Н.М. Баранов- основатель крейсерской войны

На модерации Отложенный
 

Вспыхнувшее в июле 1875 года восстание герцеговинских кресть­ян, спровоцировавшее вооружен­ное столкновение с Турцией Чер­ногории и Сербии, застало Россию врасплох. Петербург не мог допус­тить разгрома славянских госу­дарств и усиления Турции, однако проводить активную политику на Балканах опасался, ожидая возмож­ного противодействия Австро-Венгрии и Англии. Борьба с коалицией западных держав в то время пред­ставлялась особенно опасной. Эко­номика страны едва сумела изба­виться от постоянного бюджетно­го дефицита. Военное ведомство, энергично реформируемое воен­ным министром Д. А Милютиным, еще не завершило преобразований. Но хуже всего обстояли дела у моряков. Согласно статьям XI и XIII Париж­ского трактата 18/30 марта 1856 года России запрещалось содержать на Черном море военный флот и морские арсеналы. Правда, трактат разре­шал иметь шесть 800-тонных и четыре 200-тонных паровых судна для «прибрежной», иначе говоря, пограничной и та­моженной службы. В качестве таковых на протяжении двух десятилетий выступали де­ревянные корветы, постепенно ветшавшие и утратившие всякое значение. В 1870 году, пользуясь поражением Франции в войне с Пруссией, российское правительство объя­вило об отказе от упомянутых договорных статей. Однако возглавляемое великим кня­зем Константином Николаевичем ведом­ство использовало открывшиеся возможно­сти, чтобы выстроить две круглые плавучие броненосные батареи конструкции контр- адмирала А. А. Попова, проектировавшиеся для содействия армии в защите Днепро- Бугского лимана и Керченского пролива. Маломореходные, с небольшой — около 5 уз — скоростью батареи, названные «поповками», представляли собой сугубо обо­ронительное, да к тому же практически ста­ционарное оружие. Учитывая, что по мере развития событий война с Турцией стано­вилась все более вероятной, в Петербурге стали изыскивать средства усиления флота на Черном море.

Первым делом обратились к мысли ис­пользовать суда Русского общества пароход­ства и торговли (РОПиТ), обратить которые в крейсера для борьбы с английской мор­ской торговлей еще в 1870 году предлагал контр-адмирал И.Ф. Лихачев. Тогда среди подходящих пароходов назывались «Вели­кий Князь Константин», «Владимир», «Ар­гонавт». Спустя шесть лет эти планы были осуществлены. Уже 17 декабря 1876 года ди­ректор РОПиТ контр-адмирал Н.М. Чиха- чев телеграфировал управляющему Мор­ским министерством вице-адмиралу С.С. Лесовскому о высочайшем повелении «немедленно приступить к вооружению па­роходов Русского Общества минами». Труд­но сказать, кто именно стал инициатором этой меры, равно как выявить подлинного автора идеи вооружить пароходы 6-дюймо­выми (152-мм) мортирами, высказанной в докладной записке Н.М. Чихачева С.С. Лесовскому от 11 декабря 1876 года. Во всяком случае, роль директора РОПиТ в этом деле весьма велика.

В своей записке Н.М. Чихачев указывал, что палуба броненосца уязвима навесному огню мортир с расстояния 20 — 25 кб, тогда как ответный огонь самого броненосца на такой дистанции неэффективен. Он считал, что, обладая преимуществом в скорости, крейсера могут с такой дистанции обстре­ливать броненосцы, и даже повредить их, после чего сблизиться для удара миной. Им было предложено поставить по одной мор­тире в носу и корме, а также одну-две 4-фунтовых (87-мм) нарезных пушки. Для повышения вероятности попаданий Н.М. Чихачев считал, необходимым исполь­зовать уже испытанный на батарее «Перве­нец» прибор А.П. Давыдова, позволявший компенсировать влияние качки при стрель­бе. Несмотря на скептическое отношение великого князя Константина Николаевича к предложению директора РОПиТ, он по­зволил доложить о нем императору. Алек­сандр II одобрил идею, реализация которой легла преимущественно на плечи главного командира Черноморского флота, вице-ад­мирала Н.А. Аркаса.

