Атеизм глазами христианина. Худиев С.

Прежде всего, мне хотелось бы сердечно приветствовать моих читателей-атеистов и русское атеистическое движение вообще. Такое приветствие может показаться странным в устах христианина, но я готов его объяснить. Противоположность веры – не атеизм; противоположность веры – фальшивая вера.

Некоторые черты в современном русском атеизме мне глубоко симпатичны. 
Прежде всего – это взрослость, готовность брать на себя ответственность за свой выбор и свои убеждения. Мне довольно часто приходится слышать “я верил бы в Бога, но мне мешают плохие священники, плохие верующие, плохие проповедники и т.п.”. Меня печалит эта детская попытка переложить ответственность на других. 
Когда человек говорит “я сам принял осознанное решение отказаться от веры в Бога” – это, по крайней мере, слова взрозлого человека. Мне нравится также стремление атеистов к внутренней цельности и правдивости. Открытое неверие – гораздо более достойная позиция, чем то легкомысленное кокетство с религией, когда человек может испускать прочуствованные охи и вздохи перед иконами и в то же время вести явно безнравственный, а то и преступный образ жизни. 
Есть некоторые вопросы, по которым я соглашусь с атеистами. Я согласен, что полноценная, счастливая и нравственно достойная жизнь не может быть основана на ложных представлениях о реальности; нравственный долг любого человека – следовать истине и избегать заблуждения. “Верить в то, что, как это заведомо известно, является неправдой” – не просто глупо, но и нравственно недостойно; если христианство ложно, то разговоры о его “пользе для общества” просто бессмысленны. Ложь не может быть полезной. “а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, … А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков.” (1 Кор. 15) Утверждения христианства либо истинны, либо ложны, и, как сказал замечательный христианский апологет К.С. Льюис “всякий человек просто обязан выяснить, как обстоит дело, а потом - или всеми силами разоблачать преступный обман, или всей душой, помышлениями и сердцем предаться истине”(К.С. Льюис “Просто христианство. Бог под судом. стр. 234)
Итак, я думаю мы согласимся, что наш долг – поиск истины и разоблачение лжи. Надо заметить, что поиск истины – дело опасное. Истина может глубоко травмировать. Когда мы найдем ее, наш внутренний мир может получить тяжелый удар – а мы не хотим этого удара. Мы не можем отключить от нашего интеллекта нашу волю и эмоции; мы никогда не являемся совершенно объективными; мы хотим, чтобы определенная точка зрения восторжествовала; даже там, где мы всеми силами стремимся к интеллектуальной честности, наши эмоции и желания оказывают влияния на то, какие факты мы выделим, а каким не придадим значения; какие объяснения фактов мы примем, а какие сочтем невероятными. Информация, поступающая из внешнего мира, интерпретируется нами в соотвествии с нашими (явными или неосознанными) мировоззренческими установками. Это особенно заметно там, где речь идет о нашей вере или неверии. Как заметил Блэз Паскаль, “Одни боятся потерять Бога, другие боятся Его найти”. 

Я должен признаться, что, хотя я нахожу убедительные интеллектуальные доводы в пользу христианства, в формировании моих убеждений значительную роль играют воля и эмоции. Я думаю, что я вправе ожидать аналогичного признания и от своих оппонентов; у меня есть личная заинтересованность в вере, у вас – личная заинтересованность в неверии. Я никак не могу принять противопоставление “эмоциональной” веры и “интеллектуального” неверия. Фома Аквинский интеллектуален до занудства и холоден, как огурец; многим атеистическим публикациям свойственнен бурный эмоциональный пафос и аппеляция к чуствам читателя. 
Что мы можем сделать, чтобы приблизиться к объективности? Думаю, что лучший путь к этому – внимательно прислушиваться к критике со стороны тех, чьи взгляды противоположны нашим. 

Поэтому я хотел бы здесь высказать несколько критических замечаний в адрес атеизма. Прежде всего, атеизм фидеистичен гораздо в большей степени, чем христианство. Атеист верит, что Бога нет – именно верит, ибо чье-либо небытие не может быть ни предметом знания, ни предметом опыта. Все, что может сказать атеист – “в моем личном опыте нет Бога, а в моих представлениях о мире для Него нет места”. 
Более того, христианин может приводить в защиту своих взглядов какие-то интеллектуальные аргументы или ссылаться на личный опыт. Атеист может оспаривать то и другое, но он не сможет привести никаких позитивных доводов в обоснование своей позиции. Не существует ни “антиантропного принципа”, ни “пяти путей доказательства небытия Божия”. Христианин верит, основываясь на определенных свидетельствах (которые атеист не принимает). Атеист верит без всяких свидетельств, более того, верит в утверждение, в пользу которого в принципе, в силу самой его природы, нельзя привести никаких свидетельств.
Аргументация атеизма стремится доказать, что бытие мира и человека, существование разума и морали можно убедительно объяснить, не прибегая “к этой гипотезе”, и, таким образом, вера в Бога является просто излишней. Эта линия аргументации связана с принципом Оккама: не умножай сущностей сверх небходимого. Если наши знания о мире не приводят нас к небходимости признания бытия Бога, то это бытие признавать не следует.

