Никто, или Сайтовская Пустота

<big>Как дома, в Намангане</big>

    Саня Никтошка не спеша шел по тенистой улочке, вдыхая аромат и пух тополей, наслаждаясь душевным и телесным теплом. По лицу стекали мутные капельки пота, задерживаясь в уголках глубоких, красивых морщин. Неожиданно возле него, скрипнув тормозами, остановился новенький, сверкающий лаком велосипед Саратовского велозавода. Из него высунулась аккуратно стриженная кудлатая голова в дорогих цейсовских очках со сломанной дужкой, скрепленной синей изолентой.
    Сзади, на багажнике, в вальяжной позе развалилась белокурая красотка. Откинув элегантно руку, она курила дорогую сочинскую сигару.
    – Привет! Дружище! – воскликнул кудлатый, протягивая Никтошке заскорузлую ладонь с перевязанным серой тряпицей большим пальцем.
    – Не узнаешь?
    Что-то до боли знакомое полоснуло сознание Никтошки. Словно молнией пронеслись в его сознании школа, институт, детский сад, тюрьма, потом еще, еще…макспарк...
    – Рысухайнц?!! – изумленно воскликнул он наконец, придя в себя от шока. – Ты?
    – Я! Я! – ответил ему по-немецки Рысухайнц. – Садись! Подброшу! Да нет, нет! Назад не садись. Там, видишь, занято… Давай сюда, на раму! Так удобнее будет болтать о том, о сем!
    – Ну ты как? Где? – спросил он Никтошку, когда тот в непринужденной позе расположился на раме, закинув нога за ногу.
    – Да, как все. Ворую помаленьку. Торгую на сайте - монархию рекламирую. Чем же еще можно заниматься в наше тяжелое смутное время.
    – Это верно, – согласился Рысухайнц, обгоняя мужика с тачкой, полной какого-то тряпья. - Как я его сделал?
    – Класс! – искренне восхитился Никтошка, оглядываясь на изумленного мужика, глотающего пыль посреди дороги и при этом грозящего кулаком вслед велосипеду.
    – А ты, я вижу, процветаешь? – спросил и одновременно констатировал Никтошка.
    – Да. Дела вроде бы наладились. И знаешь на чем я поднялся?
    – …?
    – Я открыл-таки ресторацию для обездоленных и малоимущих! Суди сам! Ведь всем людям, независимо от социального положения, хочется однажды как следует оттянуться на полную катушку! Так? Почувствовать себя монархом или блогером на худой конец! Швырять деньгами. Но не у всех есть чем швырять! Ты заметил? Так вот я создал единственный в своем роде ресторан, где всякий может швырять и сорить деньгами. Направо и налево! Хочешь, покажу? Время у тебя есть?
    – Много! – поспешно ответил Никтошка, радуясь неожиданной удаче. Не прошло и пяти часов, как они уже были на месте.
    Велосипед сразу окружила ватага чумазых мальчишек и девчонок. Они тряпочками протирали руль и звонок. Рысухайнц помог даме сойти с багажника, кинул рубль одному из них и скомандовал: "Отгони на стоянку!"
    У входа их встречал здоровенный швейцар в мятой кепке, в трико с оттянутыми коленками.
    Над дверью красовалась яркая вывеска с кривой надписью, сделанной не очень талантливым, но, по-видимому, очень пьяным художником: "Как дома, в Намангане".
    – Я решил здесь воссоздать домашнюю обстановку нижайших слоев населения, чтобы не шокировать их роскошью, чтобы они чувствовали себя уверенно и свободно.
    Они вошли в небольшое подвальное помещение с низкими сводами, поочередно стукнувшись лбами о низкую притолоку и задев дверной косяк, который курили по очереди несколько интеллигентных мужчин без штанов, но в пенснах и в домашних шлепанцах на босу ногу - Митька Заборов и Петров.
    В темном сыром коридоре споткнулись о спящую фигуру. Фигура издала какой-то нечленораздельный звук и заворочалась. Видимо, выражая недовольство.
    Мятый, избитый до неузнаваемости, едва держащийся на ногах метрдотель Альков в тельняшке, но с эполетами молча сунул в руки Никтошке толстую пачку денег.
    – Это чтобы швыряться и сорить! – пояснил Рысухайнц. – А так вообще у меня здесь очень дешевый ассортимент. Портвейны, вермуты, агдамы… В общем – червивка всякая. Есть широкий выбор самогонов. Начиная от свекольного и кончая фекальным… Есть спирт технический, средства от пота, стеклоочистители, клей "БФ", одеколоны, дезодоранты и антисептики. Все, чего душе угодно!
    Никтошка швырнул деньгами туда-сюда, направо и налево, хотя пол и без того был устлан купюрами различного достоинства.