Поначалу для службы «пароходами ак­тивной обороны» были приспособлены «Аргонавт», «Владимир» и «Великий Князь Константин», но в полной мере предложе­ния Н.М. Чихачева на них реализованы не были. Несколько позже, 11 июня 1877 года, в Николаеве началось вооружение парохо­да «Веста».* Судно получило пять 6-дюймовых нарезных мортир, одно 4-фунтовое и два 9-фунтовых (107-мм) нарезных ору­дия, по две скорострельных пушки Энгст- рема (42-мм) и Гатлинга, шестовые и бук­сируемые мины, а также два паровых ка­тера, приспособленных к применению мин. Как писал В. Чубинский: «Для командова­ния им по особому распоряжению коман­дирован из Петербурга капитан-лейтенант Баранов».

Что же известно нам о командире «Ве­сты»? Николай Михайлович Баранов ро­дился 25 июля 1836 года в семье дворянина Костромской губернии. Осенью 1852 года поступил в Морской корпус, обучаясь в ко­тором проявил способности в конструиро­вании стрелкового оружия. Будучи гарде­марином, участвовал в обороне Кронштадта от англо-французской эскадры. Получив в 1856 году чин мичмана, служил на Бал­тике, но уже в 1858 году уволился для служ­бы на коммерческих судах и поступил в Русское общество пароходства и торговли. Плавал три месяца стар­шим офицером на пароходах «Херсонес» и «Таврида», затем в 1859 году три месяца командовал «Вестой», а затем менее полу-года был старшим офицером на «Аргонав­те» и командиром «Ифигении». На следу­ющий год плавательный ценз Н.М. Бара­нова составил три месяца старшим офице­ром пароходов «Таврида» и «Керчь». Боль­шую же часть времени молодой офицер провел «при конторе». В конце того же года он вернулся на военную службу и был причислен к Комиссии морских артилле­рийских опытов.

На следующий год Н.М. Баранов посту­пил кандидатом на должность мирового по­средника Кологривовского уезда Костром­ской губернии. В 1862 году стал лейтенан­том, а через год, с началом Польского восстания, был зачислен в строевой состав флота. Летом — осенью 1863 года командо­вал береговой батареей № 7 в Кронштадте. С февраля 1864 года Н.М. Баранов исполнял должность начальника Модель-каморы, но лишь в октябре 1865 года был утвержден в ней. Тогда же он предложил проект пере­делки дульнозарядных 6-линейных (15,24мм) винтовок в казнозарядные, получивший одобрение специалистов. Надо сказать, что эта инициатива была воспринята неоднозначно. Так, Д. А. Милю­тин в своих воспоминаниях пишет: «Пред­ложенное Барановым ружье, по осмотре в артиллерийском комитете, оказалось вов­се не его изобретением, а случайно попав­шим в его руки ружьем «Альбини», одним из числа весьма многочисленных образцов, предлагавшихся тогда разными изобрета­телями в Германии, Бельгии, Англии, Аме­рике. Лейтенант Баранов, способный, бой­кий офицер, принадлежал к числу тех личностей, которых в школах зовут "выс­кочками"; он пробивал себе путь всякими выдумками, самыми разнообразными. Не довольствуясь добытым такими способами благоволением к нему морского начальства, он задумал подбиться к молодому наслед­нику, оказывавшему особенное располо­жение к морскому делу и к морякам. Его Высочеству внушили мысль, что он мог бы взять в свои руки ружейное дело, с кото­рым артиллерийское ведомство не умеет справиться». Справедливости ради надо сказать, что современные исследователи оценивают вклад Н.М. Баранова несколь­ко иначе. В частности, Вал.В. Мавродин указывает, что его винтовка «имела 10 су­щественных отличий от винтовки Альби­ни». Однако из-за ряда недостатков (не­возможность чистки канала ствола с каз­ны, неполная экстракция гильзы) она поступила на вооружение лишь морских частей.

В последующие годы на заводе Н.И. Пу­тилова по предложенному проекту переде­лали для морского ведомства 9872 винтовки. 31 декабря 1866 года Н.М. Баранова назна­чили начальником Морского музея, кото­рым он руководил с 1867 по 1876 год. В 1867 году его командировали во Францию для помощи вице-адмиралу Г.И. Бутакову, устраивавшему русский морской отдел Па­рижской всемирной выставки. В 1871 году Николая Михайловича произвели в капитан- лейтенанты и поручили устройство морско­го отдела Политехнической выставки в Мос­кве, а на следующий год — части соответ­ствующего отдела русской экспозиции Венской всемирной выставки. В мае 1876 год а Н.М. Баранов был назначен инспектором северных округов Общества подания помо­щи при кораблекрушениях. С началом же Русско-турецкой войны он стал добиваться назначения командиром одного из «парохо­дов активной обороны».

