Предостережения при оценке новых гипотез и теорий

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ!
Чтобы предостеречь читателя от поспешности в оценке новой теории, ниже приведены известные высказывания об оценке новейших гипотез.

Ю. А. Шредер (из статьи в журнале "Химия и жизнь", 1978, № 2, стр. 3 - 10):
"Триумфы науки породили что-то близкое к обожествлению науки. Все преподносимое от ее имени воспринималось как безусловная истина.
Как только мы привыкаем считать, что наука нам что-то предписывает, как только мы абсолютизируем ее конкретные достижения, мы предаем науку. Мы догматизируем ее, и тогда она принимает очертания застывшего мифа".

И. Е. Тамм (из статьи в журнале "Наука и жизнь", 1967, № 1, стр. 7 - 15):
"В конце прошлого и в начале этого века было широко распространено представление о том, что мы уже познали основные законы природы, и остается только применять их к новым явлениям. Даже такой крупный физик, как Кельвин, в своей речи, приуроченной к началу нашего столетия, сочувствовал последующим поколениям физиков, сказав, что на их долю не осталось ничего существенного. Правда, он проявил прозорливость, указав, что на ясном горизонте физики имеются лишь два маленьких облачка: одно - связанное с опытом Майкельсона, а другое - с равновесным тепловым излучением света. Из одного "облачка" вскоре выросла теория относительности, а из другого - квантовая теория.

На опыте этих новых, революционных теорий мы поняли, что развитие науки не имеет предела. Сущность в том, что наши понятия и представления не априорны, а являются результатом анализа, квинтэссенцией человеческого опыта. Такой анализ позволяет нам создать понятия и представления, теории, адекватные известному нам кругу явлений. Но каждый раз, когда мы проникаем в существенно новую область физических явлений, будь то область очень высоких скоростей (специальная теория относительности и космология) либо микрокосм, мир атомов и элементарных частиц (квантовая теория), нам приходится кардинально менять сложившиеся понятия и представления.

В последнее время у физиков становится все более явным ощущение, что мы находимся накануне фундаментальной революции в теории, которая приведет к не менее серьезному пересмотру представлений и понятий, чем это было сделано теорией относительности и квантовой теорией.

Вопрос о построении новой теории крайне актуален. В каком направлении пойдет ее развитие - совершенно неизвестно, поскольку выдвигается и исследуется очень много различных идей. У каждого работающего в этой области есть своя излюбленная дорожка".

А. Б. Мигдал (из статьи в журнале "Наука и жизнь", 1982, № 1, стр. 60 - 67):
"Задачи науки лежат на границе между известным и неожиданным. Отсюда одна из главных её черт - открытость новому, способность пересмотреть привычные представления и, если надо, отказаться от них.

Науку образуют факты, соотношения между ними и толкование этих соотношений. Факты и соотношения надо чтить, как Уголовный кодекс. Хорошо установленные факты неизменны, соотношения только уточняются с развитием науки. Но толкования фактов и соотношений, то есть представления, основанные на сознательно упрощенной картине явления, нельзя абсолютизировать. Представления, или модели, развиваются и видоизменяются с каждым открытием.
Чтобы установить истину, нужно поставить научный эксперимент, то есть проведенный специалистами, дающий повторяемые результаты и подтвержденный независимыми опытами других исследователей.

Любая общая идея приобретает ценность, только если она подтверждена научными доводами, и честь открытия принадлежит тем, кто способствовал превращению этой идеи в доказанную истину.

Законы в опытных науках в отличие от математики справедливы с той или иной вероятностью и с той или иной точностью.

Задача науки - отбирать наиболее правдоподобные объяснения и придерживаться их до тех пор, пока опыт или теория не заставят от этого отказаться".

М. В. Волькенштейн (из статьи в журнале "Природа", 1983, № 11, стр. 96 - 101):
"Новизна в науке всегда означает открытие новых явлений, построение новых гипотез и теорий, объясняющих и предсказывающих экспериментальные факты лучше и глубже, чем предшествующие теории".

К. Э. Циолковский (из статьи в журнале "Изобретатель и рационализатор", 1980, № 3, стр.32 - 34):

"Мы возмущаемся трагическою судьбою великих, осуждаем наших предков, отравивших Сократа, казнивших Лавуазье, сжегших Д. Бруно, заключивших в тюрьму Галилея и т.д. Мы склонны считать их ужасными преступниками и готовы растерзать их в негодовании или посулить им вечные посмертные муки, между тем как сами делаем то же, но не замечаем своих поступков. Не надо озлобляться, а лучше разобрать причины этого невыгодного нам явления, устранить их и быть самим на страже, чтобы не повторять исторических ошибок.

Ежели бедный и неизвестный человек скажет истину, то его не будут слушать и немедленно забудут его слова. Кто же половчее, заимствует мысль бедняка и даже забудет, что она не своя.

