От чего зависит имидж страны

Советы постороннего

От чего зависит имидж страны

 

О том, почему имидж российского государства, несмотря на десятки миллионов долларов, вложенных в пиар, оставляет желать лучшего, — The New Times спрашивал у Ангуса Роксборо, который несколько лет служил в PR-агентстве Ketchum, консультирующем Кремль

http://podpiska.newtimes.ru/

 

 

В 2013 году, всего через год после «премьеры», вышло новое издание вашей книги «Железный Путин: взгляд с Запада» (The Strongman; Vladimir Putin and the Struggle for Russia): вы добавили большую главу и написали новое заключение. Зачем это понадобилось? Что такого особенного случилось за этот период в российской политической жизни? 

 

В издании 2012 года я писал, что возможности Запада повлиять на внутреннюю российскую политику ограниченны, а потому лучше и не вмешиваться. Однако всего несколько месяцев спустя я не сдержался и нарушил свое собственное правило — опубликовал открытое письмо Дмитрию Пескову, посоветовав ему воспользоваться назначением (после 6 мая 2012 года. — The New Times) на пост пресс-секретаря президента, чтобы добиваться отмены всякой политической цензуры, особенно на ТВ. Как и следовало ожидать, Песков рассвирепел. Урок из этого такой: чем больше мы на Западе пытаемся читать Кремлю нотации, тем меньше тот склонен к нам прислушиваться. 

 

В новой главе я говорю о том, что перемены (в России) непременно придут, но изнутри властных структур, а не от уличных лидеров, вроде Навального, и уж точно не с Запада. В российской политике так происходило всегда. Западное давление продиктовано добрыми намерениями, но обычно оно имеет результат, обратный желаемому. Например, я полностью поддерживаю тех, кто добивается, чтобы убийцы Сергея Магнитского предстали перед судом. Однако американский «Закон Магнитского», по-моему, не имеет смысла. Его единственной целью было уколоть Кремль, который не придумал лучшего ответа, как запретить усыновление российских детей американцами, в то время как убийцы Магнитского по-прежнему остаются на свободе. Разумеется, Запад должен критиковать нарушения прав человека (не забывая, правда, при этом и о своих собственных недостатках), но санкции, наказания и поучения неизменно приводят к обратному эффекту. 

 

В обращении к парламенту 2003 года президент Путин назвал евроинтеграцию России «историческим выбором». Десять лет спустя президентская лексика изменилась с точностью до наоборот: либеральные ценности Европы — «бесполые и бесплодные», а Россия — оплот сил, противостоящих «темному (европейскому) хаосу». 

 

Возможно, Путин и в самом деле был либеральнее десять лет назад. Западные политики, имевшие с ним дело, утверждали, что, несмотря на уже проявлявшиеся в то время авторитарные замашки (закрытие критически относившихся к нему СМИ, дело Ходорковского), Путин все же считал Россию частью Запада или, по крайней мере, рассматривал Запад как союзника, разделяющего его базовые ценности. И он много раз делал жесты, которые, по его представлению, должны были побудить Запад принять Россию как равного партнера. Но западные лидеры не очень-то с этим торопились. Авторитарность Кремля все более настораживала Запад, усиливала критическое отношение к России и приводила к принятию мер, которые Путин считал направленными против России (расширение НАТО, заигрывание с Украиной и Грузией, разработка системы ПВО в Восточной Европе). В результате Путин почувствовал себя отвергнутым, стал искать способ защититься и выбрал стратегию самоизоляции. Образовался порочный круг: чем больше Запад возмущался действиями Путина, тем больше Путин обижался и действовал еще резче. Вместо того чтобы попытаться найти точки соприкосновения с Западом и российским интеллектуальным классом, он, судя по всему, пришел к выводу, что его опора — консервативные силы, то есть церковь, спецслужбы и политически не слишком искушенные массы, которым дела нет до западных ценностей. 

 

И вас это не удивляет?

