ПОЛЫННОЕ ВРЕМЯ.

ПОЛЫННОЕ  ВРЕМЯ.

   Старина, старина, словно горький запах полыни. Не горчит душу, а вызывает воспоминания.

   Загорелись, задымились костры, да костерки на убранных огородах, сжигая сорную траву: бурьян, репей… и летние ежедневные с утра до вечера заботы.

   Загрузились погреба нехитрыми  щедротами. Наполнились пузатые  кадушки разлапчатой капустой, белыми наливными яблоками, краснощёкими помидорами, крупнобугорчатыми огурцами, полосатыми арбузами, грибами опятами, чернушками… для разносолья.

- Урожайный год, кум. Природа подсобила.

   Легкий морозец  прогулялся по утрам тонким ажурным ледком. Затуманилось серой  дымкой палящее солнце.  Дохнул день тишиной, прохладой, да  свежестью  осеней.

- Ну, так что, кум? Вечерком, да по чарке.

   А вечерком…широкий посыпанный мелким песком двор с ожерельями репчатого лука, чеснока, кукурузы… на деревянном заборе, заставленный рублеными и строганными  столами без скатёрок, но выскобленные кухонными ножами и вымытые, а на нём  не в мелкоту нарезанное, да обрезанное, а всё цельное рядками и горками. Из земли руками взятое.  

   И не богатство на столе, а труд мужицкий, да женский.

    На лавках, покрытых ряднинами, мужики в вычищенных и отутюженных суконных железнодорожных костюмах и их жены в разноцветных платьях и в разноцветье платков на плечах.

   И пошли разговоры вечерние и закатные. С мужицкой крепостью и бабьим метким словом.

   А вместе с ними и  чарка домашняя.

   А за чаркой – кременчугская гармошка двухрядка   и  пляс кружевной с частушками, прибаутками, да шутками. Притопами и прихлопами.

   Рассыпалась дробь чечёточная,   переливались  голоса звонкие, да  весенние, выманивая мамкиных и  папкиных мальцов в припляс. Словно вихри носились по двору, сливаясь в одну душу и в один дух.

   Порой набегала темень войны, лагерная и тюремная. Наполнялся двор  жестокостью и несправедливостью,  поминаньем, и крестным знамением. Но пересиливалась злоба пониманием: сколько не кляни прошлое, от этого жизнь, если её перевешивать с одного  крючка на другой крючок, для папкиных и мамкиных лучше не станет.

   Клясть – всё равно, что воду в ступе прясть.

  Словоохотлив был двор, рвала меха гармошка двухрядка, кружился вихрь разноцветья до тех пор, пока не  выкатывалось дремавшее за буграми в степи беззаботное солнце.

  Прошло  время полынное,  и сузились некоторые    души, да так, что по витринам, да по  полочкам себя   расставили  и ценниками обвешались.

   А из темноты, как высыпались  звёзды, так и высыпаются, и степной  ветерок  легкий запах полыни приносит.