случае, когда она становится не нужна, когда она перестает что бы то ни было объяснять, а предлагаемые ею объяснения не выдерживают конкуренции с теми, которые предлагают подлинное знание. Только это и есть настоящий, калиберный, сортовой, достойный атеизм. Он имеет тоже свои неудобные и неприятные черты, потому что, к сожалению, атеизм и абсолютная терпимость – это синонимы. Атеисты вообще никого никогда не убивают. Атеисты никогда не устраивали никаких гонений. Все, что происходило в России со сбрасыванием живьем, закапыванием попов, устраивали между собой сами христиане. Это делали люди, получившие христианское воспитание. Других не было. Это были разборки между вами. Атеисты, настоящие атеисты, массово стали рождаться только после двадцатого года. Все, что они делали – это снимали «Бриллиантовую руку», покоряли космос и иногда подворовывали на овощебазах. Даже во времена Великой Французской Революции, если мы посмотрим судьбу атеистов, Шометта, Эбера, то мы увидим, что Робеспьер довольно быстро казнил их всех. И сели первоначальным посылом Французской Революции было некое такое атеистическое движение, то уже, по-моему, в девяносто четвертом году Робеспьер лоббирует принятие известного документа, в 11 параграфе которого значится, что французский народ признает существование Бога и бессмертие души. Опять-таки, все люди, которые были замешаны в этой исторической драме – там не было атеистов. Атеисты все к тому времени (те профессиональные), их было ничтожно мало: Гольбах, Руссо и еще несколько человек. Они давно уже были по могилам. И то, это были люди, которые преодолевали проблему собственного христианского воспитания, тоже не были совсем чистыми атеистами, как те, которые родились при советской власти. Атеизм, к сожалению, самое его уязвимое, самое его тяжелое место – то, что он абсолютно терпим. Потому что, если я требую свободы для себя, я обязан мириться с тем, что она есть для всех остальных. Уважать я это не могу, потому что я не могу уважать жестокую, агрессивную, тупую, с омерзительной репутацией идеологию, какой для меня является христианство. Ну не могу я этого уважать. Я могу обеспечить со своей стороны к этому брезгливое равнодушие, полное безразличие. Но никогда не посмел бы вмешиваться в т.н. внутренний мир верующих.

- Православные говорят о своей социальной роли: посмотрите, сколько реабилитационных центров! Мы обращаем внимание на бомжей!

- Я бы согласился с тем, что это некое доброе дело, если бы не понимал того, что как раз все эти хосписы, все эти бомжи  – самая совершенная, самая изощренная форма религиозной пропаганды. Если бы все эти действия в хосписах, все эти действия с бомжами были бескорыстными, то есть, они были бы лишены какой бы то ни было символики, какой бы то ни было фразеологии, какого бы то ни было пропагандистского момента – да, конечно. Но мы видим, что как раз используются наиболее беззащитные, в наиболее трагическую ситуацию попавшие люди, для того, чтобы ввести свою пропаганду среди них. Церковники знают на своем опыте, что эта пропаганда наиболее эффективна, потому что в нее втягиваются не только само страдающее лицо в хосписе, но еще его родственники, еще и знакомые. Поэтому это просто суперплацдарм для пропаганды – все эти т.н. благодеяния и благотворительности. Вот не верю в бескорыстие и понимаю, что дело не в сочувствии, дело не в жалости, а дело в понимании, насколько на этом фронте пропаганда плодотворна, важна и результативна.

- Православные благотворители или, скажем, благочестивый православный купец прошлого – это может быть? Или все-таки деньги – это кровь бедняка?

- Это некорректная конструкция. Вы из этой конструкции почему-то изымаете очень важную ее составительную часть, т.е. вымогателя с его огромными способностями и огромным талантом. Т.е., непосредственно попа или любого клирика. Это жертвование происходит  не стихийно, оно уже давным-давно поставлено на поток, и существует система подсказок, прямых просьб, прямого вымогательства всей этой благотворительной помощи. Здесь нельзя отказать попам в том, что это у них совершенно блестяще наработано.

- Михаил без фамилии (так он себя подписал), интернет-подписчик Ваш: «Александр Глебович! Какими нравственными ориентирами в повседневной жизни Вы руководствуетесь? Например, верующие стремятся соблюдать заповеди, некоторые буддисты не убивают комаров. А какие ориентиры являются движущими именно для Вас, яростного атеиста и прагматика?»