 

Отнюдь. Большинство российских граждан раздражают постоянные западные нравоучения и окрики. Конечно, они видели бы иную картину, если бы российские СМИ рассказывали о ситуации, которая есть в реальности. Поэтому-то я и решился на то, чтобы дать совет Пескову о необходимости обеспечить свободу телевидению. Ладно, признаю: не следовало бы мне его поучать… Но я просто надеюсь, что когда-нибудь в Кремль придут люди, которые поймут: абсолютное условие для становления демократии — свободная пресса, не ограниченная никакой цензурой. Государственные СМИ не должны существовать в демократическом обществе.

 

Из вашей книги, мне кажется, следует вывод: никакие PR-технологии и никакие ассигнования не изменят имидж страны за рубежом, если в этой стране не изменится реальность. Понимают ли это в Кремле?

 

Поначалу Кремль надеялся, что Ketchum будет платить газетам за то, чтобы те печатали позитивные материалы о России. Мы сказали им: такие вещи на Западе не делаются. Они также хотели, чтобы мы оказывали давление на журналистов, побуждая их «улучшать интервью» или «правильным образом» освещать выступления официальных лиц. Но я не знаю ни одного случая, чтобы кто-либо в Ketchum попытался сделать что-то подобное. Мы все понимали, что западные журналисты просто указали бы нам на дверь. И правильно бы сделали! Мы делали для наших российских клиентов доклады, касавшиеся стратегии дальнейшей работы, где настоятельно подчеркивали: закручивание гаек и наступление на права человека оказывают разрушительное воздействие на представления о России. Причем если боссы Ketchum, привыкшие лелеять ego своих клиентов, старались избегать критики в их адрес, то я настаивал: скрывать правду о том, что люди думают о действиях российских властей, бессмысленно. И постепенно наши доклады и рекомендации стали вполне откровенными и жесткими. Кстати, Песков вовсе не возражал против этого, наоборот, он вроде бы приветствовал такой подход. Надо отдать ему должное, он, думаю, понимал: знание полной, нелакированной правды о том, что говорят о российской власти на Западе, на самом деле ей только помогает. Возможно, они таким образом получали то, что их посольства за рубежом не решались им сообщать…

 

В заглавии вашей книги стоит английское слово Strongman, «властный человек». Многие словари считают его синонимом слова «диктатор». Или в данном случае вы бы не согласились с таким переводом? 

 

«Сильная рука» или «авторитарный правитель» — пожалуй, это было бы точнее. Меня очень раздражают те западные обозреватели, которые изображают дело так, будто нынешняя Россия практически ничем не отличается от СССР. Конечно, отличается! У людей есть доступ к новостям и точкам зрения из разных источников, а это значит, что Путину никогда не удастся стать полноценным диктатором. Хотя, надо признать, гайки он сумел завернуть на удивление сильно. Внутри системы, очевидно, есть люди, которые рады были бы ее либерализовать. Однако, как это было видно из робких попыток Медведева, у них не хватает сил, чтобы задавать тон или даже создать либеральную фракцию внутри руководства. Так, по крайней мере, было до сих пор. 

 

Если бы вы с самого начала знали, по какой спирали будет развиваться политика Кремля, приняли бы вы предложение работать его пиар-консультантом?

 

Надо признать, что я догадывался, куда идет дело. Но у меня была иллюзия, что я смогу как-то на них влиять. И все же я сумел ясно довести до них свое мнение: проблема не в том, как будет презентован их «месседж», а в сути их политики. Для меня было очевидно, что какой-нибудь большой жест — например, освобождение Ходорковского — произвел бы большое впечатление на Запад, почти такое же, как в свое время возвращение Горбачевым Сахарова из ссылки. Я им советовал сделать это. Но, разумеется, мои советы никак не могли реально повлиять на принятие решений. И в итоге именно продолжающееся закручивание гаек убедило меня: «улучшение образа России за рубежом» на самом деле вовсе не было для Кремля главным... 

 

P.S. Когда текст этого интервью уже был подготовлен к печати, стало известно о принятом Владимиром Путиным решении помиловать Михаила Ходорковского. «Наверное, Путин уже прочел мое интервью», — пошутил по этому поводу Ангус Роксборо. 