Сложность, с которой мы здесь сталкиваемся, связана с неизбежно субъективным пониманием того, что можно считать убедительным объяснением. Мы все знаем, как члены культов или приверженцы тоталитарных режимов готовы считать самые фантастические построения неотразимо убедительными. Коммунизм и нацизм настаивали на “научности” своих идеологий и своего объяснения истории, и, что интересно, не самые глупые люди были в этом искренне убеждены.
Очень часто идеологическая предвзятость представляется людям образцом научности, объективности и здравомыслия. Есть ли у нас основания говорить об идеологической предвзятости атеизма? Думаю, что да. Недавно в книге одного неверующего исследователя Библии я нашел показательную фразу “там, где начинается супнатурализм (т.е. рассказы о сверъестественных событиях) там кончается работа историка”. Иначе говоря, любые сообщения о сверъестественнных событиях a priori рассматриваются как неисторические. Любые объяснения, предполагающие сверъестественное вмешательство, отвергаются как “заведомо ненаучные”. Если христианин свободен признавать или не признавать историчность того или иного чуда в житиях святых, то атеист вынужден догматически утверждать, что “этого не может быть, потому, что не может быть никогда”. Для атеистического ученого является чем-то в высшей степени неприличным допустить, хотя бы в качестве одной из возможных версий, сверъестественное вмешательство.
Как у учеников возникла столь неодолимая убежденность в воскресении Иисуса из мертвых? Точно неизвестно, но Иисус не воскресал. 
Как объяснить существование антропного принципа? Как угодно, только не замыслом Творца. Принцип Оккама отвергнут и принимаются любые обьяснения – “естественный отбор вселенных” (о которых нет и не может быть никаких научных данных) и другие теории, в отношении которых приходится разъяснять, что их автор – ученый, а не писатель-фантаст. 
Бытие Божие – это не та гипотеза, в которой атеист не нуждается. Это та гипотеза, которая ему категорически запрещена. 
Возникает, таким образом, замкнутый круг, когда сначала постулируется, что любые свидетельства в пользу сверъестественного заведомо ненаучны, а потом говорится, что науке не удалось обнаружить убедительных свидетельств существования сверхъестественного.

Помимо предвзятости, против атеизма можно выдвинуть еще один упрек – упрек в редукционизме, в попытке отрицать реальность всего, что невозможно установить путем наблюдения, эксперимента или теоретических обобщений полученных таким образом данных. Между тем большая (и важнейшая ) часть человеческого опыта выходит за рамки таких методов познания, как наблюдение и эксперимент. Это эстетический опыт и опыт межличностных отношений. Я пишу этот текст под музыку Генделя. Большинство людей согласны в том, что музыка Генделя или живопись Ван Гога обладает большой ценностью. Мир эстетических ценностей реален; в определенной мере мы можем создавать теории, описывающие развитие искусства; но мы не можем научно объяснить сам феномен красоты. Красоту человеческого тела можно как-то увязать со здоровьем и сексуальностью; но к музыке, красоте природы или звездного неба это уже никак не отнесешь. Эстетическая ценность – это ценность “в себе”. Музыка Генделя совершенно бесполезна. Она просто красива. Читатель может спросить “каким образом красота или любовь свидетельствует о бытии Бога?” По крайней мере, она свидетельствует о существований ценностей и реальностей, не постижимых с помощью научного метода. Лично я также убежден, что такие феномены как мышление и нравственность необъяснимы в рамках последовательно натуралистической картины мира. 
Высказав такую критику в адрес атеизма, я могу, вместе с тем, решительно приветствовать свободомыслие. Свободомыслие – необходимый этап на пути к зрелой, осознанной вере. Человек, который пассивно позволил вбить в себя религиозные убеждения, потом также пассивно позволит заменить их любыми другими – собственно, это мы уже проходили.

НЕСКОЛЬКО ОПРОСОВ показывают, что термин «атеизм» приобрел значение такого экстраординарного ярлыка в Соединенных Штатах, что быть атеистом является теперь серьёзным препятствием к карьере в политике (в отличие от расовой принадлежности, исповедания другой религии или гомосексуальности).