- Во-первых, я никакой не яростный атеист. Прагматик – да, но все ориентиры, которые нам нужны, заключаются в уголовном кодексе, в гражданском кодексе и (для особо одаренных) административном кодексе, таможенном кодексе и так далее. Там со всей конкретностью все нормы поведения, все нормы отношений прописаны. Что касается руководствованием заповедями, то мы знаем, мы видим, что все те, кто были воспитаны в режиме заповедей на протяжении почти тысячи лет, они замечательно смогли свое воспитание в духе заповедей реализовать в Первой Мировой Войне, Второй Мировой Войне; я уж не говорю о конфликтах поменьше. Сделав инвалидами и уничтожив, убив и изнасиловав почти 100 миллионов человек. Это были как раз дети заповедей.

- Максим Сиренко спрашивает: «Мы всегда видим, что церкви стоят чуть ли не в постоянном ремонте. Вечные леса даже у только-только отремонтированных храмов уже всем давно мозолят глаза. Не кажется ли Вам, что это верный знак того, что либо церковники – безответственные собственники (постоянный ремонт и недодел – за это никого по головке не погладят), либо они вечными ремонтами списывают колоссальные сметы и субсидии от государства? Скорее всего, должна же существовать какая-то сеть строительных компаний, которые аффилированны при РПЦ и пилят бюджет вместе. Надеюсь, у Вас есть информация на этот счет?».

- Я вот этот вопрос не исследовал, а то, что я не знаю с точностью и достоверностью сам лично, я об этом не говорю. Не знаю, что происходит. Возможно, дело в том, что им очень часто достаются очень пафосно, очень эффектно и очень бездарно при этом построенные здания, потому что когда мы говорим о каких-то необыкновенных дарованиях строителей прошлого, то мы обязаны понимать, что все это делалось, все это возводилось, во многом, вслепую, без правильных математических, правильных инженерных расчетов, чтоб все это было приспособлено для нужд того века (совершенно не для нужд этого). Вполне возможно, что бедные попы, действительно, с этими своими зданиями искренне мучаются. А может быть и нет. Не знаю. Не исследовал вопрос.

- Вопрос о недавних событиях и благой реакции властей об амнистии. В том числе, под нее подпадают участницы панк-группы Pussy Riot. Что Вы можете в связи с этим им пожелать?

- Всегда неприятно, когда человека, который практически блестяще выполнил свою миссию, в самом конце этой миссии начинают – выбегает толпа гримеров, толпа режиссеров-постановщиков, и происходит, увы, девальвация подвига. Девчонки совершили подвиг. Большой ли, малый ли, но, я подозреваю, что этот подвиг во многом изменит судьбу и религии, и православия, и общественных отношений в России на много-много лет. Они продемонстрировали необыкновенные человеческие качества – стойкость и мудрость – и в тюрьме, и в своих откровениях. Они не хотят быть прощенными! И этом их сила. Амнистия – это такое безликое всенакрывающее прощение, но это, все равно, то же прощение со стороны омерзительной машины государства. Вот я бы очень рекомендовал девочкам из Pussy Riot как-нибудь не попасть под амнистию (а им немного осталось дотерпеть то, что нужно дотерпеть) и не воспользоваться вот этой склизкой холодной лапой государства, которую вдруг оно протянуло им, когда осталось сидеть две или три недели. Не надо. Пусть лучше у них хватит мужества откусить эту чертову руку. (примечание: Российское законодательство, увы, не знает такого акта, как «отказ от амнистии»).

- Ваше определение клерикализации.

- Очень простое. Это когда люди, которые ничего собой не представляют, ничего не знают и ничего не умеют и которые единственно чем отличаются от всех остальных – это своими способностями и потребностями переодеваться, вдруг начинают учить жизни и внедрять свои нормы и свои симпатии в общественное пространство и учить жизни тех, кто что-то знает и что-то умеет. В данном случае, я говорю о попах, потому что раздражает в этой ситуации не попытка привнесения каких-то мифологических или мистических, или метафизических субстратов в обычную жизнь, а раздражает, что вот эти люди, которые не представляют собой ничего, ничего не знают и ничего не умеют, вдруг получают право командного и определяющего голоса.

- Почему же эти тенденции о внесении преамбулы особой роли православия в нашу конституцию вообще как-то озвучиваются?

- Православие – сказочно эффективная штука. Посмотрите, как долго этот народ удавалось держать не только в полном рабском подчинении, но и в крепостном состоянии. Ведь ни у кого из них, у тех поколений людей, которых избивали на конюшнях, которым выбивали зубы, которых травили, продавали как вещи и покупали, – никому же из них в голову не приходило, что что-то не так. Что так не должно и не может быть. Огромное количество поколений прожило в этой социальной и человеческой глухоте в уверенности, что все происходит правильно. И у тех, кто их продавал и покупал, избивал, убивал, тоже было ощущение, что все происходит правильно. Надо понимать, что, конечно, огромная заслуга в этом деле, конечно, у православия. Очень эффективная вещь.