За столиками сидели и лежали усталые, но довольные люди, некоторые увлеченно пшикали друг на друга баллончиками с дезодорантами. Стоял устойчивый запах пота, грязных ног, рук, подмышек, мочи, кала и несвежих продуктов питания и питья. В прокуренном, спертом воздухе звучали разухабистые восточные песни "Стены древней Бухары" Шуфутинского, Закирова и "На-на".
    – Хорошо у тебя тут… Воздух спертый! Пахнет грязными носками! – восхищенно покрутил головой Никтошка.
    – А как же! Воздух мы сперли! – самодовольно ответил Рысухайнц. Они сели в уголок за грязный, заваленный окурками и рыбьими костями столик. Подошла официантка Тата Кузнешка, толстая опухшая баба с одутловатым лицом, с торчащими из-под короткого замусоленного халата панталонами среднего цвета, и, словно стесняясь своей сексуальности, легонько игриво шлепнула Никтошку грязной вонючей тряпицей по всей морде.
    – Приперся, гад! – сказала она, широко улыбаясь щербатым ртом. – Рожа твоя бесстыжая! Жрать будешь?
    Никтошка опешил от такого амикошонства, но Рысухайнц его успокоил.
    – Все нормально. Это имидж у нас такой, сочинский! Ты ей подыгрывай! У нас такое правило!
    – Пошла ты… Фак ю! – огрызнулся Никтошка беззлобно и неумело.
    – Во! – поддержал его хозяин. – Так ей! – и легонько шлепнул бабу по вислому заду. Легонько не получилось, и баба упала, увлекая за собой стоящий рядом стол вместе с посетителями. Тут же завязалась драка. Кто-то кого-то ударил стулом, кто-то – столом. Кто-то закричал, а кто-то просто – завизжал. Рысухайнц, довольный, умиротворенно улыбался.
    – Артисты! – восхищенно покрутил он головой. – Это у меня актеры, студенты подрабатывают. За харчи! Колондайк! Прямо как дома, в Намангане! Не так ли?
    Официантка принесла две порции слипшихся макарон в одной грязной железной миске и швырнула миску прямо в лицо Никтошке. Санька ловко увернулся и восхищенно покачал головой.
    – Жизненно! – вслух сказал он. – Ну а, скажем, захотелось человеку любви! Тогда как? Нумера у тебя есть?
    – Ну ты обижаешь, брат. Как же можно без нумеров-то? Без нумеров никак нельзя!
    Нумера представляли собой деревянные дощатые боксы с фанерными стенками, из-за коих доносилось пыхтение, скрипение и матерщинная брань.
    – Так…- удовлетворенно произнес Никтошка, – нумера, стало быть, есть, а как у тебя с … – он помялся, – с дамами…
    – С дамами? С дамами у нас хорошо! Можно сказать – превосходно! –ответил Рысухайнц. – Только они у нас тут называются по-другому.
    – Ну это понятно.
    – Ты иди в нумер, а б… даму я тебе сейчас пришлю…
    Через два часа в нумер ввалилась пожилая уставшая тетка, громыхая ведрами и швабрами.
    – Ты, што ль, заказывал даму? – спросила она устало, ставя в угол инвентарь.
    – Нет, нет… – поспешно отказался Саня, вскакивая с деревянных коротких нар, уступая место старушке.
    – Работы много нынче, – пожаловалась баба, укладываясь на нарах. – Я, сынок, еще уборщицей здесь кубыть работаю, Мишкина я. Совмещаю приятное с полезным. Ты, давай, по-быстрому, а то мине еще колидор мыть… А коли не хошь со мной имтимной близости, то заплати за визит, а я вздремну малость.
    Через минуту баба гулко захрапела, вздрагивая и суча немытыми ножищами в резиновых калошах. Никтошка, сдерживая рвоту, спотыкаясь, поспешно выскочил из полутемного подвала на свежий воздух и облегченно вздохнул. Домой он добрался на попутном самокате. В коридоре он, как всегда, споткнулся о чье-то тело. Тело грязно выругалось и заворочалось. В дверях его встретила всклоченная одутловатая жена. Она привычно хватила его с размаху чем-то тупым и твердым по голове и бесцветным, хриплым со сна и похмелья голосом спросила: "Приперся, скотина! Жрать, небось, хочешь?".

По мотивам рассказа А. Мешкова

Хотите верьте, хотите нет!