Если же авторитет скажет что-нибудь необдуманное, легкомысленное и даже глупое, то его со вниманием выслушают, напечатают и будут серьезно обсуждать. Если все о чем-нибудь говорят и утверждают, то есть вероятие считать это правдой (глас народа - глас божий). Если кого-нибудь начальство возвысило (министра, профессора), то не даром. Напечатанному есть также вероятие верить, потому что в книгах меньше врут, чем на словах. Но как легко ошибиться. Нужно верить только разуму и науке.

Постоянно отвергаются старые гипотезы и совершенствуется наука. И всегда этому более всего препятствуют ученые, потому что они от этой переделки более всего теряют и страдают.

Возьмем пример: новое правописание. Каждый считал себя образованным и грамотным, а прочих, простых людей малограмотными. Нововведение сделало обратное. Разве это не обидно, в особенности инертным людям и старикам! Опровержение какого-нибудь ложного открытия еще тягостнее.

Положим, опыт отверг гипотезу относительности (Эйнштейн). Сколько трудов было употреблено учеными для её усвоения, сколько студентов ломало над ней голову - и вдруг это оказалось вздором. И унизительно, и как будто клад потеряли. Сколько было гордости перед другими, незнакомыми с учением - и все рухнуло. Приходится склонить голову и горько пожалеть о затраченном времени. Разве это приятно!

К чему мы долго привыкали, то нам кажется истиной. В мозгу образуются соответствующие нервы и сосуды, которые очень постоянны и нелегко заменяются новыми, выражающими непривычные мысли. В зрелые годы погашение старых идей и рождение новых очень трудно и сопровождается страданиями, возбуждающими негодование против новатора. Чем старше возраст, тем это явление резче. Вот причина, вследствие которой состарившиеся авторитеты отрицают со скрытой злобой все молодое, новое, несогласное с их заматеревшими мыслями. Мешает верной оценке слабая восприимчивость, переутомление (наступающее у много работавших ученых даже в молодые годы).

Если даже судья восприимчив, знающ и справедлив, то и это иногда не помогает. Действительно, новая идея, изобретение известно хорошо только новатору, который отдал, может быть, ей целую долгую жизнь и все свои незаурядные силы, чего, конечно, человек с общими обширными знаниями сделать не может. Он не специалист в новом деле, а специалист тут только изобретатель. Вот почти неизбежная причина ошибки.

Мы уже не говорим про другие, менее извинительные тормоза просвещения: соревнование, зависть вообще, зависть профессиональную, классовую гордость и т.д. Не говорим и о пристрастиях разного рода: дружеских, родственных, половых, национальных, религиозных, патриотических и т.п.

Вследствие этих и других причин идея, даже самая плодотворная, большею частью гибнет, не добившись признания и осуществления.

В лучшем случае хорошая мысль тормозится и задерживается на десятки и сотни лет, смотря по обстоятельствам».

А. Пацук (из статьи в журнале "Химия и жизнь", 1982, № 10, стр. 84 - 85):

"Неведомое перерождается в известное не иначе как через промежуточное состояние - гипотезу, которая может быть подтверждена или опровергнута лишь со временем, только в горниле исторической практики. А это, конечно, невозможно без публикаций гипотез, без их апробации. Поскольку гипотезы часто неотличимы на первых порах от безумного бреда, их публикация связана с непреодолимыми трудностями даже для многих профессиональных ученых, не говоря уже о дилетантах, любителях науки.

Известный американский организатор производства Генри Форд говорил: "Специалисты вредны тем, что они скорее других найдут недостатки всякой новой идеи и тем самым помешают ее применению. Они так умны и опытны, что в точности знают, почему нельзя сделать того-то и того-то; они видят пределы и препятствия. Поэтому я не беру на службу чистокровного специалиста. Если бы я хотел убить конкурентов нечестными средствами, я предоставил бы им полчища специалистов. Получив массу хороших советов, мои конкуренты не могли бы приступить к работе".

Пожалуй, в этих словах емко и живо выражено не лишенное оснований мнение, что профессионализм исторически дискредитировал себя как оценщик принципиально новых идей. Известно, с каким трудом, с какой неохотой профессиональная наука осваивала новые мысли, считающиеся теперь очевидными истинами, и как ярко защищала заблуждения, ставшие сейчас очевидными нелепицами.

Профессионализм - это, пожалуй, своеобразный способ мышления, особый способ восприятия материального мира через его абстрактно-логическую структуру. Считается, что, чем выше степень отождествления этой структуры с объективной реальностью, тем выше степень профессионализма. Стало быть, все реально существующее, но логически не вытекающее из нашего мысленного парадигмального представления о нем, профессионал воспринимает как нечто не существующее в реальной действительности, как нечто невозможное, как абсурд, как бред. Вместе с тем любое изменение самой формально-логической структуры, выходящее за пределы ее внутренней логики, воспринимается профессионалом как искажение самой действительности.