В своих воспоминаниях И.А. Шестаков, тогда служивший морским агентом в юж­ных государствах Европы (Италии и Авст­ро-Венгрии), писал: «Весьма странно было назначение Баранова, вовсе не служившего на море командиром в военное время. Лесовский, как мне говорили, должен был усту­пить августейшим влияниям, ловко приоб­ретенным Барановым. Но задолго до войны лукавый изобретатель негодного ружья, изу­чавший флот только по моделям музея, ко­торым заведовал, выступилв "Голосе" с иде­ей, что броненосцы могут быть легко атако­ваны не броненосцами. Вероятно, и эта выходка имела в назначении Баранова свою долю. Как бы то ни было, фортуна накреп­ко завязала глаза, и Баранов оправдал по­словицу "не родись красив, а родись счаст­лив". Его бой на "Весте", удачно размалеван­ный в рапорте, доставил ему славу и почести, еще более вздутые впоследствии взятием ту­рецкого парового транспорта с десантом. По-моему, действительно подвигом можно считать только помощь, оказанную им у Гагр Шелковникову и перевоз раненых с Кавказа в Керчь под турецкими дулами. Все остальное — блестки, утешительные для русского самолюбия, но более всего выка­зывающие турецкую апатию и невежество. Бой "Весты" был совершенно приравнен к бою "Меркурия". Те же награды достались на долю счастливцев, но вот разница време­ни: Казарский остался на своих лаврах скром­ным офицером, несмотря на аксельбант, а Баранов внезапно силой святого духа пре­образился в авторитет» .

Разумеется, под «августейшими влияни­ями» подразумевается влияние наследника престола, великого князя Александра Алек­сандровича, симпатию которого Н.М. Бара­нов приобрел благодаря продвижению про­екта переделки винтовок. Конечно, при оцен­ке отзывов И.А. Шестакова о Николае Михайловиче следует учитывать их взаим­ную неприязнь, однако и другие заслужен­ные моряки нередко отрицательно характе­ризовали последнего. Например, вице-адми­рал А. А. Попов в письме к великому князю Константину Николаевичу от 29 июня 1882 года признавался: «Понятно как мне грустно подумать, какая ответственность ляжет на Вашего племянника (речь идет о ве­ликом князе Алексее Александровиче. — Авт.), если действительно в Шестакове об­наружится сходство с Игнатьевым, Барано­вым и т[ому] подобными], которые ищут своей собственной популярности и ничего более». В другом письме, от 15 июля 1882 года, он высказался еще резче: «Баранов, на "Вес­те", весьма натурально бежал от сильного неприятеля, а в понятиях народа оказался героем, победителем броненосца, способ­ным градоначальником и губернатором; все­го этого недостаточно, и нет сомнения, что его надо сделать министром, чтоб убедить всех, что он действительно мерзавец».

Даже если принять во внимание откро­венную антипатию А.А. Попова к Н.М. Ба­ранову, не скупившемуся на критику су­достроительных экспериментов адмирала, которому она отозвалось опалой при во­царении Александра III, нельзя не задумать­ся о человеческих качествах еще молодо­го офицера, сумевшего настроить против себя столь разных людей. Несомненно, не­гативную реакцию вызывали его беззастен­чивый карьеризм и неразборчивость в сред­ствах достижения своих целей. Впрочем, даже эти качества могут сочетаться с от­вагой и воинским мастерством, однако Н.М. Баранову они были присущи не в дол­жной мере. Вместе с тем неглупый, деятель­ный и самолюбивый офицер обладал дву­мя неоспоримыми достоинствами: успел в общих чертах познакомиться с действи­ем приборов А.П. Давыдова и убедил вли­ятельных покровителей в том, что сумеет эффективно использовать их против непри­ятеля. Такому-то человеку и вверили ко­мандование «Вестой».

Неопытному командиру позволили выб­рать себе помощников. Старшим офице­ром парохода стал лейтенант В.П. Переле- шин, строевыми офицерами лейтенанты М.П. Перелешин, И.И. Жеребко-Ротмистренко, А.С. Кротков, князь Е.Ю. Голицын- Головкин, мичманы Г.В. Петров, Е.П. Ро­гуля. Их дополняли опытные специалисты: корпуса флотских штурманов штабс- капитан Н.И. Корольков, корпуса инженер- механиков поручик И.М. Плигинский, кор­пуса морской артиллерии прапорщик АН. Яковлев. Для обслуживания аппаратов Давыдова к составу экипажа был прико­мандирован член Артиллерийского отделе­ния Морского технического комитета, корпуса морской артиллерии подполков­ник К.Д. Чернов. Попал на «Весту» и лей­тенант З.П. Рожественский, командирован­ный Артиллерийским отделением на Чер­ное море для обеспечения работ по во­оружению береговых укреплений и судов. В состав экипажа также вошли два гарде­марина, пять волонтеров (среди них изве­стный конструктор подводных лодок С.К. Джевецкий) с офицерскими правами и 19 на правах нижних чинов, 55 охотни­ков (добровольцев) из черноморских и 53 нижних чина из балтийских экипажей, судовой врач лекарь В.-И. Франковский, фельдшер и санитар.

