Николай Белогуб

Необыкновенная история произошла в предвоенные дни в военно-воздушных силах СССР.

У этой истории крайне мало источников и кто-то считает что всего этого не было.Но это произошло на самом деле.

В. И. Подольный в "ВИЖе" поведал историю о первом сбитом немецком самолёте. Именно он в госпитале встретился с человеком израненным, потерявшим обе руки.

Фамилия его была Белогуб Николай Данилович. Впоследствии об этом случае сообщил и писатель К. Симонов.

Установить фамилию летчика через двадцать лет помог Подольному писатель С. С. Смирнов, который много сделал для восстановления правды о той войне.

Так вот, с этим Белогубом, который был летчиком-истребителем, приключилась история, о которой и рассказал Подольный.

КАК ОБ НЕМ ВСПОМНИЛИ

Подольный так о этом писал:

«Для меня эта история началась весной 1944 года в здании бывшего Вологодского путейского техникума, что стоит совсем недалеко от вокзала. В войну в нем располагалось отделение сортировочного госпиталя № 1165.

Работала там моя мать, да и я иногда подрабатывал в высокой должности «подай-прими» внештатным санитаром «за похлебку». Однажды я получил от дежурной сестры задание:

«Иди в офицерскую палату и напиши письмо танкисту с Украины. Да получше напиши, постарайся!».

Около палаты я увидел человека с забинтованной головой. Левая его рука кончалась культей чуть выше запястья. Из бинтов на правой торчали два пальца, кажется, мизинец и безымянный. Потрясло то, что он делал: зажимая в косяке двери пальцы, раненый всей тяжестью тела стремился согнуть их.

А пальцы, очевидно, после долгого гипса совсем окостенели... От нестерпимой боли раненый страшно ругался сквозь зубы и падал лицом в подушку на подвинутую к дверям койку. Такая страшная «лечебная гимнастика» продолжалась, вероятно, долго, так как подушка была совсем мокрая...

Заметив меня, раненый спросил резко: «Тебе чего, хлопец?». Он лег на койку, закрыл глаза и велел взять в тумбочке полевую сумку с карандашом и бумагой. По неосторожности я рассыпал многочисленные ордена и медали.

Награды к тому времени перестали быть диковинкой, не то, что в начале войны, но орден Суворова 3-й степени я увидел впервые. Его давали за полководческое мастерство только большим военачальникам.

Раненый беззлобно выругался:

«Несчастливая это награда, а мы – летчики – народ суеверный!». Я задал сразу два вопроса: «Почему – несчастливая? И при чем здесь летчики: ведь вы танкист?».

«Это теперь я танкист, а раньше летал. А на орден посмотри сзади». И я увидел на металле «№ 13»!

Когда письмо было написано, он бегло посмотрел его, сердито отчитал за почерк и ошибки.

Обстановка в двухместной палате все это время была напряженной. И мне, мальчишке, нетрудно было понять, что отношения между соседями далеко не приятельские.

Летчик резко упрекал молодого соседа за то, что тот попал в госпиталь по пьяной драке, ругал всех и вся в тылу. Сосед огрызался, сказал, что за такие слова можно попасть за колючку или в штрафбат...

Последние слова вызвали бурную, почти истерическую реакцию: «Тебе ли, тыловая крыса, пьяница, меня упрекать? Ведь это я первым начал войну с фашистами! Это я 18 июня сбил первый немецкий самолет!

Это меня приговорили к расстрелу! Это я сбил второго фашиста 22 июня! Это мой приговор не отменен до сих пор, хотя я за него заплатил кровью!».

Обрубки рук обхватили голову, он уткнулся в подушку, сдавленно и хрипло застонал. Я стал быстро собираться. Вдогонку летчик крикнул мне: «Приходи еще, мне много писем нужно написать!».

Случилось так, что на это офицерское отделение в следующий раз я попал лишь через неделю или две. Знакомая палата была пуста. Оказалось, что летчика-танкиста увезли в Москву на пластическую операцию, чтобы из двух костей предплечья сделать подобие клешни.

Я вроде бы и забыл об этой встрече. Но когда через двадцать лет в книге Константина Симонова «Живые и мертвые» прочел о сбитом в канун войны фашистском самолете, даже вздрогнул! А ведь я встречал того летчика... И знал больше, чем написано в книге...

В те же шестидесятые годы замечательный писатель и человек Сергей Сергеевич Смирнов вел на Центральном телевидении цикл передач «Подвиг», в которых рассказывал о судьбах неизвестных и забытых героев войны.

Это он написал книгу о героях обороны Брестской крепости, воскресив многих из небытия, и среди других – нашего соседа по дому Анатолия Александровича Виноградова, человека тихого и скромного, работавшего кузнецом на одном из вологодских заводов. Оказалось, с первого часа войны Виноградов стал начальником штаба обороны Брестской крепости.

Сам испытавший в жизни много горя и несправедливости, Виноградов просто потребовал от меня, чтобы историю летчика, первым начавшего войну, я немедленно рассказал Смирнову: «Ведь если приговор так и не отменен, какой груз давит на психику этого человека!

