Аксиома о понимании

С чужого похмелья голова не болит.
Русская пословица

В «Аксиомах о душе» я перечислил семь высказываний о человеческих чувствах, семь аксиом, которые необходимо учитывать каждому, кто размышляет об экономике, политике, праве, социальной философии, жизни вообще:
1. О гуманизме: чувствуют люди, а не коллективы.
2. О ненасытности: дефицит сил непреодолим.
3. О разнице: люди неодинаковы в предпочтении сил.
4. Об эгоизме: чужие нужды не актуальны.
5. О любви: любимых мало.
6. О справедливости: преступников не любят.
7. О зависти: богатых не любят.

Подробнее об этих аксиомах смотрите здесь:
- о гуманизме,
- о ненасытности,
- о разнице,
- об эгоизме,
- о любви,
- о справедливости,
- о зависти.

Признавая аксиому о гуманизме или о бездушности коллективов, мы отказываемся признавать интересы коллективов. Но многим без служения народу или хотя без разговоров о таком служении неуютно. Четыре аксиомы: о ненасытности, об эгоизме, о любви и о зависти рисуют людей неприятными существами.
Некоторым моим читателям аксиомы не нравится. Им кажется, что человек по природе добр, скромен, бескорыстен и дружелюбен. Вот только деньги, капитализм, частная собственность, рынок или квартирный вопрос его испортили. Надо лишь приучить человека прежде думать об общем, а не о личном благе.
Однако честный анализ своих чувств и поведения окружающих говорит о большой опасности, которую каждый из нас несёт окружающим. Научить человека постоянно думать об общем в ущерб личному труднее, чем научить волка есть траву. Полагаю, что честный, хотя и не лестный взгляд на людей лучше, чем красивые, но вредные иллюзии. Честный взгляд на нашу природу и наша общая нелюбовь к преступникам позволяет нам плодотворно общаться, оставаясь ненасытными и завистливыми эгоистами.

Сегодня на очереди аксиома о понимании: о чувствах других людей можно узнать лишь по их делам. Эта аксиома – о ненадёжности знаний о чувствах других людей, поскольку об этих чувствах нельзя узнать непосредственно. Лишь по делам людей мы можем судить об их чувствах. А люди могут соврать словом или жестом. Аксиомой о понимании, которая объясняет, почему иногда так трудно достучаться до другого, я собираюсь завершить список аксиом о душе.

Чужая душа – вещь в себе. Иммануил Кант называл непостижимое, запредельное вещью в себе. Только свою душу, свои печали и радости, можно ощутить непосредственно. О чувствах других людей можно узнать лишь из дел этих людей, например, из рассказа этих людей о своих чувствах. Непосредственно услышать «музыку» в чужой голове невозможно, как невозможно подсмотреть чужой сон. Михаил Жванецкий даже о «музыке» в своей голове пишет: «Ужас в том, что пока я не скажу вслух, не буду знать, что думаю».
Только фантасты, сказочники сочиняют волшебные средства для непосредственного чтения чужих чувств.
У Герберта Уэллса («Люди как боги») люди далёкого будущего научились общаться без слов. Они вместо того, чтобы говорить, мыслили друг другу. Каждый, кто принимал мысль, облекал её в слова. Причём каждый облекал мысль в наиболее удобные для себя слова, и не нужно было переводчиков.
В фильме «Чего хотят женщины» герой Мела Гибсона после удара электрическим током «слышит» мысли женщин, что позволяет ему добиться у них фантастического успеха. В реальности мы можем лишь реконструировать мысли других людей по их делам. Чтобы узнать, что хочет женщина, с ней лучше всего говорить.
Непосредственное, помимо дел, в частности – помимо слов, познание чужой души также невозможно, как невозможно путешествие в прошлое на машине времени.

Об этом и русские пословицы:
1. В чужую душу не влезешь.
2. Друг он мой, а ум у него свой.
3. За чужой щекой зуб не болит.
4. Чужая душа – загадка.
5. Чужая душа – потемки.
6. Чужая душа – дремучий бор.
7. Чужая душа не гумно: не заглянешь.

В полной мере можно ощутить лишь свои нужды и радости. О чувствах других людей остается только догадываться. Не исключено, что эти другие могут вводить вас в заблуждение относительно своих чувств. Они, например, могут говорить гадости про сильные нужды и ценные силы, называя их грехом, для того, чтобы усыпить бдительность других людей, которых считают конкурентами, соперниками, чтобы отвлечь конкурентов от ценных сил и завладеть этими силами самим. Они, наконец, могут шутить.

