ПАПА

На модерации Отложенный

          Все, почему-то вспоминают маму, а папы будто и не было. Ну, не при чём он здесь. И в рождении (зарождении) нас он никакого участия не принимал, а уж на воспитание и вообще не влиял.

          А я, вот, воспитан папой. Вернее раннее детство, конечно, проходило под "крылышком" у мамы, пока она ещё не устала морально и физически (стиральных машин, электрочайников, холодильников и микроволновок ещё не было, или они были недоступны). Но, поскольку, нас, у них с папой, было 9 (ДЕВЯТЬ) и мама либо кормила грудью и не отходя нянчилась, либо была беременна. А ведь она из бывших очень богатых людей и воспитана - дай Бог каждому, представляете, как ей было тяжело.

          Папа - горный инженер-геолог (МГРИ). Сколько я помню, он всегда работал главным геологом золотодобывающего рудника. Величина, по тем временам, - заоблачная. Но при невыполнении плана золотодобычи два квартала - звонок. Три квартала - работаешь в "Степлаге" (золотодобыча была в ведении НКВД, а там свои законы). Единственным видом морального отдыха была охота. Меня он брал на охоту с 2-х лет.Я родился с пороком сердца. Диагноз мне был - не жилец. Даже бегать не мог - начинались страшные боли в сердце. Самой большой бедой, даже трагедией, было для меня если папа, по каким-то причинам, не брал меня с собой. Жили мы тогда в Казахстане. Трест "Каззолото" находился в посёлке Степняк. От нашего рудника до Степняка километров 120. У папы была "личная" выездная лошадь с "легчанкой" - телегой облегченного типа. "Водитель кобылы" - казахский паренёк Тюлюш. Но папа кучера старался не брать и ездили мы с ним вдвоём. По дороге, а также на вечерней и утренней зорьке - охотились. Я к охоте был причастен семым теснейшим образом - он садил меня в "засидку" рядом - оставлять одного нельзя.

          Время было тяжёлое, жестокое. Папа был весёлым, общительным человеком - душа компании. Но друзей, близких по духу у него (насколько я знаю) не было. "Вовнутрь себя" он никого не пускал.

Может только своего безалаберного (с маминой точки зрения)  младшего брата - гуляку, который вернулся с войны и "пошёл в разнос". С ним они часто сидели по ночам вдвоём за бутылкой. Пили мало. Говорили ещё меньше. Но единение душь чувствовалось. У отца я научился и умению постоять за жизнь, и умению жить твёрдо (жёстко), но честно к окружающим, и делать любую работу так, чтобы не было стыдно за сделанное тобой.

          Запомнился один факт из детских впечатлений. Возвращаемся мы с охоты. Лето, но к вечеру стало прохладно, а я в одной рубашонке. Да ещё дождь пошёл. Папа снимает куртку и укутывает меня в неё, оставаясь в одной майке. Приехали поздно. Мама встречает меня охами" - как же я не замёрз. Я говорю - папа мне отдал свою куртку - А как же он? - А он не хотел. - Каким понимающим, благодарным, любящим взглядом она на него посмотрела - надо было видеть. Даже я, ребёнок, понял.

          Потом, когда мы выросли (а выжило нас шестеро) и разлетелись в разные стороны - А.-Ата, Северное Забайкалье, порт Игарка, Луганск, Свердловск и Южный Урал, мы на каждый юбилей родителей (в том числе и после распада Союза) собирались у них на Урале вместе. Папа был ровно на 10 лет старше мамы и юбилеи мы отмечали на день рождения папы - 21 января. Папа умер на 82-м году жизни, через год после празднования Золотой Свадьбы. Мама - ровно через 10 лет. Приоритет отца в доме, также, как и гордость нашей семейной фамилией (даже сестёр) насаждала в нас мама.

          Последний юбилей родителей мы праздновали, естественно, 80-ти и 70-ти летие. Первый тост за отца (я уже говорил об этом в Гайдпарке) был мой и я говорю: "Жить надо, как сказал Хэмингуэй, - как Вольтер - до 80 лет и до 70 быть мужчиной. И только я хотел продолжить,как папа извиняющимся тоном говорит: "Что-то слабоват был ваш Вольтер, как ты думаешь мать?" Что было дальше - вы догадываетесь. Сквозь гром хохота я расслышал только голос мамы: "Ваня, да как не стыдно - дети ведь".