 

 

Для окончания работ по вооружению импровизированный крейсер 28 июня 1877 года вышел из Николаева в Севастополь, откуда вечером 3 июля отправился в свой первый боевой поход, получив задание сов­местно с пароходами «Великий Князь Кон­стантин», «Владимир» и яхтой «Ливадия» уничтожить склад угля в турецком порту Пендеракли (Эрегли), а также суда, которые окажутся в гавани. Однако эта экспедиция оказалась неудачной, и спустя трое суток «Веста» бросила якорь в Одесском порту, где простояла еще четыре дня. Пополнив за­пасы, установив приборы А.П. Давыдова и опробовав их действие стрельбой из мор­тир, пароход 10 июля вышел в крейсерство к Румелийскому берегу.

Около половины восьмого утра 11 июля 1877 года в 35 милях от Кюстенджи (ныне Констанца) с «Весты» усмотрели дым по левому крамболу/ Н.М. Баранов взял на него курс и довел ход до 12 уз. Вскоре стал виден рангоут, а затем и корпус, как по­казалось наблюдателям, колесного парохо­да, двигавшегося одним курсом с «Вестой». Лишь затем сумели определить, что судно сближается с крейсером, и только с трех миль опознали большой броненосец. По утверждениям Н.М. Баранова, опасаясь, что промах или недолет первого залпа окажет деморализующее влияние на экипаж, он продолжал идти навстречу противнику.

Ровно в 8 ч, с подъемом флага, на «Ве­сте» пробили тревогу. Согласно инструк­ции, подписанной главным командиром Черноморского флота, вице-адмиралом H.A. Аркасом, предполагалось при встре­че с неприятельским броненосцем вести ар­тиллерийский бой на дистанции не менее 10 кб, причем после пристрелки поддержи­вать ретирадный огонь из мортир на дис­танции 20 — 22 кб, вне дальности эффектив­ной стрельбы неприятельских орудий. Все расчеты строились на предположении, что «пароходы активной обороны» имеют пре­имущество в скорости перед турецкими ко­раблями.

Судя по рапорту Н.М. Баранова, сбли­зившись до 1000 саженей (в артиллерийской сажене — 1,829 м), «Веста» дала залп из ба­ковых мортир с помощью индикатора А.П. Давыдова. Обе бомбы упали сразу за кормой броненосца. После чего Н.М. Ба­ранов положил лево на борт и успел по­вернуть, прежде чем турки ответили, за­тем он подвернул вправо и привел неприя­теля в кильватер. Благодаря стремлению турок отрезать «Весте» путь на Одессу, расстояние уменьшалось медленно. С па­рохода открыли огонь из трех кормовых мортир, наводя их всем корпусом. Заметив это, броненосец вышел на левую ракови­ну «Весты» и в дальнейшем удерживал эту позицию, стреляя из носового орудия или двух бортовых, для чего отворачивал вле­во. Несмотря на маневрирование парохо­да, турок медленно приближался. По на­правлению он стрелял хорошо, но из-за зыби давал недолеты или перелеты. Посте­пенно «Веста» легла на курс к Севастополю.

Около 10 ч утра расстояние уменьши­лось до 5 кб. На мостике парохода реши­ли больше не уклоняться к югу. По утвер­ждениям Н.М. Баранова, вскоре залп кор­мовых мортир попал броненосцу в корму, однако и ответный залп турок принес много разрушений: был разбит прибор А.П. Да­выдова, убиты подполковник К.Д. Чернов и прапорщик А.Н. Яковлев, 4 матроса, ра­нены лейтенант А. С. Кротков и вся прислу­га мортир. Между тем, как вспоминал

В.И. Франковский: «От первого выстрела до первого раненого прошло ровно три часа (с половины девятого до половины двенад­цатого) ». Лекарь вспоминал, что услышал взрыв и продолжительный треск, идущий с кормы в нос, затем стоны. Первой жер­твой стал комендор 1 -го Балтийского флот­ского экипажа Леонтий Каширский, ране­ный в голову. С ним были ранены еще два матроса. У подполковника К.Д. Чернова шрапнелью перебило бедренную артерию, смертельное ранение в шею получил пра­порщик А.Н. Яковлев, у лейтенанта М.П. Перелешина оказалось сломано бед­ро. Н.М. Баранов был контужен в голову и ушиблен в левое плечо.