Маргарет Мид в 1928 году в книге Coming of Age in Samoa, ставшей классикой антропологии, написала о беспорядочном сексе жителей Самоа. И только в 1983 году Дерек Фримен показал несостоятельность этой работы.

Американку просто разыграла молодая жительница Самоа, сговорившись со своим другом. Она шутки ради наговорила ей всякого вздора о сексуальных обычаях на Самоа. Но на Самоа обычны не беспорядочные связи, а розыгрыши (Джулиан Саймон. Неисчерпаемый ресурс).

Слово, как дверь в чужую душу. Лев Успенский в книге «Слово о словах» пишет о впечатлении, которое на него произвели слова об обыкновенном разговоре.

«Это случилось лет шестьдесят назад. В номере какого-то журнала мне попался рассказ Куприна. Назывался он «Вечерний гость»… Одна маленькая сценка из него навсегда врезалась мне в память, хотя в те дни мне было ещё очень немного лет – десять или двенадцать, не более. Что меня в ней поразило?
В комнате сидит человек, а со двора к нему кто-то идёт, какой-то «вечерний гость».
«…Вот скрипнула калитка… Вот прозвучали шаги под окнами… Я слышу, как он открывает дверь, – пишет Куприн. – Сейчас он войдёт, и между нами произойдёт самая обыкновенная и самая непонятная вещь в мире: мы начнём разговаривать. Гость, издавая звуки разной высоты и силы, будет выражать свои мысли, а я буду слушать эти звуковые колебания воздуха и разгадывать что они значат… и его мысли станут моими мыслями… О, как таинственны, как странны, как непонятны для нас самые простые жизненные явления!»

Прочитав тогда эти строки, я остановился в смущении. Сначала мне показалось, что автор смеётся надо мною: что он нашёл удивительного в таком действительно обыкновенном явлении – в разговоре двух людей? Разговаривают все… И ни разу это не показалось мне ни странным, ни удивительным.
А теперь? А теперь я глубоко задумался. Действительно: как же это так?
Вот я сижу и думаю. Сколько бы я ни думал, никто, ни один человек на свете, не может узнать моих мыслей: они мои!
Но я открыл рот. Я начал «издавать», как написано в рассказе, «звуки разной высоты и силы». И вдруг все, кто меня окружает, как бы получили возможность проникнуть «внутрь меня». Теперь они уже знают мои мысли…».

Лёгкость общения с любимыми. Любовь облегчает общение. Требуется совсем немного дел, чтобы почувствовать другого. Для Левина и Кити – героев романа Льва Толстого «Анна Каренина» не нужно было слов, достаточно было начальных букв и взглядов, чтобы признаться в любви:

«– Вот, – сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили: «когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на неё с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймёт ли она эти слова.
Она взглянула на него серьёзно, потом опёрла нахмуренный лоб на руку и стала читать. Изредка она взглядывала на него, спрашивая у него взглядом: «То ли это, что я думаю?»
– Я поняла, – сказала она, покраснев.
– Какое это слово? – сказал он, указывая на н, которым означалось слово никогда.
– Это слово значит никогда, – сказала она, но это неправда!
Он быстро стёр написанное, подал ей мел и встал. Она написала: т, я, н, м, и, о.
Он вдруг просиял: он понял. Это значило: «тогда я не могла иначе ответить».
Он взглянул на неё вопросительно, робко.
– Только тогда?
– Да, – отвечала её улыбка.
– А т… А теперь? – спросил он.
– Ну, так вот прочтите. Я скажу то, чего бы желала. Очень бы желала! – Она написала начальные буквы: ч, в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: «чтобы вы могли забыть и простить, что было».
Он схватил мел напряжёнными, дрожащими пальцами и, сломав его, написал начальные буквы следующего: «мне нечего забывать и прощать, я не переставал любить вас».
Она взглянула на него с остановившейся улыбкой.
– Я поняла, – шёпотом сказала она.
Он сел и написал длинную фразу. Она всё поняла и, не спрашивая его: так ли? взяла мел и тотчас ответила.
Он долго не мог понять, что она написала, и часто взглядывал в её глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастьем глазах её он понял всё, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он ещё не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.
– В секретаря играете? – сказал князь, подходя. – Ну, поедем, однако, если ты хочешь поспеть в театр.
Левин встал и проводил Кити до дверей.
В разговоре их всё было сказано; было сказано, что она любит его и что скажет отцу и матери, что завтра он приедет утром».