Записки на проездном билете

Ольга Кузьмина
Записки на проездном билете
http://moskva.bezformata.ru/listnews/zapiski-na-proezdnom-bilete/14192944/

Мы проводим в транспорте много времени, читаем, общаемся по телефону или просто разговариваем. Иногда даже с незнакомцами. Из таких микровстреч и соткана жизнь. Но кто-то говорит, а кто-то слышит. Не подслушивает, а именно слышит. Такие дорожные разговоры...
====================================================
 

— Машка, привет, прикинь ва-а-аще — я еду на троллейбусе! Круто, да? Ва-а-аще круто нереально, тут трясет, блии-ин, Машка, жалко, тебя нет! Я конкретно торчу ва-ааще — прикинь, я такая, блин, крутая, подъезжаю к клубу на тролле! Аа-а-аа, блин, Машка, просто все офигеют! Ой, водитель, а вы куда? Мне направо вот тут надо, на Октябрьской… Ты, хам, сам ты «Б»! По какому по кольцу?! Понаприперлись в Москву и учат! Машка, прикинь, мне водила говорит, что у него тролл только по кольцу ездит!!!

***

— Следующая остановка — «Дом Шаляпина», — объявляют в троллейбусе.

— Шляпина, мама? А почему он жил на остановке?

— У Шаляпина был великий певец-бас, и не жил на остановке, у него тут был дом. Его любили, и дом его сделали памятником.

Через пару дней та же очаровательная малышка едет домой уже с бабушкой, и я снова сижу рядом.

— Бабушка, а хочешь я тебе про Шаляпина расскажу, что мне мама рассказывала? — щебечет девочка.

— Про Шаляпина? Ты моя умница, сколько ты всего знаешь, — умиляется бабушка. — Расскажи, внученька!

— Жил такой дяденька, Шаляпин. У него был барс — красивый!!! И барс так нравился людям, что его забрали в зоопарк, чтобы его могли посмотреть. А Шаляпин начал жить на остановке и все ждал, когда барс приедет к нему на троллейбусе. А он не ехал, этот барс. Тогда Шаляпин умер, его убрали с остановки, но был оооочень великий ростом, и его просто так не могли похоронить, и сказали, пусть он просто в доме лежит, и дом будет памятник. Он там до сих пор лежит, бабушка, я сама видела!!!

***

Незнакомые старушки разговорились, сидя напротив:

— Как хорошо, дождь идет… Сразу головные боли, знаете ли, отступают…

— Хорошо, и не говорите.

— А потом солнышко выглянет — и сразу как праздник!

— Хорошо.

— Мне дочка лекарств вчера привезла на три тысячи. Огромный пакет, думаете? Нет, стопочка. Как раньше-то было, а? Хорошо.

— Хорошо!

— Я иной раз думаю, а и не жаль, что осень — все же нет жары…

— Хорошо…

— Мужа похоронила пять лет назад, как раз в жару умер…

— Хорошо…

— Что хорошо? Что умер? Да вы что себе позволяете?!

— Это вы себе позволяете! Я слова вставить не могу, все болтает и болтает, говорит и говорит! Голову схватило…

— Да, и не говорите, все схватывает в последнее время, погода, не иначе. А у меня вот, говорю, отступают боли по дождю… И так, знаете ли, хорошо!

— Хорошо…

***

— Дима, а ты завтра поздно с работы придешь?

— Угу (читает книгу).

— А ты завтра пойдешь со мной вечером к Лене и Виталику?

— Угу, наверное.

— Так наверное или угу?

— Угу.

— Дим, а ты ужинать будешь?

— Угу.

— Дим, а если шторы в зале поменять на тяжелые, лучше будет?

— Угу.

— Дим, а ты думаешь как — надо менять или нет?

— Угу.

— Дим!!! Я с тобой разговаривать не буду! Отвечай, я говорю!

— Угу, а ты что-то спрашивала?

— Да! И про поход в гости, и про шторы, и про много чего!

— Угу. Я согласен. Да, как ты скажешь, дорогая, если надо купить куртки, значит надо. Угу.

***

Девушка лет двадцати, невыспавшаяся, явно с вечеринки, сонно достает из кармана звонящий сотовый.

И мгновенно просыпается:

— Мама, привет. Да, я. Нет, мама, не пропала. Это у меня просто телефон упал, и связи не было. Ну откуда упал, откуда… С тумбочки. Ну да. Ну я ее это… Купила. Да. Да нет, недавно. Нет, мам. Ну не говорила потому что… забыла. Да. Нет, мам, никто не приходил. И ребята не собирались, и не пили. Честно-пречестно. Правда-преправда! Телефон сам упал. Лежал просто и упал. Сам. Ладно, мам. Не вру, мам!