Один из неприятельских снарядов, как докладывал Н.М. Баранов, пробил борт и разорвался в жилой палубе. Над кормовой крюйт-камерой разгорелся было пожар, но его быстро потушили. Тогда же турки от­крыли огонь из ружей и скорострельных пушек. В дальнейшем «Веста» отвечала только из одной кормовой мортиры, а у бро­неносца не действовало заднее казематное орудие. Расстояние между противниками продолжало уменьшаться. На пароходе была разрушена «минная каюта», переби­ты коммутаторы и проводники от букси­руемого шеста и мин Гарвея. В начале вто­рого часа мортирная бомба попала в но­совую оконечность броненосца и, видимо, подбила погонное орудие, которое замол­чало. Турецкий же снаряд повредил штуртрос, и «Весту» поставило лагом к не­приятелю, но тот не мог стрелять из круп­ных орудий. Когда расстояние сократилось до 350 саженей (около 640 м), удачное по­падание в переднюю часть каземата непри­ятельского заставило турок остановить машину, после чего крейсер сумел ото­рваться.

В своем рапорте на имя H.A. Аркаса, от 12июля 1877 года, Н.М. Баранов предста­вил дело так, будто «после еще двух-трех наших выстрелов неприятель... стал быс­тро уходить», а он только ввиду повреж­дений своего парохода, множества раненых и утомления машинистов и кочегаров «не решился энергично преследовать убегавше­го быстроходного врага». Действительно, по свидетельству В.-И. Франковского в бою погибло 3 офицера и 9 нижних чинов, было ранено 6 офицеров, гардемарин, юнкер, 21 нижний чин и один вольнонаемный. Не вызывает сомнения и усталость машинной команды, выдержавшей пятичасовую (с по­ловины девятого до половины второго) погоню. Однако интерпретация действий противника, равно как и собственных на­мерений, оставалась на совести Н.М. Ба­ранова. Ему казалось недостаточным стой­ко сопротивляться превосходящему по силе неприятелю, непременно требовалась по­беда над ним. Громкая реляция, весьма кстати подоспевшая после неудачной по­пытки русской армии овладеть Плевной и снятия осады Карса, позволила Н.М. Бара­нову получить не только вполне заслужен­ную награду, но также внеочередное про­изводство в капитаны 2 ранга и пожалова­ние флигель-адъютантом.

Между тем подлинный характер собы­тия со временем стал обрисовываться яс­нее. Опровержение официального сообще­ния о бое опубликовал в газете «Times» от 3 сентября 1877 года начальник штаба ту­рецкой Черноморской эскадры англичанин Монтон-бей. А в ноябрьском номере «Мор­ского сборника» была помещена небольшая заметка, в которой говорилось: «Во время стоянки на якоре у Сулина соединенных отрядов Гобарта и Гассана-пашей, 6(18) сен­тября, по свидетельству корреспондента "Standard'a" от 6 октября, над капитаном "Фетхи-Буленда", Шукри-беем, произведе­но было формальное следствие по делу о неудачной его погоне за "Вестою". След­ственная комиссия вполне оправдала Шук- ри-бея; из шканечного журнала и из пока­заний офицеров выведено, что "Фетхи- Буленд" гнался за "Вестою" в продолжение целого часа после того, как она перестала палить, и что курс "Фетхи-Буленда" был изменен только в то время, когда не было никакого сомнения, что "Весту" догнать не­возможно». Наконец, капитан-лейтенант З.П. Рожественский решился высказать свою откровенную оценку происшедшего и напечатал в газете «Биржевые ведомос­ти» от 17 июля 1878 года статью «Броненос­цы и крейсеры-купцы», в которой призна­вался: «Хотя вся Россия знает, что "Веста" обратила в бегство турецкий броненосец, но, к сожалению, достопамятный эпизод этот не вполне верно объяснен, т.к. в дей­ствительности пароход "Веста" в течение 5  1/2 часов только уходил перед грозной си­лой врага со скоростью 13 узлов».