- Мое ощущение (может быть, оскорбительно звучит, но…) другим членам партии жуликов и воров не представляется возможности вписаться в историю под какими-то благими нимбами или вообще с таким хорошим имиджем? Получается, что за это благоустроительство, благоукрасительство церквей они получают хорошую вписку в историю в хорошей роли в виде золотых табличек на храмах?

- Я думаю, что Вы опять драматизируете, опять передергиваете. Вы поймите: в ту секунду, когда переменится властный ветер (а такое в России бывает с необыкновенной скоростью и в самые неожиданные минуты), кого мы увидим на кафедре атеизма? Чью фигуру? Мы увидим знакомое лицо Чаплина. Эти люди перевернутся в течение нескольких мгновений.

- Не будет новых новомучеников?

- А и старых-то не было! Никто за веру никуда не ходил. Ходили по конкретно возбужденным уголовным делам за антигосударственную деятельность, за укрывательство, за схроны оружия, за старые грешки типа пулемета на его колокольне и т.д. Нет ни одного уголовного дела того времени, где кто-то был бы осужден за веру или исповедание. К тому же не забывайте, что все то, что вытворялось в отношении т.н. мучеников, делали христиане, крещенные, воцерковленные, причащенные. Либо вы должны мне сказать, что крещение, причащение, воцерковление – это пустая формальность, которая никак не влияет на человека, на его будущее, на его состояние.

- Получается, что когда сама жизнь по вере становилась противозаконной (какие-то монахини, послушницы безобидные, живя в двадцатые годы, уже реорганизовавшись в коммуну, выполняют свое молитвенное правило), приезжает отряд красноармейцев, всех по вагонам – и в Сибирь.

- Вы так рассказываете, как будто только за монахинями приезжали и их грузили. Мы грузили целыми народами, когда переформатировали империю. Та империя под грузом идеологии, маразма, глупейших попов и не менее глупых царей прогнулась, рассыпалась и разломалась – ее пришлось переформатировать. Здесь мы вступаем немножко в другую область, в область госрелигии, в область того, что  Россия верит в себя как в империю и не видит своего существования, и готова себе сама приносить в жертву кого угодно. В том числе – и своих детей. Поэтому – что там монахини, 20 монахинь? Перевозились и уничтожались целые народы, целые сословия.

- Нас это чертово колесо истории вновь ждет?

- Конечно. А что Вы думаете? Кто вас избавил от этой радости?

- Глядя на то, что происходит на Евромайдане, священники по-разному молятся и перед кордоном спецназовцев из «Беркута», и вместе с пикитирующими какие-то группировки, которые поддерживают взаимоотношения с Россией, молятся о том, чтобы не произошло этого включения в таможенный союз. Все-таки религиозная составляющая есть.

- Она невелика. Она ничтожна и это некий эпифеномен. То, что происходит, не влияет на происходящее. Происходить может попутно очень много вещей: загрязнение каловыми массами, когда собираются миллионы людей и для них нет биотуалетов или чего-то еще. Но мы прекрасно понимаем, что это лишь следствие, это лишь одна из примет. Может происходить какое-то бесплатное кормление, могут происходить какие-то драки, конфликты между участниками, но это все эпифеномены. Они не имеют к сути происходящего отношения.

- Дело священника, обвиняемого в педофилии. Какая, на Ваш взгляд, его судьба? Он пока не собирается возвращаться в Россию.

- Я не читал его дела, вот в чем вопрос. Но я знаю, что случаи педофилии часты, довольно естественны не только в православной, но и в католической церкви по той простой причине, что в христианстве педофилия не считается проблемой и грехом. Если мы, хорошо зная т.н. священное писание, можем с уверенностью говорить, что оно нормирует все; оно нормирует отношение к еде, к количеству гвоздиков в том ящичке, в котором должен проживать Бог; но мы нигде не увидим осуждения педофилии, более того – мы видим некоторых в книге Чисел, практически во всем Пятикнижии мы видим очень спокойное отношение  к использованию маленьких девочек на брачном ложе. Мы прекрасно знаем, каков был брачный возраст барышень в древней Иудее: начинался с 11 лет, заканчивался 13, то есть как раз в этот момент произошел партеногенетический казус Марии, то есть главным педофилом выступает  непосредственно Бог. Вот этой преграды между христианством и сексуальным использованием детей не существует. Это неприятие сексуального использования детей не входит в систему христианских ценностей.

- Как-то удастся оградить от влияния православных в процессе детского воспитания?

- Не знаю. Это каждый родитель должен понимать, что он обязан защищать от возможных педофилов свое дитя, в том числе – от педофилов в рясах и без ряс (их тоже немало).

Беседовал Михаил Баранов.