Мироточивые картины

После того как в рождественские праздники к Дарам волхвов – священной реликвии, прибывшей из Афона, – выстроились многокилометровые очереди, приходится говорить о новом и удивительном явлении в нашей культурной жизни. Это не экстраординарный случай. Это уже тенденция. До того, как мы помним, был Пояс Богородицы. Тоже в храме Христа Спасителя и тоже с немыслимым потоком желающих увидеть и приобщиться. И еще огромные толпы собрала Федоровская икона Богоматери, привезенная на выставку в Центральный Манеж. Последний случай особенно интересен: вполне себе светская экспозиция с нехитрыми мультимедиа (о династии Романовых) за счет одного предмета превращается в место паломничества.

Не знаю, кто подсказал РПЦ и близким к ней фондам этот нехитрый маневр, но как раз сейчас сработал он безотказно и эффективно. В каждом деле нужен эдакий концентрат чуда. Точка, где сходятся нечто совсем материальное, осязаемое и запредельно духовное, непостижимое. Можно долго спорить, являются ли золотые подвески с прикрепленными к ним бусинами из ладана и смирны поздней подделкой или действительно относятся к ранним векам христианства (хотя бы к IV веку, когда, по преданию, перенесены из Иерусалима в Константинополь). Но ореол тайны, сокрытости (где-то в монастырях Афона), помноженный на традицию страстного поклонения, отсекает любые аргументы ученых.

Долгое время чудес ждали от искусства. На память, само собой, приходят сцены с огромными очередями к «Джоконде» или «Сикстинской мадонне». В советское время этот ажиотаж вокруг арт-ценностей (как сейчас вокруг религиозных) тоже вызывался их недоступностью: в кои-то веки наш человек мог «добраться» до Парижа или Лувра... Сегодня мы переживаем закат «музейных реликвий». Границы открыты, шедевры доступны, они с высочайшим разрешением загружены в Интернет.

Но самое главное – в музеях и галереях напрочь исчезло ощущение чуда. Того, что ты вот-вот встретишься с чем-то очень важным. С тем, что сможет изменить и тебя, и твою жизнь. Когда и как это произошло – отдельный большой вопрос. Лично для меня таким рубежом стала выставка, посвященная Дягилеву и русским балетам начала ХХ века в Третьяковке. Вместо зрелища, переворачивающего твое сознание (каким и были «Русские сезоны»), это был архив. Умело развешенный, распределенный по датам и жанрам – но архив. Собственно, большинство сегодняшних выставок – отчеты для галочки к юбилею или для закрепления пройденного.

Последний, кто еще как-то попытался создать чудо вокруг искусства, то есть некую ауру необычайности, был, как ни парадоксально, рынок. Сотни миллионов долларов, отданных за Пикассо, скандалы с продажей и покупкой Климта, дикие страховки за картины, художники, в одночасье превращающиеся в звезд аукционов… Если это дорого, значит, это важно. Но это было поклонение золотому тельцу. Уловка, которую попытались использовать музеи с подачи масс-медиа.

Можно долго и цветисто говорить о кризисе гуманитарных ценностей. Мол, в светской культуре не осталось ничего святого. Все испохабили иронией и чистоганом. Нынче в музеи пытаются привлечь посетителей не искусством, а модными ресторанами. Но в условиях, когда деньги даются под идеологический заказ, когда серьезная наука задвинута на обочину «культурной» жизни, когда запретов больше, чем предоставленных возможностей, чудо сотворить вряд ли удастся. Вот и оказывается, что мы быстро и верно погружаемся в средневековье. Реликвии вместо произведений, народные сходы и царские выезды, князья, прикладывающиеся к золоченым образам, и холопы, знающие свое место, надеющиеся на благодать от редких святых даров.