В связи с этим большое значение име­ет дневниковая запись С.О. Макарова, имевшего возможность осмотреть «Весту» вскоре после боя и пообщаться с ее командиром, офицерами и командой. Будущий  автор «Рассуждений по вопросам морской тактики» уже тогда доказал, что обладает незаурядными качествами боевого командира, и его мнение представляет для нас несомненный интерес.

Из записной тетради С.О. Макарова за 1876-1878 годы

«... После чего я пригласил Баранова в каюту и стаканом шампанского поздравил его с тем славным делом, которое будет признано целым миром. Баранов уехал, долг мой исполнен, но тяжелые мысли гнетут и давят меня. Неужели и прежде всегда прославляли тех, кто бессовестно умел себя расхваливать, неужели это знаменитое дело брига "Меркурий" было такое же фальшивое надувательство, как и дело "Весты", которое не может выдержать даже слабой критики, из которого можно научиться только тому, что важно не сделать, а суметь рассказать.

Пароход шел в крейсерство для уничтожения купеческих судов, увидел утром дым, принял его за купеческий пароход, повернул на дым и сближаясь двойною скоростью ду­мал, что он догонял судно, у которого колеса. Увидел, что броненосец, тогда, когда уже было поздно убегать, так что когда повернули, то были от него на очень близком расстоя­нии. Началась перестрелка, продолжавшаяся 5 1/2 часов. Неприятель, по отзыву всех слу­жащих, стрелял чрезвычайно метко, так что в течение 5 1/2 часов, сделав 108 выстрелов, он сделал даже одну пробоину в палубе парохода. Когда командир пожелал употребить мины, то минный офицер лейтенант Перелешин доложил ему, что проводники кормового минно­го шеста и 4 мин Гарвея были перебиты (замечательна случайность, что штуртрос, прохо­дящий на мостик, остался совершенно цел).

Бомбу разорвало в каюте, при этом ни на полу, ни на стенах ни одного повреждения, только в верхней палубе один осколок. Произошел пожар, и совершенно нет ни одного обуглившегося места.

Баранов делал следующий маневр: когда увидит били из орудия, то кладет лево, и в течение времени от 2 до 6 секунд, когда снаряд летит от неприятеля до него, он успевал сделать следующее: скомандовать «лево на борт», положить руль и уклонить судно так, чтобы снаряд пролетел мимо. Все старания направлены на то, чтобы подвертывать неприя­телю корму и подставлять себя продольным залпам.

Меткость стрельбы поразительная, из 180 выпущенных бомб, по отзывам служащих, 3  попало.

Когда броненосец хотел таранить "Весту", то она залпом, направленным в таран, отводи­ла нос тарана и этим спасала себя от таранного удара.

Таким образом, сделано следующее открытие: против таранного удара действовать ар­тиллерией, а против артиллерийского огня действовать рулем.

Когда паровые катера с "Ливадии" готовились для нападения в Пендераклии, то Баранов непременно хотел, чтобы его катера тоже участвовали. Практические упражнения ливадских катеров с нашими показали, что они не достаточно умеют скрывать огни, тогда я обра­тился к Баранову и просил его, чтобы он употребил влияние, чтобы на его катерах было сделано все возможное, чтобы скрывать огни. Баранов на это сказал мне, что если понадо­бится, то на катерах рубашками закроют огни. Все вооружение "Весты" и их дело есть ряд затыканных рубашками различных дыр. О предварительной подготовке не может быть ни речи, ни мысли; снаряды не лезли в канал, сигнальщики не различали судно, минеры не могли собрать проводников. Весь расчет был основан на том, что в данную минуту каждый сорвет с себя рубаху и ей заткнет какую-нибудь дыру или пробоину. Если представить себе, что две шлюпки пошли под парусами из Петербурга в Кронштадт, на одной пусть сидят моряки, на другой люди, совершенно незнакомые с морским делом. Первые проплы­вут, и с ними не случится на пути ничего интересного, вторые будут штормовать, у них по всей вероятности вырвет парус, лодку повалит на бок, начнет заливать, рубаху поднимут вместо паруса, шапками будут отливать воду, словом плавание будет полно Интереса, в Крон­штадте их встретят со всевозможными овациями, и люди эти прослывут за истинных геро­ев. Пароход "Веста" как раз напоминает эту самую шлюпку с авантюристами. Нет ни рос- писания, ни предположений, все предоставлено воле провидения. Я сказал Баранову, что я признаю, что броненосец мог отступить благодаря их огню, но что он не утопил их един­ственно благодаря скверной стрельбе и счастью. Баранов не хочет слушать и говорит, что неприятель не попал в него потому, что он клал руль. Баранов советует мне оставить мины и заняться артиллерией».