Закончив разговор, она возбужденно набирает номер подруги:

— Лариска, представляешь? Мама у меня — просто битва экстрасенсов какая-то… И откуда она все знает? Блин! И что ребята приходили, и что мы выпили. Может, родители тоже когда-то?..

***

Дорогая, меня экстренно послали в командировку! Но я уже тут и лечу к тебе на крыльях любви. Я так скучал по тебе! Я улетел ночью, с военного аэродрома. Нет, это секретная информация. Бегу, милая. Продрог и голоден... Что??? Вот Андрюха козел...

Телефон выключается, молодой человек бубнит: «Друг называется... Ну, заснул. Ну, не один. И что теперь?..»   

***

— Произведения мастеров эпохи Ренессанса потрясают меня. Вы не представляете, Лидочка, как велик и уникален вечный город. В нем — в каждом камешке, каждой трещинке...

(пауза, резко в сторону: «Хорош толкаться! Убери локти, не один едешь, урод!»)... так вот, в каждой его трещинке живет отражение веков, и это прекрасно...

***

— Паша, ты поделился с братиком конфетами? Молодец. Сколько отдал, половину? Сейчас я приеду и тебя накажу! Почему ты отдал две, если там было шесть? Ты что, считать не умеешь?! Умеешь? А сколько будет — половина от шести? Да, правильно, три. А почему отдал две? А, ясно. Потому что Миша считать не умеет...

***

— Бабушка, а я правда Маша-растеряша?

— Да, солнышко мое. Надо тебе быть собраннее. И все вещи на место класть. Тогда бы ты ни за что свою куклу не потеряла бы.

— Бабушка, а ты аккуратненькая?

— Да, Машенька. И все на место кладу. И убираюсь дома, разве ты не знаешь?

— А вот ты и говоришь неправду.

— Да что ты говоришь?!

— А вот что. Вы телефон дедушкин потеряли? А я его нашла под кроватью и положила в кастрюльку в шкафу. И крышкой накрыла. Он там и лежит. И никто его не нашел за столько дней! А мне говорите — аккуратненькой будь! 

***

— Алло, Женек, привет, пупся.

Как ты? Да я нормально. Ты-то как? Да я чего. Вообще нормально. Бабла нет. Но нормально. А ты как? А я нормально. Ну так, да. Но нормально. А ты-то как? Ну вообще, блин, ты нормально? Ну нормально, а… Ну ладныть. Хорошо, что поговорили, да, хоть узнали, как дела… 

***

— Дима? Ты дома? Картошку купил? Хорошо. А ты ее почистил? Так есть будешь, в кожуре? Почисти, дорогой. Хорошо. Да нет, все нормально. Много работы. Что шумит? А, мы просто окно открыли, улица шумит. Да, холодно, но надо же проветривать. Да. Дима, а ты мясо отбил? Отбей, пожалуйста, и сбрызни лимонным соком. И немного поперчи. Да, дорогой. Помидоры, огурчики есть соленые? Сходи купи, милый. Да, да, непременно купи. Хлеб купил? Почему нет? И молоко купи. Два пакета. Да. Спасибо, дорогой.

Я немного задержусь, у нас тут… техник умер, провожаем. Немного посидим, хороший был человек. Нет, ты его не знал… Да, для нас это потеря… Буду позже, милый. Пожарь мясо, милый, и картошечку отвари, поешьте там… Дама набирает другой номер:

— Девочки? Ну, я своему наплела... А вы как? Тоже? Ага. Посидим? А, вы сели уже? Я тогда коньячок прихвачу.  

***

— Послушай, клиент, судя по всему, тупой. Я ему человеческим языком объясняю: принципиальная реструктуризация абсолютизированного нами пространства позволит максимально подчеркнуть пост-структурализированную индивидуальность… Ну и дальше, как положено. А он: я не понял, я не понял… А чего не поняли, спрашиваю? Я же объясняю: «Принципиальная реструктуризация…» А знаешь, оказывается, чего он не понял-то? Ванна у него будет или кабинка душевая! Ну народ у нас тупой пошел…

***

— Моя коллега, симпатичная женщина, москвичка до мозга костей, усаживается в маршрутку нового образца. Остановка, другая, пора выходить. Соня шарит рукой по двери, нащупывает ручку, но дверь не открывается, как она за нее не дергает. Водитель — явно приезжий гражданин — наблюдает за ее попытками и после тирады о том, что это всего лишь ручки новой модификации, итожит: «Понаехали тут, понимаешь…» 

***

— Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка «Застава Ильича».