Может быть, он сегодня больше других нуждается в помощи!». Не сразу, но я сделал это – сначала по телефону, а потом и подробным письмом. Одно обстоятельство осложняло дело: я забыл фамилию героя. Помнилось, что она была украинская и только...

Оставалось искать в архивах имя владельца ордена Суворова 3-й степени за номером 13.

Ответный звонок С. С. Смирнова прозвучал месяца через два:

«Я буду называть фамилии, а вы меня остановите, если что-то вспомните». На третьей фамилии я закричал в трубку: «Он!». И сразу услышал облегченный вздох Сергея Сергеевича: «А я боялся, что где-то может быть ошибка! Нет, все правильно – Белогуб Николай Данилович. Именно ему принадлежит орден. Теперь срочно запросим Министерство обороны о его судьбе».

Военные хорошо знали писателя. Ответ не заставил себя ждать. Мы узнали, что Белогуб не сразу после войны ушел из армии: он еще долго преподавал в танковом училище. Оказалось, что он переехал в Донецк.

На письмо Смирнова Белогуб ответил категорическим отказом от встречи. В письме чувствовалась душевная боль сильной личности. Было ясно, что Николаю Даниловичу сегодня очень тяжело. И тогда, бросив все дела, Сергей Сергеевич поехал в Донецк сам.

Встретил его почти слепой человек, в дугу согнутый тяжким радикулитом. Каждое движение причиняло нестерпимую боль. Долго он не соглашался начать разговор.

Но у Сергея Сергеевича, тонко знавшего солдатские души, был свой ключик к таким ситуациям. Он убеждал людей в том, что будет говорить не столько о их личных судьбах, сколько об их поколении... И разговор состоялся, больше того, он затянулся на несколько дней.

Вызванные Сергеем Сергеевичем врачи лучшей донецкой клиники сделали новокаиновые блокады. Человек ожил, распрямился. Окулисты, только услышав имя писателя, сразу приехали на дом к герою, выписали лекарства и долгожданную путевку в офтальмологический институт, пообещали лучших результатов в лечении. Оказалось, человеку можно было помочь!

Через месяц состоялась первая телевизионная передача о Николае Даниловиче Белогубе. Предупрежденный заранее, я с друзьями был у экрана. Коротко, по памяти перескажу судьбу героя. Первый комсомолец в деревне. Первый тракторист.

Первый доброволец на шахтах Донбасса. Курсант первого в Донбассе аэроклуба. Первый студент-отличник на кафедре танкостроения в Киевском политехническом институте. По партийному призыву – в авиационное училище.

Сорок первый год летчик-истребитель Белогуб встретил близ границы с Германией.»

Так вспомнили о асе Белогубе

ИСТОРИЯ

Служил он до 22 июня 1941 года на самой - самой границе.Приграничный аэродром. В июне немцы стали нарушать воздушную границу в массовом порядке.

Летчики сидели, сцепив зубы. Приказ был строг: "Не взлетать. На провокации не поддаваться". 18 июня Николай Белогуб заступил на боевое дежурство.

18 июня Николай Белогуб заступил на боевое дежурство. Увидев немецкий самолет, он самовольно взлетел и решил посадить фашиста на советский аэродром.

Маневр удался: на глазах всего аэродрома немец начал приземляться, но в конце полосы развернулся, дал газ и на бреющем стал уходить к границе.

Догнал его Белогуб не сразу, но когда догнал, в упор свалил первой же короткой очередью. Упал самолет буквально в сотне метров от границы, да так, что был виден и с русской, и с немецкой стороны.

Арестовали Николая Белогуба тут же на аэродроме, сразу после доклада начальству. Трибунал заседал 20 июня 1941 года.

Приговор известный - расстрел за провокацию к войне. 48 часов на просьбу о помиловании.

Но летчик был человеком повышенной эмоциональности, да к тому же - честный. Подавать петицию отказался.

Зато все летчики полка послали в Москву телеграмму с просьбой сохранить жизнь товарищу. Как это ни странно, но тогда это было возможно.

Утром 21 июня в камеру к смертнику вдруг пришло высокое начальство, а с ним - штатский человек в шляпе. Штатский, видимо, был лицом весьма необычным, потому что, во-первых, был в шляпе, тогда только большие люди в них ходили. Во-вторых, потому что парадом командовал именно пришелец. Все остальные вытянулись перед ним в струнку.

Далее Подольный приводит содержание разговора.

«Вы товарищу Сталину о самолетах писали?», - обратился он к арестованному летчику.

«Писал…»

«А вот о ваших подвигах товарищ Сталин еще не знает. Придется доложить! А теперь отправляйтесь домой, приведите себя в порядок, а в понедельник (т.е. 23 июня 1941 года.) мы подумаем, расстрелять вас или нет».

Иначе говоря, вопрос еще не был решен. Вот почему Николай Данилович решил вечером, в субботу, отправить жену в Москву, чтобы она не переживала в связи с происходящим. Как мы понимаем, понедельника он не дождался.