РГАВМФ Ф. 17, Оп. 1, Д. 283, А. 29 об — 32 об


 


Следует заметить, что сам С.О. Макаров не раз сталкивался в море с турецкими бро­неносцами, но умелым маневрированием уклонялся от неравного боя. Спасаться от броненосцев приходилось также «Аргонав­ту», 10 июля 1877 года обменявшемуся с не­приятелем несколькими выстрелами на пре­дельной дистанции, и «Ливадии», 12 августа сумевшей избежать перестрелки. Разумеет­ся, ни один из этих случаев не был представ­лен в качестве подвига.

Между тем вскоре после вымышленной победы над превосходящим противником Н.М. Баранов сумел действительно одер­жать верх над турецкими моряками. На­правляясь в крейсерство к берегам Кавка­за, он 23 августа 1877 года получил в Кер­чи телеграмму с приказанием H.A. Аркаса идти в Гагры, чтобы принять на борт ра­неных из отряда генерал-майора Б.М. Шелковникова. Выполняя приказание, паро­ходы «Веста» и «Владимир» 26 — 27 авгус­та, действуя в непосредственной близости от неприятельских броненосцев, забрали 18 раненых и до 600 офицеров и солдат, которых 28 августа доставили в Туапсе.

К тому времени руководство морским ведомством приняло решение вооружить по образцу «Весты» еще один пароход РОПиТ. Для этой цели правление общества предо­ставило свое лучшее судно — «Россию» (зачислено в состав флота 14 сентября 1877 г.), командиром которой назначили Н.М. Баранова, четырьмя днями ранее пере­давшего «Весту» капитан-лейтенанту П.М. Григорапгу. Мастерские Николаев­ского порта в октябре — начале ноября поставили на «России» шесть 8-дюймовых (203-мм), три 6,03-дюймовых (153-мм) пуш­ки, две 6-дюймовые мортиры, две 9-фунтовые пушки, три скорострелки Энгстремаи две — Пальмкранца. Судовые паровые ка­тера были приспособлены к стрельбе мина­ми (торпедами) Уайтхеда. По просьбе Н.М. Баранова Главное артиллерийское уп­равление выделило для нового крейсера 9-дюймовую (229-мм) мортиру. Ее установ­кой и монтажом приборов А.П. Давыдова средствами Одесского порта в ноябре завер­шились работы по вооружению, и 7 декабря «Россия» была подготовлена к походу. Н.А Аркас предписал Н.М. Баранову совер­шить набег на Пендераклию, чтобы осуще­ствить не удавшийся в июле предыдущего года разгром угольных складов и нанести удар по торговому судоходству неприятеля, соблюдая при этом осторожность. 11 декаб­ря новоиспеченный крейсер вышелиз Одес­сы и направился вдоль Румелийского бере­га, минуя Босфор, к Пендераклии.

В 7 ч утра 13 декабря на подходах к это­му порту с «России» усмотрели дым, а через полчаса, убедившись, что передними не бо­евой корабль, сблизились с крупным паро­ходом. Так в руки Н.М. Баранова попала «Мерсина», перевозившая табор анатолий­ского низама (батальон регулярных войск), рекрутов и гражданских пассажиров. 14 де­кабря «Россия» привела свой приз в Одессу. Данные о численности пленных в разных источниках расходятся. В одних называется цифра 893 человека (19 офицеров и чинов­ников, 810 нижних чинов, 26 человек коман­ды парохода, 12 женщин, 6 детей и 21 пасса­жир мужского пола), в других упоминается только 4 штаб-, 10 обер-офицеров и 785 ниж­них чинов. Груз «Мерсины» состоялиз не­большого количества продовольствия, но было на ее борту также золото и 16 пудов (262,08 кг) серебра высокой пробы.