Мальчик лет пяти хмурит бровки, о чем-то думает, затем с сомнением в голосе изрекает:

— Мама, что-то я не понял. Как там сказали? Застава... Джеки Чана?!

***

— Мальчик едет с няней, рассматривает большую книгу с яркими картинками.

Няня — украинка, внимательно смотрит картинки вместе с ним.

Мальчик рассказывает:

— Вот, смотри, Галя. Смотри, какой Кощей Бессмертный! Его убивали богатыри, а он — неубиваемый, представляешь? Галя кивает, соглашается, что Кощей — страшный. Малыш продолжает:

— Галя, а у тебя Кощей там, на Украине, был?

— А як же.

— А он как назывался?

— Да як хто ховорит, Мытюша. Одны — як ви: «Кощий бэзсмэртний».

Илы «Шкалык нэвмирущий». Чи я знаю, як казать.

Мальчик молчит, потом всплескивает руками:

— Ой, Галя. У вас на Украине Кощеи совсем страшные, хуже чем у нас!

***

— Ну надо же, милочка, вы смотрите, как Москва изменилась! Вот это место, куда мы сейчас поворачиваем, за нынешним Белым домом, прежде было совсем диким, я помню, как стирала тут белье. Мы жили чуть выше — туда, к Пресне, и я спускалась вниз и полоскала простыни, они такие тяжелые становились от воды… Вот та, дальняя набережная — напротив Киевского — когда-то Варгунихой называлась, такое теплое название, правда? Ну так вот, представляете, а сейчас мой сын тут живет, ездит на машине — как раз в тех местах, где я раньше бродила на босу ногу.

— Вы говорите об этом с такой ностальгией…

— Ну а как же, деточка. Конечно, с ностальгией. Когда я впервые стирала белье в машинке, мне казалось это чудом, понимаете? А сейчас, когда я смотрю, как крутится барабан, мне кажется — вся жизнь моя в этом, в бесконечной стирке… У Белого дома поставили недавно памятник Столыпину. Сильный человек был. Но я бы поставила памятник стиральной машинке… Современной. Вы знаете, деточка, у меня четверо детей… было. Сейчас уж нет двух, пережила их, на свою беду… И если посчитать, сколько лет я провела за стиркой, в воде… Не сосчитать, деточка. Хорошо, что ее придумали, стиральную машинку. Вы даже не представляете, насколько это хорошо.

***

— Бабушка, а знаешь? Я как пошел в школу, сразу влюбился. Прямо первого сентября!

— В кого, Сереженька?

— В Машу. Она такая красивая! У нее есть хвостики, а в них бантики… Очень красивая.

— Хорошо, внучек.

— А знаешь, бабушка, что еще? Я Иру так люблю, просто как принц принцессу. Она такая красивая!

— Подожди, внучек. Как — Иру? Ты же говорил, что Машу любишь?

— Говорил. Так это когда я ее любил? Целых десять минут назад!

— Какой же ты, Сереженька, непостоянный. Как все быстро у тебя меняется, а?

— Да. Но ты сама говорила, бабушка, что «ничто не вечно под Луной».

Едут молча. Потом Сереженька поворачивается к бабушке:

— А знаешь что! У нас еще есть Лена, и Даша, и Оля, и Марина! И все они, бедные, мной недолюбленные еще!!!

***

— Деда, а вот мама говолит, сто ты уже сталый и слова путаешь.

— Так и говорит? Эх… Ну что же, дружок, бывает такое со стариками.

— Да, деда, бывает. А вот я не путаю! Пойёем выхоить, скола залапак! Там бизяны, чурапахи, саны с хлоботами и какадилы. У какадила заешь какие в роте… кубки?

— Не клубки, дружок, а клыки.

— Значит, я тоже совсем сталый, деда…

***

— Уважаемая, прошу прощения, вы у Ваганьково выходите?

— Пока не собираюсь, мне бы хотелось хоть года три еще повременить, знаете ли…

— Ну тогда разрешите пройти, пожалуйста, если туда не торопитесь. Мне, знаете ли, пора.

— Ой, конечно, проходите, но уж лучше не торопитесь, милочка.

— Да? Спасибо, уважаемая, но мне уже 89 лет. Думаю, мне года три уже там прогулы ставят. Как бывшая учительница – уверена в этом.

— Ой, ну что вы такое говорите. Вам определенно надо подождать.

— Спасибо, уважаемая. Меня там ждет с нетерпением так много народу… Два мужа, братья, не говоря уже о дальних родственниках.

Но я и по молодости опаздывала вечно, и теперь вот задерживаюсь.

Пойду навещу будущих соседей. Всего вам доброго.

— И вам, милая. Кланяйтесь там всем… От нас.

— Непременно!