Референдум о тюрьме для геев: прямая демократия и меритократия

Моя недавняя статья о меритократии была немного отвлеченной. События последних дней оживили эту тему, став для указанной статьи своего рода предисловием. С этим предисловием я статью и повторяю.

Игра продолжается: нас не оставляют без тем для разговора. И всё такие важные предлагают. Вот Чаплин как истинный демократ поддержал Охлобыстина в предложении вернуть в УК статью за мужеложство. Что, дескать, что мы за демократы, если боимся спросить у народа? А слабО провести референдум?  

Интересно отреагировали сами демократы. Весьма уважаемый мной Александр Подрабинек ответил Чаплину: «Не слабО». И объяснил свою позицию: референдум – это святое, это воля народа. А уж чего народ волит, тому и быть: демократия не гарантирует соблюдения прав человека. Правда, влезать глубже в эту тему Александр не стал и я его понимаю: тема больная – трудно признаваться даже себе, что то, за что боролся всю жизнь, не жалея жизни, оказывается не столь ослепительно белоснежно.

Но это – лирика. Попробуем обернуть предложенную игру в серьезный разговор: а является ли референдум инструментом развитой демократии? И так ли уж свята выраженная референдумом воля? Вопрос этот очень серьезный, и анализ его ведет к неожиданным для многих результатам.

Демократию любят все. Одни – потому что надеются с ее помощью прийти к власти, другие – из преданности самой идее. Не менее популярна в протестной среде и идея прямой демократии, когда все более-менее важные вопросы решаются референдумом. Интернет легко позволяет делать это практически.

Нападать на эту идею считается как бы и неприличным – какой же приличный человек сегодня против демократии. Вместе с тем, минусы прямой демократии сами бросаются в глаза. И можно только удивляться тому, что мы стараемся их не видеть.

Минус первый – к решению вопросов общественной жизни привлекаются люди некомпетентные, неподготовленные к их решению. Если Ленин говорил, что каждая кухарка должна УЧИТЬСЯ управлять государством, то мы, отбрасывая это главное слово «учиться», мечтаем о том, чтобы государством управляли необученные кухарки.

Минус второй – владельцы средств массовой информации имеют возможность навязывать массам, лишенным критического, самостоятельного мышления, выгодные для них, владельцев решения. В результате прямая демократия становится ширмой для власти политической и экономической элит. Это мы видим на собственном примере совсем отчетливо, а, чуть вглядевшись, легко увидим и в «развитых странах».

Минус третий – прямая демократия может оборачиваться властью доминирующей в обществе эмоции. Не интересов, не мнений, а именно эмоции, настроения. Например, если в обществе преобладает страх, то даже без манипулирования этим страхом со стороны сильных мира сего, просто запустив механизмы прямой демократии, мы будем получать не самые рациональные решения, а самые «осторожные», чтобы не сказать «трусливые».

Всё это не теория. Всё это мы видим в своей собственной жизни. Но, видя всё это, мы не перестаем надеяться, что «честные выборы» чудесным образом преобразуют нашу жизнь, а чтобы сделать ее уж совсем сказочной, нам нужно просто решать любые проблемы большинством голосов.

Есть ли у прямой демократии альтернатива? Сказать, что есть, было бы преувеличением. Но альтернатива такая появляется. Это «меритократия», центральная идея которой в том, что управлять жизнью общества должны лучшие люди общества: самые умные, самые профессиональные, самые честные, самые добрые...

Возможна ли меритократия в нашем обществе и, если да, какими механизмами она может реализовываться? Ответ на первый вопрос определяется, прежде всего, тем, хочет ли общество меритократию. Без явного желания общества меритократия, конечно, невозможна. А вот при наличии желания возможна. Тогда и вопрос о ее механизмах становится осмысленным. Хоть – и не простым.

Как и любые механизмы общественного устройства, механизмы меритократии нельзя разработать за письменным столом. Любая теоретическая идея обречена на длительное развитие в ходе практической реализации. Задача отличить достойного от рвущегося – задача отнюдь не простая. Но разрешимая. Когда общество хочет научиться ее решать.