Ночевать в доме один не захотел и ушел на аэродром, где и попал почти сразу под первую бомбежку. Почти все самолеты штаб-полка были уничтожены. Но на случайно уцелевшей машине он взлетел, и весь боекомплект всадил в немецкий «Юнкерс», отправив его экипаж к праотцам.

Естественно, что после этого ни о каком приговоре не вспоминали, все сгорело в пламени войны. Но его и не сняли. Так и продолжал с приговором воевать летчик Николай Федорович Белогуб.

Естественно, что после этого ни о каком приговоре не вспоминали, все сгорело в пламени войны. Но его и не сняли. Так и продолжал с приговором воевать летчик Николай Федорович Белогуб.

ИЗ ЛЕТЧИКИ В ТАНКИСТЫ

В одном из боев он был ранен и его с летной службы списали. И тогда он стал танкистом. Воевал отлично.

Получил редчайшую в то время награду орден Суворова 3-й степени, за № 13. Но и лишился на войне рук.

Орденов у него было множество. О его танкистах писала даже "Правда", что в то время значило немало.

Архив ЦАМО,фонд 33,опись 686044,единица хранения 4075

ОКОНЧАНИЕ ИСТОРИИ

Подольный оканчивает рассказ довольно трагически:

«Так вот, даже став безруким, не пожелал сразу проститься с армией Николай Белогуб: преподавал в танковом училище и ушел на инвалидность только через несколько лет после войны. Поступил на учебу в юридическую школу и стал судьей в Донецке. Славился своей принципиальной честностью.

Купил домик-развалюху на окраине с участком невозделанной земли и превратил его в цветущий сад. Телевидение показало, как Николай Данилович копает землю лопатой со специальным черенком, держа его под мышкой, как ловко подрезает ветки дерева искалеченными руками. Занявшись селекцией, он вывел сорт вишни, который соседи так и называли «Белогубовка» за необыкновенно сладкие и крупные ягоды.

Но однажды в суде под его председательством слушалось дело военных преступников, полицаев, расстреливавших коммунистов и евреев в лагере под Донецком.

Подробности дела настолько тяжело подействовали на судью, что случилось несчастье: прямо в зале суда он потерял зрение. Сказалось ранение в голову.

Контузия напоминала все чаще изнуряющими головными болями. Ночами спать не давали фантомные боли в культе. Ко всему добавился злой радикулит. Какое мужество нужно было иметь человеку, чтобы достойно переносить все мучения, физические и моральные!

О боевых и жизненных подвигах окружающие быстро забыли. К тому же еще не складывались отношения с родственниками, больно насмехавшимися над его прошлым...

И вот в жизнь Николая Белогуба вошел Сергей Сергеевич. Еще до первой передачи появились спасители-врачи. А наутро после передачи приехали секретари обкома, представители исполкома, пионеры пришли строем с барабаном и знаменем.

Из Киева прикатила бригада телевидения. Поток телеграмм и писем «Донецк. Белогубу» удивил почтальонов. Нашлись друзья-фронтовики, соседи по госпитальным койкам...

Больше того! Страна готовилась отметить 20-ю годовщину со дня Победы. По предложению Н. С. Хрущева был подготовлен проект Указа о присвоении звания Героя Советского Союза двадцати участникам войны. Был в этом проекте и Николай Данилович Белогуб. Об этом мне рассказал С. С. Смирнов.

Остро переживал Николай Данилович крутую смену в своей судьбе. Целыми днями он беседовал то с журналистами, то с детьми, то с приезжими друзьями...

Больной организм не смог долго вынести такого напряжения. Опять – головные боли, началась депрессия... Вернувшись с базара, жена нашла записку: «Прошу никого не винить, но у меня больше нет сил переносить физические мучения...» Николая Даниловича не стало.

Сергей Сергеевич Смирнов тяжело переживал случившуюся трагедию: он надолго слег с тяжелым сердечным приступом. К великому сожалению, ни Николай Данилович, ни его жена не сказали о глубоких депрессиях, случавшихся после контузий. Ведь и здесь можно было хоть чем-то помочь...

С Сергеем Сергеевичем лично мне так и не удалось встретиться, но в последнем телефонном разговоре он просил меня написать о нашем герое.

Еще раз вспомню фразу: «Воспоминания легче писать тогда, когда память уже начинает отказывать...».

Может быть, есть неточности и в моем рассказе. Возможно, живущие в Вологде ветераны госпиталя №1165 что-то добавят к этим воспоминаниям.

Тем же, кто захочет, рекомендую посмотреть газету «Правда» от 8 мая 1965 года. В указах о новых Героях к 20-летию Победы вы найдете только восемнадцать фамилий.

Мой рассказ – дань памяти девятнадцатому. Кто был двадцатым, мне неизвестно. Может быть, кто-то вспомнит?»

Так трагически закончилась жизнь человека, летчика, который сбил первый немецкий самолёт.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Самое важное,что сохранили память об этом замечательном человеке и рассказали о нем.

Многих героев так и не вспомнят