Согласно недавнему опросу Newsweek, только 37 % американцев голосовали бы за атеиста-президента. 

Атеисты часто предполагаются нетерпимыми, безнравственными, забитыми, слепыми к красоте природы и категорически закрытыми для сверхъестественного.
Даже Джон Локк, один из великих патриархов Просвещения, полагал, что атеизм нельзя «допустить», потому что, по его словам, «обещания, соглашения и присяги, которые являются обязательствами человеческих обществ, не могут иметь никакой власти над атеистом.»;

Это было более 300 лет назад. Но в Соединенных Штатах сегодня, кажется, немногое изменилось. Показательно, что 87 % населения утверждают, что «никогда не сомневались» относительно существования Бога; меньше чем 10 % идентифицирует себя как атеисты - и их репутация, кажется, ухудшается. 

Учитывая, что мы знаем, что атеисты - часто из среды самых интеллектуальных и с научной точки зрения грамотных людей в любом обществе, кажется важным выявить мифы, которые препятствуют им играть большую роль в нашем национальном развитии. 

1) Атеисты полагают, что жизнь бессмысленна.

Напротив, религиозные люди часто волнуются, что жизнь бессмысленна и воображают, что это может быть искуплено только обещанием вечного счастья в загробном мире. Атеисты склонны думать, что жизнь драгоценна. Жизнь наполнена для тех, кто ощущает себя действительно и полностью живущими. Наши отношения с теми, которых мы любим, являются значащими теперь; они не должны длиться вечно, чтобы быть таковыми. Атеисты склонны находить это опасение относительно бессмысленности … весьма … бессмысленным.

2) Атеизм ответственен за самые большие преступления в человеческой истории.

Люди веры часто утверждают, что преступления Гитлера, Сталина, Mao и Пол Пота были неизбежным продуктом неверия. Проблема с фашизмом и коммунизмом, однако, не состоит в том, что они являются слишком критичными к религии; проблема состоит в том, что они являются слишком во многом похожими на религии. Такие режимы являются догматическими в своих основах и вообще вызывают к жизни культы личности, неотличимые от религиозных культов поклонения героям. Освенцим, Гулаг и поля битв не были примерами того, что случается, когда люди отклоняют религиозную догму; они - примеры политической, расовой и националистической догмы в высшей стадии возбуждения. Нет общества в человеческой истории, которое бы когда-либо страдало оттого, что его люди стали слишком разумными.

3) Атеизм является догматическим. 

Евреи, христиане и мусульмане утверждают, что их священные писания настолько наделены даром предвидения потребностей человечества, что они, возможно, были написаны под руководством всезнающего божества. Атеисты - просто люди, который рассматривают это утверждение, читают книги и находят это утверждение неубедительным. Они склонны ничего принимать на веру, не быть догматиками, они отклоняют необоснованные религиозные верования. Историк Стивен Генри Робертс (1901-71) когда-то сказал: «я утверждаю, что мы - оба атеисты. Я только верю на одного бога меньше, чем Вы. Когда Вы поймёте, почему Вы увольняете всех других возможных богов, Вы поймете, почему я отклоняю вашего.»; 

4) Атеисты думают, что все во вселенной возникло случайно.

Никто не знает, почему вселенная возникла. Фактически, не полностью ясно, что мы можем когерентно говорить о «начале»; или «создании» вселенной вообще, поскольку для этой идеи привлекается обособленное понятие времени, а здесь мы говорим непосредственно о пространственно-временном континууме. 

Идея, что атеисты полагают, что все было создано случайно, также регулярно подаётся, как критика дарвинистского развития. Ричард Докинс объясняет в своей замечательной книге, «Заблуждение Бога», что это представляет собой чрезвычайное недопонимание эволюционной теории. Хотя мы не знаем точно, как ранняя химия Земли привела к появлению биологических видов, мы знаем, что разнообразие и сложность, которые мы видим в живущем мире - не следствие простой случайности. Развитие - комбинация случайной мутации и естественного отбора. Дарвин пришёл к формулировке понятия «естественный отбор» по аналогии с «искусственным отбором», выполняемым селекционерами домашнего скота. В обоих случаях отбор проявляет очень неслучайный эффект развития любых разновидностей.

5) Атеизм не имеет никакой связи с наукой.

Хотя возможно быть ученым и все еще верить в Бога – так, у некоторых ученых, кажется, это получается - нет ни одного вопроса, при решении которого с должным научным размышлением не было бы тенденции к разрушению, вместо укрепления, религиозной веры. Взять американское население для примера: большинство опросов показывает, что приблизительно 90 % широкой публики верят в личного Бога; но все же 93 % членов национальной Академии Наук не верят. Из этого следует, что есть немного способов размышления, менее благоприятных для религиозной веры, чем наука. 

