Нет уже сил о хлебе умное говорить!..

Встречался с блокадниками, писал о них, делал интервью для радио. Но самыми памятными были встречи с людьми, которые пережили блокаду беспомощными детьми. От них ничего не зависело, они должны были только выжить, или умереть.

Среди этих детей-блокадников были заметные фигуры, например, участник XVII Олимпийских игр в Риме, легкоатлет Арнольд Мацулевич (бег на 400 метров с барьерами). Его, полуживого-полумертвого вынес на своих руках из квартиры, а затем переправил через Ладожское озеро дядя-фронтовик.

Или поэт Майя Борисова, которая так писала о своих близких, переживших блокаду: «...они пережили блокаду достойно, мужественно, неустанно хлопоча и трудясь в чью-то пользу... Когда я слышу фразу "не отдали врагу", то вспоминаю теток. Вот уж кто поистине не отдал врагу ничего! В числе других жителей они не отдали врагу родного города. Не отдали на растерзание голоду и холоду своего гнезда, сохранили и мебель, и книги... Не продали, не обменяли, что могли бы продать и обменять, не сожгли того, что само просилось в топливо. Главное, тетки не отдали врагу самих себя: своей доброты, своего безграничного гостеприимства и хлебосольства» (Ритуальные жесты. Повесть и рассказы. Л., 1983. С. 180.).

А еще был строитель Валентин Назаренко, мышечная дистрофия которого во время Ленинградской блокады в дальнейшем сказалась и на его внешнем облике, и на росте. По сути дела, он на всю жизнь остался состарившимся мальчишкой. Он поведал мне свою блокадную историю, которую я изложил в стихах в 1984 году. Сейчас, когда в России проблем с едой в принципе нет, может быть, это будет трудно понять, но всё же:

Валентину Назаренко,
мальчику блокадного Ленинграда,
посвящается

Буханка пшеничного хлеба на склизком, в подъезде, полу...

Можно просить и требовать, можно стучать по столу,
Можно найти виновника этого преступления,
Газетами и приёмниками воспитывать поколение.

Но нет уже сил о хлебе умное говорить!
Ленинградское небо перед глазами стоит.
Небо Вали Назаренко, усеянное салютами.
Мама. Братишка маленький, в теплый платок закутанный.

"Плакать, мой мальчик, не надо, это не артобстрел,
Это прорвали блокаду, чтоб досыта ты поел.
Должен вырваться Питер, он и так на кров`и,
Косточкам вашим и коже хлебушка б да любви!.."

А за блокадой — разруха, строгий мамин паёк,
В горле горкло и сухо, кто бы поверить мог,
Хлеба-то не накосили, не испекли на ходу,
Карточки отменили в сорок седьмом году.

Школа с углами сумрачными — на перемену звонок.
Валя до самой булочной даже не чувствует ног.
Мелочь не зря же собрана. Участь её решена.
Вот она булка сдобная, и не одна, а стена!

Только слюну глотая, — видел бы кто окрест! —
Черный он выбирает, чтобы вволю поесть...

Хлебную эту рану словом не залечить,
Дети взрослели рано, чтобы страну накормить,
Чтобы буханку хлеба, где бы она ни была,
Не превращали в нелепость, вот такие дела!..

1984

P.S. Когда-то я читал эти стихи поэтессе Майе Борисовой (1932-1996), петербуржке в пятом поколении, она заметила: "Сколько написано стихов о блокаде, но никто до вас не написал этой строки: "Карточки отменили в сорок седьмом году".
И я ей благодарен за это замечание...

Репродукция с картины Соломона Бойма "Крейсер "Киров" салютует
в честь снятия блокады Ленинграда. Январь 1944 года."