Возьмем, к примеру, классическую электродинамику - науку, достигшую, пожалуй, наивысшей степени профессионализма. Логическая структура уравнений Максвелла непостижимо охватывает все многообразие реального электромагнитного бытия. Тем самым степень отождествления логической структуры абстрактных понятий и материального мира, их адекватность достигает здесь высшего уровня: материальная реалия, и ее абстрактная понятийная структура здесь полностью отождествляются - все реально наблюдаемые явления логически вытекают из уравнений Максвелла и все явления, логически вытекающие из них, обязательно существуют в действительности. Достичь такой степени профессионализма, какого достигла классическая электродинамика, для многих наук - пока недостижимый идеал.

А теперь представим себе, что некоторая гипотеза, имеющая отношение к электродинамике, попала профессионалу на суд. У профессионала есть единственный способ найти правильное суждение об этой гипотезе - сопоставить, идентифицировать ее с действительностью, а действительность профессионал видит только через призму уравнений Максвелла.

Допустим, что гипотеза утверждает существование нового феномена. Профессионал, выполнив процедуру идентификации, дает одно из двух возможных заключений, либо: "Да, такой феномен существует в действительности, но он тривиален, поскольку логически вытекает из уравнений Максвелла. Стало быть, предлагаемая гипотеза - новация профана, не заметившего в частном общего". Либо: "Нет, такого феномена безусловно быть не может, поскольку его существование противоречит логике уравнений Максвелла. Стало быть, предлагаемая гипотеза - чистый абсурд".
Но предположим, что гипотеза касается новой закономерности, которой подчиняются известные электромагнитные явления. Опять же, выполнив процедуру идентификации, профессионал ответит двояко. Либо так: "Да, такая закономерность верна, но она известна, поскольку представляет собой частный случай уравнений Максвелла. Стало быть, предлагаемая гипотеза - новация профана, далекого от понимания электродинамики". Либо так: "Нет, такая закономерность не соответствует действительности, поскольку она не согласуется с уравнениями Максвелла. Стало быть, гипотеза, простите, опять же чистая нелепость".

Короче говоря, в восприятии профессионала все новое - это непременно либо нелепость, либо ошибка профана.
Вспомним историю превращения величайшей из гипотез в величайшую из теорий - электродинамику Максвелла. Модели и аналогии, из которых, по Максвеллу, якобы следовали его уравнения и которые якобы доказывали соответствие их действительности, казались современникам настолько химерическими, что вся гипотеза в целом доказывала, мягко говоря, лишь психическое нездоровье автора, и тогдашняя научная общественность встретила его статью "О физических силовых линиях", опубликованную в начале 60-х годов прошлого века, вежливым профессиональным молчанием.
Впоследствии, спустя десятки лет, многие исследователи потратили немало времени на изучение максвелловских доказательств, пытаясь понять, в какой степени следуют (или не следуют) из его работы уравнения, названные именем создателя. Постепенно сформировалось убеждение, что этим усилиям суждено остаться бесплодными, а уравнения надо просто принимать такими, какими они есть, без логических доказательств. По этому поводу Генрих Герц произнес крылатую фразу: "Теория Максвелла - это система уравнений Максвелла". А произнести эту фразу Герцу было, по-видимому, нелегко. Дело в том, что именно Герц, стремясь экспериментально доказать абсурдность гипотезы Максвелла, открыл электромагнитные волны и тем способствовал превращению абсурдной гипотезы в общепризнанную теорию.

Таким образом, право публикации следует, по-видимому, предоставлять только той части всяких гипотез, которые в принципе возможно сопоставить, идентифицировать с действительностью путем эксперимента, наблюдения, опыта, практики.
Именно в этом смысле становится понятной знаменитая фраза Ньютона: "Гипотез не измышляю!"

В. В. Налимов (из статьи в журнале "Химия и жизнь", 1978, № 1, стр. 43 - 49):
"Наука устроена так, что сегодня научным становится то, что вчера было ненаучным. Легко убедиться, что наиболее яркие и плодотворные научные гипотезы в момент их появления вызывают в научной среде отчаянное сопротивление.
Научными оказываются только те гипотезы, которые могут быть поставлены в условия риска при проверке.

Рост науки - это не столько накопление знаний, сколько непрестанная переоценка накопленного - созидание новых гипотез, опровергающих предыдущие. Но тогда научный прогресс есть не что иное, как последовательный процесс разрушения ранее существующего незнания. На каждом шагу старое незнание разрушается путем построения нового, более сильного незнания, разрушать которое в свою очередь со временем становится все труднее.

Не достигла ли сейчас такого состояния физика, особенно теория элементарных частиц? Вчерашние концепции оказываются недостаточными ни для глубокого осмысления нового экспериментального материала, ни для предсказания новых эффектов. В то же время эти концепции достаточно сильны, чтобы противостоять их революционному изменению.

И сейчас невольно хочется задать вопрос: не произошла ли гибель некоторых культур, скажем, египетской, и деградация некогда мощных течений мысли, например древнеиндийской, потому, что они достигли того уровня незнания, которое уже не поддавалось разрушению".