6) Атеисты высокомерны.

Когда ученые не знают кое-что - подобно тому, почему вселенная возникла или как сформировались первые самокопирующиеся молекулы - они допускают это незнание. Притворяться, что знаешь вещи, которые никто не знает – брать слишком большую ответственность в науке. Но это как раз - жизненная основа религии на основе веры. Религиозные люди весьма часто, при всём их смирении, утверждают, что знают сведения о космологии, химии и биологии, которые ни один ученый не знает. При рассмотрении вопросов о характере космоса и нашего места в этих пределах, атеисты обычно обращаются за разъяснениями к науке. Это - не высокомерие; это - интеллектуальная честность.

7) Атеисты закрыты для духовного опыта.

Нет ничего, что препятствует атеисту испытывать любовь, вдохновение, экстаз и страх; атеисты могут оценить эти опыты и искать их регулярно. К чему у атеистов нет привычки - это необоснованно (и незаконно) делать выводы о характере действительности на основе таких опытов. Нет никаких сомнений, что некоторые христиане изменили свою жизнь к лучшему, читая Библию и молясь Иисусу. Что это доказывает? Доказывает, что некоторые дисциплины внимания и кодексов поведения могут иметь глубокое влияние на человеческое сознание. Положительные опыты христиан доказывают, что Иисус - единственный спаситель человечества? Нет, даже отдаленно, - потому что индусы, буддисты, мусульмане и даже атеисты регулярно имеют подобные опыты.
Есть много нехристиан на этой Земле, которые вполне допускают, что Иисус носил бороду, но намного меньше людей, готовых поверить в то, что он был рожден девственницей или воскрес из мертвых. Это говорит о том, что нет оснований утверждать подлинность чего-либо только на основании духовного опыта.

8) Атеисты полагают, что нет ничего вне человеческой жизни и человеческого понимания.

Атеисты, в отличие от религиозных людей, свободно допускают предельность понимания мира человеком. Очевидно, что мы полностью не понимаем вселенную; но еще более очевидно, что «священные» тексты не отражают наше лучшее понимание мира. Мы не знаем, есть ли сложноорганизованная жизнь в другом месте в космосе, но она вполне могла бы быть. Если такая жизнь существует, то такие существа, возможно, могли бы развить такое понимание законов природы, которое могло бы значительно превышать наше собственное. Атеисты свободно допускают такие возможности. Они также могут признать, что, если высокоразвитые инопланетяне существуют, содержание «священных» текстов может быть еще менее авторитетно для них, чем для неверующих людей.

С точки зрения атеиста, всемирные религии крайне упрощают реальную красоту и необъятность вселенной. Чтобы сделать такое наблюдение, достаточно не принимать ничего при недостаточных основаниях.

9) Атеисты игнорируют факт, что религия является чрезвычайно выгодной для общества.

Те, кто подчеркивает хорошее влияние религии, никогда, кажется, не понимают, что такие эффекты не в состоянии демонстрировать правду любой религиозной доктрины. Это путь, на котором получаются «желательные мысли» и «самообман». Есть глубокое различие между утешительным заблуждением и правдой. 

В любом случае, хорошие эффекты религии могут, конечно, обсуждаться. В большинстве случаев оказывается, что религия даёт худшие основания для хорошего поведения, чем действительно доступные реальные причины. Спросите себя, кто более морален – тот, кто помогает из сострадания, или тот, кто делает добрые дела потому, что думает: «Создатель вселенной хочет, чтобы я сделал это, он вознаградит за делание добра или накажет за неделание»?

10) Атеизм не обеспечивает никакого основания для этики.

Если человек не понимает, что жестокость недопустима, он не заметит этих проявлений жестокости в священных текстах, жестокости и людей, и божеств. Мы не получаем нашу этику от религии. Мы решаем то, что хорошо, обращаясь к моральным интуитивным чувствам, которые присущи нам, и развитие этих чувств было обусловлено многотысячелетним размышлениями людей о причинах и условиях человеческого счастья. 

Мы сделали значительное моральное продвижение за эти годы, и мы не сделали этого, читая более основательно «священные» тексты. «Священные» тексты потворствуют практике рабства - и все же каждый цивилизованный человек теперь признает, что рабство - отвратительно. Хорошее в священном писании - подобно золотому правилу - может быть оценено за его этическую мудрость без нашей веры в то, что это было дано нам создателем вселенной.

Перевод Айбека.