 

<hr/>

 

С кем поругалась Россия в 2013 году 

 

1. С США — из-за решения предоставить временное убежище Эдварду Сноудену

 

23 июня в Москву рейсом из Гонконга прилетел 28-летний экс-сотрудник ЦРУ Эдвард Сноуден, предавший огласке методы американского Агентства национальной безопасности (АНБ) по сбору информации, включая тотальный контроль за интернетом. Вашингтон потребовал выдачи беглеца, однако 1 августа Россия предоставила ему «временное убежище». Раздосадованный решением Москвы, президент США Барак Обама отменил двустороннюю встречу с Владимиром Путиным в начале сентября в Москве. Впрочем, на саммите G20 в Санкт-Петербурге 5–6 сентября Путину и Обаме удалось в течение примерно получаса побеседовать прямо во время пленарного заседания. Тем не менее эксперты пришли к выводу, что отношения России и США находятся в самой низкой точке с момента окончания холодной войны. Эти опасения подкрепила новость, пришедшая из Вашинтона 18 декабря: президент США Барак Обама, первая леди и вице-президент Джозеф Байден на открытие зимней Олимпиады в Сочи не приедут. 

 

2. С Нидерландами — из-за дела Arctic Sunrise 

 

15 октября в Москве в собственной квартире был избит 60-летний заместитель посла Нидерландов Онно Элдеренбош. В дипломатических кругах это нападение расценили как «симметричный ответ» российских спецслужб на задержание 5 октября в Гааге российского советника-посланника посольства РФ Дмитрия Бородина. «Посольская война» окончательно испортила отношения между Москвой и Амстердамом, ухудшившиеся после того как Голландия подала иск в Международный морской трибунал (Гамбургский трибунал) на неправомерные действия российских властей, задержавших 19 сентября в Печорском море ледокол Arctic Sunrise с командой Greenpeace на борту. Ледокол ходит под голландским флагом и приписан к порту Амстердама. Напряженность несколько смягчил ноябрьский визит голландской королевской четы в Москву — на закрытие «перекрестных» годов России в Нидерландах и Нидерландов в России. Но — ненадолго. 22 ноября Гамбургский трибунал потребовал от России освободить Arctic Sunrise, Москва же отказалась выполнить вердикт, заявив, что не признает юрисдикцию трибунала в этом деле. 

 

3. С Саудовской Аравией — из-за войны в Сирии

 

27 июня официальный представитель МИД РФ Александр Лукашевич обвинил Саудовскую Аравию в финансировании международных террористов в Сирии. Заявление прозвучало в ответ на высказывание главы саудовского МИДа принца Сауда аль-Фейсала, обвинившего Россию в «неограниченной военной поддержке массовых убийств в Сирии». Сирийская тема еще раз была поднята на неофициальной встрече главы Совета национальной безопасности (СНБ) Саудовской Аравии принца Бандара бин Султана и Владимира Путина в начале августа в Москве. Согласно утечкам, саудовский гость недвусмысленно предложил Москве отказаться от поддержки режима Башара Асада. Взамен Эр-Рияд готов совместно с Москвой разработать стратегию нефтедобычи, что навсегда застрахует Россию от резких перепадов цены на нефть на мировом рынке. Кроме того, Россия даже в случае падения режима Асада сохранит базу своего ВМФ в сирийском порту Тартус, пообещал саудовец. В противном случае войне в Сирии не будет конца, да и России будет трудно обеспечить безопасность Олимпиады в Сочи, учитывая, что в Сирии с Асадом воюет много чеченцев.

 

Неуступчивость Москвы, а главное, отказ США и ЕС от военной акции в Сирии на стороне оппозиции разочаровали Эр-Рияд: 18 октября Саудовская Аравия объявила об отказе от положенного ей по ротации места непостоянного члена Совбеза ООН, из-за того что этот орган «не способен заканчивать войны и разрешать конфликты». 

 

 

http://podpiska.newtimes.ru/