Постановлением Николаевского призо­вого суда от 8 декабря было установлено денежное вознаграждение. 19 марта 1878 года последовало высочайшее разрешение личному составу «России» участвовать в разде­ле призовых денег из расчета 5/8 общей сум­мы, причем лично Н.М. Баранову причита­лось 10 ООО руб. Дальнейшие события доста­точно объективно изложил И. А. Шестаков, писавший: «... Получивши десятки тысяч вместо ожидаемых сотен, Баранов, уже раз­драженный решением вопроса, касавшего­ся его чести, просто сошел с ума. Ему пока­залось, что по личной ненависти его хотят лишить даже достояния, и в гневном порыве он подал управляющему записку, по моему мнению, не только непристойную, но глу­пую. В ней неловко перечислялись все его заслуги, за которые не было никаких наград. Записку, приводившую в негодование вся­кого порядочного человека, Баранов про­сил представить на усмотрение Его Импера­торского Величества. Великий князь Кон­стантин был тогда в Париже, но едва ли доклад государю произошел без его ведома. Я слышал даже, что Орлов советовал гене­рал-адмиралу потушить дело, но безуспеш­но. Государь велел направить дело судебным порядком.
В исходе декабря*** Баранов предстал пе­ред военным судом Петербургского порта по обвинению в оскорблении начальства. Аудитория состояла из почтенных лиц мор­ского и других ведомств. Обвиняемое под­судимым министерство блистало отсутстви­ем. Присутствующие знали
le dessous des cartes, именно, что генерал-адмирал не любил Баранова за антипоповочное настро­ение и еще более за то, что к Баранову был внимателен цесаревич. Несмотря на это, ни­какой здравомыслящий человек не мог оп­равдать Баранова, да и самая личность под­судимого мало в ком возбуждала симпатию. По крайней мере, самые компетентные це­нители его, моряки, всегда видели в Барано­ве ловкого пройдоху только, и слава его под­вигов нисколько не изменила сложившего­ся о нем мнения. Но Баранову во всем удача. Преследовавший по поручению министер­ства прокурор Никифоров увлекся до не­приличия, придал обвинению характер прежнего, уже вымершего в новых судах кляузничества».

В итоге Н.М. Баранова все же призна­ли виновным в нарушении дисциплины, и в январе 1880 года он был уволен. Однако благодаря покровительству наследника его вскоре приняли на службу, зачислив в полевую пешую артиллерию, с переименова­нием в полковники, а затем назначили Ко- венским губернатором. После убийства императора Александра II Н.М. Баранов стал петербургским градоначальником, но уже в 1882 году был снят и назначен ар­хангельским губернатором, а через два года— нижегородским. В 1888 году ему присвоили чин генерал-майора, в 1893 го­ду — генерал-лейтенанта, а в 1897 году на­значили сенатором. Скончался Н.М. Бара­нов 30 июля 1901 года.


 

 

Бой парохода Веста с турецким броненосцем Фехти-Буленд в Чёрном море 11 июля 1877 года. Иван Айвазовский




 

Пароход Русского общества пароходства и торговли «Веста»





Противник "Весты" казематный броненосец "Фетхи-Бюленд"
Его оригинальный вид и после модернизации.


Предложенная вашему вниманию статья написана Р.В. Кондратенко и опубликована в журнале "Гангут" №41 в 2007г.


Считаю, что история несправедлива к Николаю Михайловичу. Да, он преувеличил и приукрасил свой рапорт. Но все остальное-подковерные интриги, от которых он пострадал. Да он был тщеславен. И ехал на Черное море он за "крестами"!! И пароход вооружал именно для такого "боя на отходе". Неповезло, что встретился самый быстроходный броненосец турок. И принял бой, и пошел на сближение, и маневрировал, и отстреливался и спас пароход. Такая тактика была просчитана заранее и описана в полученной им инструкции.
Два слова по поводу Рожественского: у  Грибовского есть книга "Вице-адмирал Рожественский". Глава 2. - Дело "Весты". Там довольно подробно рассматриваются нюансы взаимоотношений ЗПР и Баранова, а также приводится отрывок из статьи Рожествеского "Броненосцы и крейсеры-купцы".
как сказал  grosse на старой Цусиме: как говорилось в фильме "Гараж": "Во время предать - это не предать, во время предать - это предвидеть..." (с)
Хоть ЗПР и жаловался что Георгий жжет , но не снял!!

Использованные материалы:
http://tsushima.borda.ru/?1-14-0-00000013-000-10001-0
http://tsushima.su/forums/viewtopic.php?id=6930
Морской сборник №8 за 1877г
Грейг С.К.,Панафидин П.И. и др. Чубинский В. «Минная война» // «Морские сражения русского флота / Сост. В.Г. Оппоков. — М.: «Военное издательство», 1994. — С. 379-384. — 559 с.
The Ottoman Steam Navy 1828-1923
Особую благодарность хочу высказать Стерегущему с Цусимских форумов за личное общение и помощь!